В тот день он не сделал мне больно, я не запиралась в шкафу и не молилась о спасении. Но это не искупляло его вины, ведь я помнила, что было до этого дня, за неделю до него, за месяц, за год. Возможно, его память и притуплял алкоголь, но мою нет. Я помнила все: каждый свирепый взгляд, каждый замах, каждый удар.
Мои руки тряслись.
Я знала, что он не проснется, потому что выпил достаточно много. Однако утром ему бы все равно захотелось отхлебнуть из горла любимой бутылки.
Она стояла там, у его кровати, на тумбе.
В ней уже была порция яда от Энзо. Но не смертельная. Я должна была добавить свою, чтобы закончить игру и уничтожить своего монстра.
(дополнено)
Я не смогла. Моя рука не дрогнула, даже когда я вспомнила о нем самое плохое.
Отец был пьян, беспомощен и жалок. Да, я пожалела своего монстра и не смогла расправиться с ним. Я всегда была слабачкой. У меня никогда не получалось нажать на внутренний переключатель и отключить эмоции, чтобы быть смелой, чтобы ничего не чувствовать. Так умел только Энзо.
Я разревелась у кровати отца, как маленькая девочка, и выбежала из спальни. Пузырек с ядом был смыт в унитаз.
Но наутро отец все равно не проснулся.
Позже Энзо признался, что сам закончил игру за меня. В последний раз. Но как оказалось, он солгал – тот раз не был последним. Он продолжал играть со мной в паре, но против меня, пока не уничтожил каждого из нас и не остался единственным победителем.
(дополнено)
Отцу констатировали смерть от острой сердечно-сосудистой недостаточности на фоне интоксикации этанолом. Проще говоря, отравление было вызвано чрезмерным употреблением алкоголя, повлекшим за собой летальный исход. Такую причину и осложнение указал в заключении о смерти местный врач, даже не вскрывая тело.
Энзо даже не паниковал, будто знал, что так и произойдет и нас никто не заподозрит. Как и предвидел то, что я не смогу выполнить свою часть игры, поэтому сразу всыпал в виски моего отца достаточную дозу мышьяка. Поэтому, возможно, когда я стояла у двери в спальню отца и решалась на страшный шаг, он уже умирал, а я даже не заметила, в какой момент прекратился его храп. Возможно, когда я ревела у его кровати, он уже был мертв, а я даже не обратила внимания на признаки смерти.
Похорон отца я тоже не видела, но уверена, что в холодную землю у разваленной часовни вбили еще один деревянный крест, а Джон Эверетт снова напился до беспамятства, вот только в этот раз в одиночку.
Знаешь, некоторые верят, что после смерти души, которые были близки при жизни, находят друг друга где-то высоко на небесах. Так вот мне хочется верить, что моя мама не успела сблизиться с отцом настолько, чтобы он отыскал путь к ее душе. Он этого не заслужил.
(дополнено)
Через пару дней после смерти отца мы с Энзо сбежали.
Поначалу нам пришлось осесть на несколько месяцев в Кардиффе, потом перебраться в Лондон, а когда удалось накопить достаточное количество денег, мы наконец-то рванули в Бостон. Мне едва стукнуло восемнадцать. Я уже могла спокойно путешествовать без согласия родителя или положенного мне опекуна, которого так никто и не назначил, потому что до таких детей, как мы с Энзо, никому нет дела. Нас даже никто не искал.
У нас все получилось, моряк. Энзо не лгал, когда говорил, что все продумал и организовал заранее. Он готовился к побегу со дня исчезновения нашей маленькой феи Хоуп. Поэтому я полетела навстречу новой жизни, не зная, что на нее у Энзо тоже имелся свой план. И я не была его соучастницей. Я всегда была фигуркой на игровом поле Бласта и двигалась вперед, пока приносила очки. Он знал, что, если потребуется, на финише легко сможет меня сломать.
Глава 22. Встреча чемпионов
Не знаю, как долго звал меня Рой прежде, чем толкнуть в плечо. Кажется, я залип в шоковом оцепенении. Последняя заметка Астры, если не считать ту, что она написала от руки, – наносит мне нокаутирующий удар.
«Ты уверен, что повторишь свои слова, если узнаешь мою третью тайну?»
Ты уверен?
Уверен, Дарио?
Я, мать вашу, теперь ни в чем не уверен.
Она буквально призналась в убийстве не просто человека, а своего родного отца. И даже пусть ее руки чисты, она все равно является соучастницей Энзо.
Как она могла не замечать, что он манипулирует ею?
Как вообще можно доверять человеку, который вкладывает в твои руки яд для преднамеренного убийства отца?
Тем самым он думал, что помогает ей? Или он знал, что обрекает Астру на вечный долг перед собой?
Не зря с этим мутным типом познакомился сразу мой кулак, а уже потом – я сам.
– Дарио, скажи что-нибудь, – беспокоится Рой, встряхивая меня за плечи.
– Когда у нас финал?
– Через три недели.
– Не трогай меня три недели. Мне нужно многое переосмыслить.
– Твою мать, Дикий, не сливай нас. Я тебе этого не прощу! – вспыхивает Рой, разворачивая мое кресло так, чтобы я смотрел ему в лицо.
– Я ведь пообещал, что не сделаю этого, – спокойно напоминаю я, когда у самого внутри пылает пожар, и стискиваю подлокотники кресла, чтобы унять тряску в руках. – Я буду на всех тренировках. Не переживай. Просто оставь меня.
Рой неуверенно оглядывает мое лицо, а потом косится в сторону монитора, но я захлопываю ноутбук.
– Точно все в порядке? Ты меня пугаешь.
– Успокойся. Я держу свои обещания. Мне просто нужно привести в порядок свои мысли.
Сегодняшний матч выводит нас в финал, где мы снова столкнемся с вечными противниками «УКЛА Брюинз», но прямо сейчас наша команда ликует и набрасывается на меня с объятиями.
Я делаю все, как и обещал. Мы почти чемпионы. Моя игра на высоте. Отец посещает каждый матч и остается крайне довольным. Я избегаю его, и это не удивительно. А вот, что удивительно: Тео и мой отец совершенно очевидно избегают друг друга. Напряжение между ними становится особенно ощутимым, когда отец спускается с трибуны в компании важного мужика в солидном костюме и, минуя Тео, направляется прямиком ко мне.
– Дарио, познакомься – это Рэйнольд Кинг – генеральный менеджер NBA.
– Рад познакомиться с вами, Дарио. – Важная шишка протягивает мне руку, на запястье которой красуются часы Cosmograph Daytona – самая популярная и дорогая модель Rolex. Очень надежная модель, проверенная на прочность моим отцом этим летом, в день, когда мне пришлось вернуться домой и отхватить по полной программе с особой жестокостью. Часы, кстати, не пострадали. В отличие от моего лица.
Меня передергивает, но тем не менее удается выдавить улыбку:
– Взаимно, мистер Кинг. – Скрепляю наше знакомство рукопожатием.
– Я пришел пожелать вам удачи в финале. Буду с особым интересом наблюдать за вашей игрой, мистер Сантана. Надеюсь, вы исполните нечто достойное моего заманчивого делового предложения, которое непременно последует в случае победы «Тар Хилз».
– Он не подведет, – вместо меня отвечает отец.
Я бросаю короткий взгляд в сторону Тео, стоящего в паре футов от нас. Внешне он сохраняет спокойствия, но по какой-то причине я чувствую его внутреннее недовольство. Отец проявляет грубое неуважение, а его поведение как минимум оскорбляет Тео как тренера. Но когда Алонсо Сантану заботили чувства других людей, даже тех, кого он называет своими сыновьями?
Не дожидаясь моей реакции, отец улыбается и уводит Рэйнольда Кинга с площадки. Среди ликующей толпы всего на долю секунды я снова ловлю тяжелый взгляд Тео. Кажется, он хочет мне что-то сказать, но вместо того, чтобы сделать шаг навстречу, разворачивается и уходит.
Ну и прекрасно. Сегодня мне хватило раздражающей рожи отца. Не хочу окончательно испортить радостный вечер разговором с братом-предателем.
– Дикий! – Рой налетает на меня, буквально наваливаясь на плечи. – Ты надирал задницы этим сосункам из «Дьюка», как профессиональный задницедер!
– Кто? Задницедер? – Отталкиваю друга подальше от себя. – Такое слово вообще существует?
– Не знаю, но ты был крут! – Рой похлопывает меня по плечу. – Идем отмечать. Такую победу грех не обмыть!
– И это говоришь ты – Рой Пирс – капитан «Тар Хилз», который установил правило «сухого закона» для всех членов команды на период игр внутри конференций и матчей плей-офф? И даже на время тренировок в начале турнира? В чем подвох?
– Да расслабься ты, Дикий. Разве мы не заслужили по баночке холодного пива? – Рой направляется к раздевалкам и бросает мне через плечо: – Идем. Пока я не передумал.
Я ухмыляюсь и уже собираюсь рвануть за другом следом, но что-то тянет меня в другом направлении – в сторону, куда ушел Тео.
Во мне разгорается внутренняя борьба: тот Дарио, который Дикий, ни в какую не соглашается на любое взаимодействие с Тео, не говоря уже о примирении, а другой Дарио, который пару недель назад прочитал все заметки Ревендж, желает это обсудить с тем, кто имеет к ним прямое отношение.
Я не могу больше носить это в себе. У меня лопаются мозги и сбивается сердечный ритм. Я забыл, когда нормально спал. Удивительно, как я до сих пор стою на ногах и ухитряюсь показывать отличный результат в игре. Наверное, баскетбольная площадка – единственное место, где я могу выплескивать гнев на себя самого из-за своей нерешительности, ведь мне уже давно следовало что-нибудь предпринять: вернуть Астру, забыть Астру, дать ей, в конце-то концов, о себе знать, оставить хотя бы намек на то, что я прочитал ее исповедь в десяти актах, но я по-прежнему молчу и давлюсь собственной виной.
– Да чтоб тебя! – шиплю сквозь зубы и срываюсь с места в направлении к кабинету Тео. Он должен быть там.