[101]. Эдуард Фишер проследил гипотетическое совпадение интересов людей, которых он определил как покупателей из среднего класса. Он увидел, что это совпадение проявлялось в их готовности брать на себя личную ответственность перед обществом, животным миром и окружающей средой, в благополучии которых они видели отражение собственного благополучия, за счет готовности платить более высокую цену за органические яйца и другие «этичные продукты»[102].
Яйца обнаружились и в моих собственных наблюдениях за не столь обеспеченными немцами, а именно за группой матерей-одиночек, которые приходили за финансовыми консультациями. Женщина, проводившая эти консультации, с одобрением говорила о тех правах, которые дает им германское социальное страхование, но при этом напоминала и об их обязанностях. Для большей наглядности консультант рассказала им о своих овдовевших баварских тетках. Тетя Хильдегард никогда не работала, а ее муж на полученные от своего бизнеса доходы играл на бирже. Их покупательная способность не росла, и тетя Хильдегард в итоге оказалась в затруднительном положении. Муж тети Греты был алкоголиком и работал от случая к случаю. Поэтому ей тоже пришлось работать и делать выплаты в государственную пенсионную систему. Итак, угадайте, кто в итоге отправлял тете Хильдегард по две дюжины яиц каждый месяц? Конечно же, это была тетя Грета, гордившаяся, что заработала денег для своей пенсии. Предупредив женщин, чтобы они не полагались на семью или финансовые рынки, консультант сделала вывод: «Как только сможете, возвращайтесь к работе и платите пенсионные взносы».
Политическое согласие обусловливается институционально закрепленным обещанием гарантий для тех, кто инвестирует в немецком стиле: работает как можно больше, доверяет управление своими сбережениями национальной экономике, воздерживается от чрезмерных требований к ней и платит из своего кошелька за этичные продукты. Ныне подобный инвестиционный дух требуется декларировать более настойчиво, поскольку он не приносит того результата, который от него ожидает большинство населения. Труд в Германии становится все более прекарным и менее оплачиваемым, поддерживать уровень жизни, к которому привыкли немцы, оказывается все труднее, права на получение пенсии находятся под угрозой, а бедность и недовольство нарастают. В моем последнем исследовании, посвященном финансовым консультациям, прослеживались проистекающие из этого политические и нравственные брожения.
В связи с тем, что часть посетителей этих курсов равнодушно относилась к финансам, я отмечала, что консультанты твердили об ответственности людей перед своими детьми и о семейных ценностях в целом. Консультанты рекомендовали родителям давать детям деньги на карманные расходы, чтобы научить их распоряжаться своими средствами, и советовали не потакать их чрезмерным запросам, в то же время открывая долгосрочные сберегательные счета для каждого ребенка. Они одобряли инвестирование в недвижимость, исходя из того, что это обеспечит семьям стабильность в долгосрочной перспективе, а собственность в конечном итоге станет замечательным наследством. Кроме того, они побуждали всех расплатиться с долгами и накопить на старость достаточно, чтобы не стать обузой для взрослых детей.
Финансовые консультанты также превозносили личную ответственность. Подобная мораль, которой пронизана публичная риторика в Германии, предполагает упорный труд и бдительное сбережение: нужно быть скрупулезным в потреблении, брать на себя только те долги, которые готов обслуживать вовремя, сохранять сбалансированный бюджет и резервы на будущее. Если кому-то недостает самодисциплины, это можно исправить с помощью рыночных стимулов, таких как автоматические удержания из зарплаты, налоговые вычеты для средств, вложенных тем или иным одобренным целевым способом, принятие реальных обязательств по выплате долгов за имущество длительного пользования. Утверждается, что нельзя тратить деньги без нужды, если эти деньги уже обременены обязательствами за некое большее благо.
Подобная ответственность выступает противовесом жесткой бюджетной экономии Германии. Ее политические и экономические лидеры представляют подобные меры в качестве краеугольного камня гражданской сознательности, и зачастую эта политика формулируется на контрасте с предполагаемой моральной недобросовестностью таких закредитованных стран, как Греция. Но теперь эта мораль оказалась под угрозой из-за ситуации, когда немецкие вкладчики теряют поступления от своих сбережений по причине низких процентных ставок, к тому же их предупреждают, что пенсионных сбережений будет недостаточно для поддержания того же уровня жизни после выхода на пенсию. Привыкнув к ответственному накоплению в условиях, когда банки и социальное страхование сохраняют ценность их сбережений, многие немцы предполагают, что этот механизм будет действовать и дальше. Они не испытывают особого энтузиазма, когда к ним обращаются исключительно как к потребителям рискованных финансовых продуктов.
Более слабым в экономическом отношении слоям населения консультанты напоминают об их правах на социальное обеспечение, призывают к труду и ответственному сбережению, предостерегают от излишних трат и закредитованности. Людей с более существенными ресурсами они обучают тому, как использовать свои финансовые активы с выгодой для себя, например инвестируя в недвижимость либо в глобально диверсифицированные ценные бумаги или паевые фонды, доходность которых может опережать инфляцию. Иногда консультанты демонстрируют графики, на которых изображен рост ценных бумаг примерно за последние полвека. На этих графиках драматические политические события, а также экономические подъемы и спады вызывают мизерные скачки и провалы, которые быстро сглаживаются общим восходящим трендом. Войны, результаты выборов, кризисы и стихийные бедствия характеризуются исключительно как приводные механизмы краткосрочной волатильности.
Потребители и целевые группы данных финансовых продуктов выражают озабоченность их политическими и этическими последствиями, однако их опасения укладываются в рамки нового – финансиализированного – духа инвестирования. На одном из семинаров по долгосрочным накоплениям консультант показывала слайд, демонстрирующий, как стоимость ценных бумаг выросла с течением времени. Когда участники семинара затронули тему этики и экологии, в ответ консультант упомянула ряд финансовых продуктов, предполагающих инвестирование в «экологически чистое» предпринимательство, однако напомнила, что эти продукты являются частью одного и того же рынка. «Еще раз посмотрите сюда, – призвала она, указывая на экран, – и вы увидите, что графики идут вверх, несмотря на волатильность. Экономика растет, и графики это отражают. Вам может не нравиться этот тренд, но другой экономики у нас нет. Наш единственный выбор – в нее включиться». Включение в рынок – единственный разумный вариант, презентуемый немецким потребителям, – снижает политическую остроту их недовольства[103]. Внутренний рынок Германии предлагает им определенные защитные механизмы ценой добровольной жесткой экономии, а тем временем глобальные финансы перенаправляют их опасения в продукты и стратегии, способствующие капиталистическому накоплению.
В странах, где существует меньше защитных механизмов, вариантов действий еще меньше. В Израиле системы социальных гарантий и поддержка трудовых и пенсионных доходов куда более скаредны, чем в Германии, тогда как стоимость жизни выше. Пиком давления, которое эта ситуация оказывает на трудящихся, стали политические волнения летом 2011 года. В стране, где практически всегда первое место занимает национальная безопасность, массовая мобилизация против экономических проблем оказалась умопомрачительной драмой. Тем не менее стоимость жизни в Израиле не снизилась – несмотря на масштаб и размах протестов, которым способствовала поддержка со стороны СМИ, и на положительное отношение к ним со стороны политического мейнстрима и властей, быстро сформировавших рабочие группы, на которые был возложен поиск решений для жалоб протестующих. В частности, продолжает расти стоимость жилья (что и стало главной причиной волнений), и это обременяет покупателей недвижимости долгами на десятилетия вперед.
Социологи Зеев Розенхек и Майкл Шалев интерпретировали эти протесты как нечто отражающее деградацию среднего класса – размывание жизненных возможностей молодых людей, чьим родителям пошла на пользу либерализация экономики Израиля[104]. С самого момента своего появления израильское государство осуществляло контроль над созданием масштабного бюрократического и профессионального аппарата, включавшего промышленный сектор и банковскую систему, что позволило старожилам (евреям-ашкенази) обеспечить себе преимущества на рынке труда и накопить ресурсы. Механизмы социального обеспечения и льготы помогали им получать академические степени, занимать относительно высокооплачиваемые посты и приобретать жилье. Но в последние десятилетия в Израиле произошло обесценивание труда и сокращение государственных ресурсов, в результате чего детям первых граждан страны стало очень трудно получать те же преимущества. В ходе протестов они формулировали свои требования в терминах социальной справедливости и национальных интересов. Однако, как утверждают Розенхек и Шалев, значительная часть израильтян не обладала теми переданными родителями активами и человеческим капиталом, которые были у данной группы протестующих, так что все прочие не могли разделить их желание, чтобы эти инвестиции принимались в расчет.
Когда шумиха вокруг этих волнений улеглась, а неспособность протестующих сделать жилье более доступным стала очевидной, я приступила к собственному исследованию, опросив профессионалов рынка недвижимости, изучив ипотечные сделки, посетив собрания групп покупателей жилья и поговорив с молодыми людьми, которые стремились его обрести. Обнаружилось, что участники протестов и те, кто относился к их социальным группам, стремились безотлагательно гарантировать собственное будущее. В публичной риторике они проходили под наименованием «средний класс», поскольку были способны приобрести жилье в ипотеку. Их инвестиции в недвижимость предрасполагали их к выходу из непростого положения с помощью рыночных решений. Они не доверяли политическим вмешательствам в ситуацию, которые могли бы пойти на пользу какой-то конкретной группе, если этой приоритетной группой не оказывались работающие и платящие налоги бывшие военнослужащие, что в Израиле является кодовым обозначением среднего класса