апливаем собственность на протяжении всей нашей жизни, в какой-то момент инвестируя в академические регалии, затем приобретая жилье в ипотеку, направляя некоторые доли наших доходов в пенсии, накопления и страховые полисы, – при этом мы не смотрим на ситуацию со стороны, чтобы критически оценить накопленную нами собственность и ее совокупную ценность. Это идет на пользу процессу накопления, который подпитывается нашими инвестициями: скорее всего, мы будем инвестировать в привычные вещи, когда у нас нет четкого представления о том, что мы приобретем или потеряем с помощью этого. Однако есть некое исключение из этого правила – развод. Когда люди разводятся, им приходится делить между собой нажитую в браке собственность, включая ту, что невозможно разделить физически, например жилье или страховой полис. Этот раздел происходит в муках наступающих вместе с разводом экономических проблем, когда ценность вашего имущества представляется принципиальной. Так я и принялась за изучение разводов в Израиле, чтобы обрести лучшее понимание того, что именно означает собственность для ее владельцев.
Идея собственности как олицетворения инвестирования представляет собой один из устойчивых элементов наследия либерализма XVII века, который и сегодня присутствует в законодательстве о разводах в Израиле и в большинстве либеральных демократий. Согласно представлениям господствующего направления либеральной экономической мысли, люди более склонны к инвестированию, когда они уверены в неизбежной отдаче. С этой точки зрения совершенно нет разницы, какую именно форму принимает собственность, в которую они инвестируют, или что это значит для ее владельцев. Частная собственность – это просто стимул для всех членов общества прилагать усилия ради перспектив будущих доходов: тем самым возникает производительность, заставляющая экономику расти. Этот момент подкрепляет еще одно направление либеральной мысли, согласно которому результаты экономического роста будут доступны для всех, кто вносит в него свою лепту, пропорционально их вкладу. Указанные направления переплетаются, формируя общее представление о том, что частная собственность в качестве организующего принципа для ресурсов общества делает нас коллективно богаче.
Современное законодательство неявно отталкивается от этого представления, определяя собственность домохозяйства как результат инвестиций супругов и завершая их развод его разделом. Правовой процесс направлен на совершение равного раздела нажитой супругами собственности, даже если физически она неделима или же если ею официально владеет только один из супругов. Считается, что такой подход отражает разные, но при этом равные инвестиции разводящихся супругов в их совместное домохозяйство, например когда один супруг является кормильцем, а другой работает по дому. Большинство разводившихся людей, с которыми я разговаривала, пытались урегулировать свой развод во внесудебном порядке. Предписание закона делить собственность в равном объеме служило для них ориентиром, но гораздо чаще все заканчивалось изобретательными способами неравномерного раздела их имущества или же его статус оставался неизменным. Когда я спрашивала этих людей, сколько каждый из супругов инвестировал в совместно нажитое имущество, большинство из них отметали эту идею – они искали решения, которые позволили бы каждому из них твердо встать на ноги и продолжать собственную жизнь.
Одна женщина разводилась после тринадцати лет замужества. Будучи в браке, она прервала свою карьеру врача ради воспитания детей, и в результате ее доход оставался небольшим. Ее муж зарабатывал ненамного больше – он был докторантом в сфере гуманитарных наук, а также имел дополнительный доход от переводов. Они едва сводили концы с концами, когда женились, а развод довел их до отчаяния. Благодаря помощи родителей с первоначальным взносом по ипотеке они частично владели собственным домом, но по-прежнему выплачивали кредит. Ни один из супругов не мог позволить себе выкупить долю другого или выплачивать ипотеку самостоятельно. В результате они продали дом, и большая часть вырученных средств ушла на покупку небольшой квартиры для женщины. Раздел имущества поровну не оставил бы никому из них достаточно средств, чтобы купить новый дом, а они хотели сделать это для детей. Кроме того, они договорились, что мужчина будет платить меньше алиментов, чем предусмотрено законом, но максимум, который он сможет позволить себе в процессе работы над докторской диссертацией. Он обещал увеличить эту сумму после получения места в университете, но как только начал выплаты, его издатель разорился. Пока он искал новую работу на неполный рабочий день, выплаты на содержание ребенка взяли на себя родители женщины.
Это лишь один из множества примеров не столь однозначного отношения к собственности, свидетелем которых мне довелось быть. К этим же случаям относились следующие ситуации: одна пара взяла совместный ипотечный кредит, чтобы сохранить свой второй дом и использовать его для оплаты аренды жилья для мужа, который съехал; одна женщина лишилась своей доли в ценных бумагах ее бывшего мужа в обмен на фамильный дом; один мужчина взял на себя все совместные долги в обмен на сохранение для себя своих пенсионных накоплений; еще одна женщина выкупила половину дома своего бывшего мужа за счет снижения размера ежемесячных алиментов для ребенка, а еще одна пара переписала свой дом на детей. Кроме того, я видела разводившихся людей, которые сокращали расходы, забывали о многообещающих карьерах ради более стабильного трудоустройства, просили своих родителей о деньгах, жилье или уходе за детьми, извлекали выгоду из социальных пособий и всеми силами боролись за алименты. Собственность не была их первоочередной опорой, а кроме того, они не оценивали ее, исходя из сделанных ранее инвестиций или ее будущей ценности. Они в гораздо меньшей степени беспокоились о владении собственностью, нежели о том, как использовать имевшееся у них, чтобы стабилизировать экономическое положение своих семей. В стесненных жизненных ситуациях собственность демонстрировала свою подлинную натуру. В своем исследовании я обнаружила не озабоченность природой, ценностью и законным разделом собственности – напротив, все были заинтересованы в том, что антропологи, изучающие так называемые средние классы во всем мире, называли стремлением к уверенности[21].
Несмотря на все сложности, которые несет с собой развод, невозможно отрицать, что это стремление зачастую находит выражение именно посредством механизма частной собственности. В предыдущей главе я указывала на взаимосвязь между средним классом и собственностью. Эта взаимосвязь имеет историческую природу: термин «средний класс» получил развитие вместе с распространением той сравнительно дорогой и долговечной разновидности собственности, которую семьи могли приобретать и владеть ею. Кроме того, данная взаимосвязь имеет концептуальный характер, поскольку понятия среднего класса и собственности проистекают из представления о том, что материальные успехи являются результатом личных инвестиций. Идентифицировать себя в качестве представителей среднего класса с наибольшей вероятностью будут трудящиеся, которые направляют на инвестиции часть своих заработков или заимствуют ресурсы ради будущих целей вместо того, чтобы тратить их на удовлетворение своих текущих желаний. Собственность представляет собой механизм, который выступает каналом для этих инвестиций и обещает сохранение их ценности в будущем. Я также упоминала о том, какую пользу для капитализма приносит наличие определенного накопленного в экономике прибавочного продукта, который обращается в активы, поглощающие внимание трудящихся как собственников. Владение собственностью отвлекает их от того факта, что они коллективно подвергаются эксплуатации, и стимулирует их работать более усердно, стремиться к получению кредита и направлять свои заработки обратно в обращение.
Власть собственности совершенно реальна, поскольку она зачастую оправдывает на практике свой инвестиционный потенциал, что обеспечивает ее владельцам межличностные и врéменные преимущества. Те, кто владеет собственностью, в общем и целом имеют больший материальный достаток, чем те, кто ею не владеет, их благосостояние выше, чем в том случае, если бы они не инвестировали в собственность. Однако так происходит отнюдь не всегда, о чем постоянно напоминают повсеместные циклы подъемов и спадов рынков собственности, неожиданные побочные издержки и дополнительные расходы. И даже если собственность обеспечивает больший достаток, то преимущества, которые она дает, лишь относительны в сравнении с преимуществами других людей и поэтому являются врéменными и поверхностными. Важнее всего то, что собственность (для тех, кто не владеет значительным ее количеством) редко приносит уверенность или процветание, которые она сулит. Поэтому превращение собственности в нечто заменяющее уверенность есть не более чем идеология, которая почти точно так же, как идеология среднего класса, провоцирует действие, не обязательно приводящее к достижению целей, заданных ею.
Этот момент ясно демонстрирует одно недавнее исследование финансовых траекторий 235 домохозяйств в США[22]. В течение года, когда проводилось это исследование, участвовавшие в нем семьи сталкивались с нестабильностью как доходов, так и расходов, которые неожиданно резко росли и падали. Эта турбулентность повышала потенциальную значимость их собственности для того, чтобы справляться с подобными перепадами. Однако собственность, которой они владели или к которой стремились, обостряла их затруднения в той же степени, что и ослабляла их. Типичным примером в этом отношении была семья Джонсонов, которую исследователи в соответствии с ее доходами и атрибутами определили как семью среднего класса. И муж, и жена имели стабильные трудовые доходы, однако их расходы были непредсказуемы. В эти расходы входили крупные суммы, которые им приходилось отдавать за ремонт машины, ремонт дома и неотложные медицинские услуги, а также подарки детям на Рождество и дни рождения. Вместо формирования бюджета с приоритетом в виде необходимых краткосрочных расходов, таких как своевременная оплата счетов, Джонсоны сделали ставку на восходящую мобильность, зависящую от обладания собственностью. Жена поступила в колледж в надежде на то, что академическая степень поможет ей получить более высокооплачиваемую работу. Было совершенно неочевидно, что это произойдет, к тому же, шутила она, к моменту окончания колледжа ей будет уже сорок, а выплачивать кредит на образование придется всю оставшуюся часть жизни. Кроме того, они вместе с мужем приобрели дом, рассчитывая, что он станет резервом на будущее. Однако выплаты по ипотеке оказались тяжелым бременем, а расходы на ремонт постоянно поглощали значительную часть их бюджета. Хуже того, стоимость дома не росла. Тем временем Джонсоны испытывали постоянный стресс.