Это происходило часто, и та ночь не была исключением.
Когда я помогла ей перелезть через оконную раму, малышка Хоуп разревелась раньше, чем успела спрыгнуть на пол. Я не зажигала свет в комнате, но мощный разряд молнии осветил на лице Хоуп свежий кровоподтек. Отчим снова ударил ее.
Хоуп плакала очень тихо, хоть ей и было больно. Как и все мы, она знала, что лучше не создавать шум, чтобы не схлопотать еще. Поэтому, не желая будить моего отца, я помогла Хоуп влезть в мой дождевик, и, выбравшись на улицу через окно моей спальни, мы побежали к нашему убежищу.
Хоуп было всего семь, и она боялась шахт. Там было темно и сыро, а во время грозы нижние уровни всегда затапливало водой. Хоуп боялась, что мы забредем не в ту сторону, потеряемся и утонем, но как только она замечала блики фонариков на каменных стенах, то срывалась вглубь тоннеля, выпустив мою руку. Она знала, что там ее ждет Энзо, а значит там никогда не будет страшно.
Малышка Хоуп обожала Энзо. Он был ее сводным братом и защитником, даже ценой собственной безопасности.
В моих ушах до сих пор звенит ее звонкий крик:
– Энзо! Энзо!
Неуклюжая Хоуп споткнулась о камень и упала в объятия брата, но Энзо, как всегда, успел поймать ее. Он оторвал сестру от земли и стиснул в дрожащих руках. Кажется, в тот момент он тоже плакал.
И только тогда я заметила рассеченные до крови раны, которыми были усыпаны предплечья Энзо. В то время любимым орудием для наказания у родного отца Энзо был толстый ремень из бычьей кожи. Джон Эверетт даже смастерил для него особое место – вбил крюк в стену гостиной рядом с дряхлым шкафчиком для виски. Когда шкафчик оказывался пуст, крюк тоже пустовал. Ремень из самой жесткой, плотной и тяжелой кожи бил хлестко с первого удара. Но разве дети должны об этом знать?
А мы знали.
Помню, с какой искренней жалостью я тогда смотрела на Энзо и малышку Хоуп. Ведь если бы мой отец, вернувшись домой от Эверетта, не свалился с ног на диван в гостиной, меня ждала бы похожая участь.
– Ненавижу его, – слова Энзо отразились эхом от каменных стен шахты. – Ненавижу. Хочу, чтобы он сдох. – Он склонился над Хоуп и заправил ее лохматые золотистые волосы за уши.
Хоуп напоминала ангела. Голубые огромные глаза, белокурые волосы, выжженные на солнце, и длинные ресницы, которые слишком часто были мокрыми от слез. И если бы не синяки на руках, она бы точно напоминала маленького ангела, которого зачем-то обрекли на земные муки.
Кажется, наблюдая за сводными братом и сестрой, я тихо всхлипнула, и тогда Тео осторожно коснулся моей руки. Он сжал мои пальцы и держал меня за руку все время, пока Энзо разжигал костер. Я думаю, что в тот момент я уже по уши была влюблена в Тео.
(дополнено)
Забавно, но даже в том, кажется, беспросветном унынии мы умудрялись находить маленькие радости.
Хоуп всегда просила Энзо рисовать для нее животных на стенах заброшенной шахты. Энзо выбирал из костра подходящие угли и создавал для сестры шедевры, подобные настоящей наскальной живописи.
– Я хочу пони! Когда я вырасту, то обязательно буду ездить на пони.
– Когда ты вырастешь, я куплю тебе мощного жеребца, – отвечал ей Энзо.
– А как его будут звать?
– «Мустанг». Я подарю тебе самый классный «Мустанг». – Энзо отвернулся к каменной стене и продолжил выводить на ней черные полосы.
Спустя некоторое время рядом с веселой пандой и задумчивой совой появился волшебный пони. Энзо пририсовал ему рог, чтобы животное выглядело еще более сказочным. Его творческое решение вызвало у Хоуп настоящий восторг. Она от души засмеялась, но потом резко сморщилась, накрывая ладонью кровоподтек под глазом.
Как ты понял, наши маленькие радости не были долгосрочными. Но именно благодаря боли и родилась наша игра.
– Не плачь. Обещаю, я отомщу за тебя. Клянусь, Хоуп. Ты прости, что я не смог уберечь тебя сегодня, но скоро я смогу. Я вырасту, а он постареет, я наберусь сил и тогда смогу защищать тебя всегда. Вместе со мной будет расти и моя ненависть. Я никогда не забуду, что он сделал. Никогда не прощу. Только верь мне, ладно? И ничего не бойся.
Те слова Энзо сковырнули раны каждого из нас. И ненависть полилась наружу.
– Я так сильно его ненавижу, что проколол бы шины в его пикапе! – первым рявкнул Тео.
Я повернулась к нему лицом. Между бровей образовалась складка, взгляд был сосредоточенным и полным злобы. Я поняла, что Тео не шутил.
А потом внезапно Энзо спросил меня:
– А что бы сделала ты? Твой папаша такой же урод, как и мой.
Глава 9. За(по)бег
Гребаный заносчивый моряк!
Бог, признайся, ты наслал его на меня, чтобы окончательно испортить мне жизнь? Не мог выбрать кого-нибудь попроще? Или я не заслужила снисхождений?
– К черту его! – психую я, толкая парадную дверь своего арендованного дома, и с силой захлопываю ее за своей спиной. – Он не испортит мой план. Он – никто. У него нет доказательств, что именно я была с ним в ту ночь.
Но яркие следы от засосов на моей шее говорят об обратном.
Неважно, что у него нет доказательств. Достаточно того, что моряк убедился, кто перед ним. И что-то мне подсказывает, что он не оставит это просто так. Он едва не подставил меня в первый же день – уверена, это только начало. Уверена, он станет той самой занозой в заднице, без которой, можно подумать, мне слишком комфортно жилось.
Хорошо, что Тео слишком тактичный, и не стал задавать лишних вопросов о моем внезапном исчезновении. Я сослалась на свои истерзанные туфлями ноги и быстро попрощалась с ним до завтра. Так быстро на каблуках я еще никогда не бегала.
Однако той пробежки до машины было недостаточно. Я не успокоилась до сих пор. Мое раздражение не унимает душ, заказанный на дом ужин, бокал вина и даже пятнадцатиминутный телефонный разговор с Энзо, в котором, кажется, мне удается убедить его, что первая за десять лет встреча с моей единственной любовью прошла без инцидентов. Дарио не считается. Он не имеет с нашим делом ничего общего.
– Мне нравятся твои слова. – Слышу, как пирсинг в языке Энзо ударяется о зубы. Скорее всего он облизнул верхнюю губу. – Но не нравится твой голос. Ты что-то скрываешь от меня.
– Нет, Энзо. Все в порядке. Это было даже легче, чем я предполагала. Только зря накручивала себя, – почти не лгу я.
Ведь все действительно прошло как нельзя лучше. Я поняла, что могу контролировать себя рядом с Тео. Наша встреча не выбила меня из колеи, а значит, я смогу двигаться дальше, смогу исполнить наш план, о котором помнила каждую минуту, и я пойду до конца. Главное – держать дистанцию и не позволять ему прикасаться ко мне. Кажется, тело помнит больше тепла, чем мозг. А мне не нужны эти воспоминания.
– Не сомневайся во мне, пожалуйста, – произношу вслух.
– Я не сомневаюсь. – Ровный тембр его голоса заставляет меня задержать дыхание. Энзо всегда говорит тихо. Его голос звучит слишком низко. Он никогда не повышает голос, но его все всегда слушают внимательно и молча. Я не исключение. – Я беспокоюсь о тебе.
– Не нужно.
– Я приеду, как только закончу дела в Бостоне.
– Не торопись. Я справляюсь.
– Хорошо. – Слышу вдох, и знаю, что Энзо делает глубокую затяжку. – Звони в любое время. Я отвечу. – Он выпускает дым.
– Знаю. Не переживай. Все идет по плану.
Он отключает вызов, а я тяжело вздыхаю, рухнув на кровать.
Я не слабачка. Нужно просто сконцентрироваться. И я знаю хороший способ, чтобы разложить мысли по полочкам и заодно сбросить негатив. Хотела бы я сказать, что это секс, но нет. Теперь я порядочная Астра Аллен, которая заперла красноволосую бестию Ревендж в подвале до исполнения плана. Я больше не могу так безрассудно рисковать. Никаких одноразовых связей в Роли. Отныне я соблюдаю целибат28.
Поэтому вместо сетчатых колготок и кожаных шортов Астра Аллен натягивает на свою упругую задницу тайтсы29, умещает сиськи в спортивном топе, обувает кроссовки и, поцепив на руку чехол для телефона, выбегает на вечернюю пробежку.
На окраине неподалеку от моего дома есть небольшой парк. Выглядит он стремно, не удивлюсь, если в семидесятых там зарыли парочку трупов молодых девиц, но я умею громко кричать и не сдамся без боя.
Подключив беспроводные наушники к телефону, я воспроизвожу свой плейлист для бега и направляюсь вглубь парка по тускло освещенной аллее. Мысли моментально выветриваются. Я слышу только ритмичные, спокойные басы музыки, которые эхом отдаются внутри груди, и бегу. Уже поздно, и парк совершенно пустой. Теплый ветер мешает деревьям спать, всколыхивая их кроны. Запах листвы проникает мне в легкие, и на мгновение я даже прикрываю глаза.
Здесь комфортно. Свежо. Безлюдно. Здесь я принадлежу самой себе. Пока я бегу, я знаю свою цель, знаю, что однажды, мне придется остановиться. И мне нравится, что я сама решаю, когда нужно закончить забег.
Я могу бежать быстро, если захочу. Могу перейти на шаг, но не переставать двигаться вперед. Могу прислушиваться к внутренней «я» и абстрагироваться от окружающего мира. А если захочу, могу и вовсе убежать, чтобы меня не нашли.
Я сворачиваю с аллеи на грунтовую узкую дорожку подальше от фонарей. Мечта для серийного убийцы – скажете вы. Но Энзо не зря с пятнадцати лет учил меня драться. Поэтому я не боюсь. А еще я очень быстро бегаю. Пришлось научиться еще в детстве, когда стоял выбор: либо схлопотать от пьяного отца, либо сбежать. Чем старше я становилась, тем дальше убегала. Но хотелось так далеко, чтобы не возвращаться и забыть дорогу домой.