лом для инвестиций их родителей. Родители примиряются с предлагаемым консультантами урезанием потребления – с сокращением вдвое расходов по своим кредитным картам и с отменой подписки на кабельное телевидение, – чтобы помочь своим детям добиться успеха в жизни и оставить им что-то после себя. Обычно это «что-то» оказывается домом, ценность которого никогда не складывается из денег, вложенных в него за долгие годы выплат по ипотеке. Кроме того, дети выступают стимулом к принятию рисков предпринимательства и несению бремени долгосрочных сбережений. Любовь родителей к своим детям, выступающая фоном для всего остального, что происходит в упомянутых телепрограммах, поддерживается и приветствуется.
Подобно тому, как религия в различные исторические моменты служила для успокоения жертв социальной несправедливости, откладывая сведение счетов до загробной жизни, доходы от инвестиций, благодаря детям, откладываются на неопределенное время, что отвлекает родителей от мыслей о возможной недостаточности своих доходов. Не производя тщательной оценки авансированных средств и отдачи от этих инвестиций, родители просто движимы перспективой обеспечить своим детям лучшую жизнь. Вопросы о том, когда или как произойдет это улучшение, висят в воздухе[78]. Тем не менее родители знают, что без инвестиций в образование и жилье их дети рискуют оказаться в невыгодном положении по сравнению с детьми других людей. Финансовое консультирование трансформирует их опасения в рекомендации по обеспечению будущего детей с помощью привычных каналов, выступая мощным средством заставить людей, которые в ином случае могли бы разбазарить или копить свои деньги, вместо этого направить их в обращение.
Брачные отношения, в отличие от родительских, изображаются неустойчивыми и взрывоопасными. Пары препираются и бранятся, предъявляют обвинения друг другу или погружаются в обиженное молчание, но в то же время они пытаются – и порой это им удается – воскресить свою любовь, пусть и на один-другой короткий момент. Нет никакой особой разницы между их борьбой за финансовый успех и за успех в браке. Наиболее важные решения, которые они принимают: оставаться вместе, завести детей, купить дом, переехать в другое место, работать или отдыхать, – взвешиваются как инвестиционные стратегии. Их успех основан на тех же качествах, что играют роль в финансовой сфере: ответственность, дальновидность и находчивость. Сам брак заключается ради того, чтобы оказаться инвестицией. Воспоминания о начале отношений рисуют картину, где люди заключают брак с кем-то, кто олицетворяет будущую уверенность или процветание. Супружеская жизнь предстает многолетней борьбой за реализацию этого обещания. Если оно не реализуется, супружество оборачивается разочарованием.
Супруги сталкиваются с зависимостью друг от друга благодаря постановочным сценам, когда они предпринимают неудачные попытки справиться с некоторыми домашними делами самостоятельно или взять на себя роль, которую обычно играет другой супруг. Когда они понимают, что нужны друг другу, им выдаются инструкции относительно того, как привести в порядок свои рабочие дела и домашние обязанности, консолидировать банковские счета и инвестировать в бизнес-инициативы друг друга. Чтобы получить тридцатилетнюю ипотеку на покупку дома и растить детей, обладающих достойным человеческим капиталом, требуются как минимум два целеустремленных работающих инвестора. Супружеские пары обучают принимать этот момент и инвестировать в духе совместного предприятия, движимого их ощущением ответственности в первую очередь перед своими детьми, а также одного супруга перед другим, который, отдав предпочтение в пользу женитьбы, сделал ставку на потенциальную ценность брака.
Другие родственники ценятся в той степени, в какой они стимулируют инвестиции и расчетливое принятие риска, а не препятствуют этому. Нуждающиеся родственники – это непродуктивные расходы и финансовые обязательства. Однако тем израильтянам, которые участвуют в упомянутых телепередачах, родственники чаще выделяют ценные ресурсы – от ссуд и подарков до ухода за детьми и предоставления временного жилья вплоть до обеспечения обязательств по кредитам. Если помощь родственников приводит супружеские пары к бездеятельности, родственники преподносятся в качестве помех на пути к независимости и взрослой жизни. Но если эти родственники выступают катализаторами инициативы, например гарантируя паре ссуду для нового бизнеса или помогая супругам сделать первоначальный взнос за дом, их радостно воспринимают как неотъемлемую часть семьи и собираются вместе для определения ее финансового курса.
Вспомним о связанных с неопределенной отдачей от инвестиций в супругов и детей затруднениях, которые обнаружила среди испанских селян Коллиер. В израильских семьях тоже проявляются подобные опасения. Финансовые консультанты осознают их негативное влияние и преподносят такие настроения в более благоприятном для инвестирования ключе. Решающее значение имеет случайность семейных и супружеских отношений: она затеняет случайность самого среднего класса – идеологии самоопределяющейся социальной мобильности, которая преподносит пребывающих в бедственном положении трудящихся в качестве добровольных инвесторов. Точно так же, как положение человека в обществе не может быть статичным, если накопление должно расширяться посредством нескончаемых отчислений, отношения, если они должны подпитывать экономический рост, тоже не могут строиться на основе долга и традиций. Напротив, самые близкие отношения людей – с супругами, родителями или братьями и сестрами – должны иметь настолько шаткие основания, что их нужно культивировать, по сути, «инвестировать» в них, чтобы реализовать заложенный в них потенциал.
Ключевую роль здесь играют любовь и преданность, поскольку они вдохновляют инвестиции в собственность и человеческий капитал. Материальные и нематериальные активы направляют те ресурсы, которые расходуют супруги и родители, из домохозяйства в институты глобального рынка, определяющие их ценность. Поскольку семейные отношения хрупки, а траты членов семьи не гарантируют стабильный доход, инвестиции в супругов и детей должны производиться постоянно, способствуя накоплению.
Эту главу я начала с наблюдений за тем, как материальный упадок поселений на Западном берегу находил отражение в проблемах в отношениях между поколениями. Надеюсь, к концу главы мне удалось показать, что эта связь, которая также присуща амбициозным инвестициям других сообществ и семей, проистекает из попыток увеличить и капитализировать человеческие ресурсы. Эти усилия обречены на недостаточность, потому что они возникают из экономического императива производить прибавочный продукт, превышающий потенциальные вознаграждения. Будучи подчиненными трудящимися, мы тем не менее предрасположены идентифицировать себя в качестве людей, по собственной воле инвестирующих труд, время и ресурсы, – этот момент и конкретизирует идеология среднего класса, а человеческий капитал в таком случае является самым сокровенным ее проявлением. Выступая в качестве стимула для поиска преимуществ и защиты от невыгодного развития ситуации в конкурентной среде, он примиряет нас с процессом накопления, который распоряжается нашими повседневными делами и просачивается в наши самые близкие отношения. Человеческий капитал осуществляет это, будучи представителем капитала нечеловеческого, в такой степени господствующего в нашей жизни и деятельности, будто он является некой стороной нашей личности, которую мы можем свободно использовать с выгодой для себя, но которая при этом не является гарантией достижения желаемых результатов. Таким образом, человеческий капитал оказывается слишком человеческим.
IV. Прощайте, ценности – всех благ, политика
В предыдущих главах утверждалось, что понятие «средний класс» – это исключительно идеология. Она скрывает обесценивание труда и тяжелое положение людей, страдающих от последствий этого, перемещая в центр внимания социальную мобильность в обличье самоопределения, основанного на инвестировании. Эта идеология пользуется наибольшим доверием среди тех, кто зарабатывает себе на жизнь трудом, но при этом имеет возможность вкладывать в будущее часть дополнительной работы, времени и других ресурсов, расходуя больше, чем он непосредственно потребляет. Таких людей называют «средним классом» и побуждают рассматривать данные расходы как выбор, а собственные успехи – как результат такого выбора. В конкурентной среде, где ценные ресурсы оказываются в дефиците, а долгосрочные выгоды непредсказуемы, подобные инвестиции и преимущества перед другими работниками выступают расхожим объяснением того, почему одни люди преуспевают, а другие нет. У тех, кто разделяет подобное мнение, есть веское основание удвоить свои усилия, чтобы защитить уже имеющееся и получить то, чего у них нет, а в целом заботиться только о себе.
Между тем поразительно, что исследователи, изучающие глобальные средние классы, характеризуют соответствующие такому определению группы как самую политически активную часть населения планеты[79]. Само по себе это неудивительно: трудящиеся, у которых есть необходимые средства для инвестиций, обладают и возможностями для протеста. Учитывая снижение жизненного уровня и деградацию окружающей среды, проистекающие из эксплуатации труда и природных ресурсов, недостатка в том, против чего можно протестовать, нет. Проблемные точки сильно различаются в зависимости от конкретной социальной группы, поэтому одни страдают от несправедливостей глобального накопления гораздо больше, чем другие. Тем не менее от этих несправедливостей страдает большинство людей во всем мире поверх расовых, гендерных и национальных границ. Следовательно, существуют веские аргументы в пользу того, что протесты воплощают интересы ущемленных 99 % – некой группы, совпадающей с идеализированным средним классом. Но что происходит, когда на протесты воздействует дух самостоятельно предпринимаемых инвестиций, который характерен для этого среднего класса?