Данное представление оказывается столь жизнеспособным потому, что наши предельные усилия зачастую действительно окупаются в той мере, в какой ценность того, чем мы обладаем, не изменяется слишком радикальным образом, одновременно обеспечивая нам большее благосостояние (в сравнении с теми, кто имеет меньше) или лучшую защиту от неудач, нежели в том случае, если бы мы не обладали этим имуществом. Поэтому мы можем обоснованно полагаться на собственные усилия по приобретению собственности, которые оказываются благоразумными инвестициями, а не вынужденным отчуждением средств или безрассудной азартной игрой. Чем более напряженно мы работаем и учимся, строим карьеры и копим на жилье, на старость или на образование наших детей, тем больше нас поглощают эти усилия и тем выше наша склонность ретроспективно связывать свои успехи прежде всего с ними. Кроме того, чем больше мы откладываем удовольствие в ожидании чего-то лучшего, тем с меньшей охотой склонны подвергать этот отказ сомнению как навязанный нам извне, а следовательно, являющийся бессмысленным для нас самих. Мы не только инвестируем, но и испытываем чувство гордости за наши инвестиции и за самих себя, поскольку мы их сделали.
Но постойте: а если мы обнаружим, что нам уже достаточно борьбы, конкуренции и инвестирования? А если в какой-то момент мы решим, что все те активы, которые нам уже удалось заполучить, дают нам шанс жить той жизнью, какой мы хотим, а стало быть, самое время успокоиться и пожинать плоды того, что мы посеяли? Экономисты называют доходы, которые генерируются собственностью, «рентой», а тех, кто на них живет, – «рантье», отличая ренту от заработка, поступающего от труда, и от прибыли, поступающей от предпринимательской деятельности. Мечта о досуге рантье – это мечта о том, что мы сможем позволить себе работать меньше, по предпочтению, или не работать вообще, живя на доход от нашей собственности. Это звучит здорово для нас, но не так уж здорово для капиталистического императива накопления. Институт частной собственности может легко обратиться против самого капитализма в том смысле, что он обеспечивает не общий положительный стимул, а общий отрицательный стимул к труду и инвестициям.
Более того, если в каждом цикле производства создается небольшой объем прибавочного продукта, то насколько тонким (с точки зрения потенциальной прибыльности) слоем он может быть распределен в виде собственности домохозяйств, имеющейся в наличии в глобальном масштабе, наряду с прочими накоплениями денег или активов, которые работающие домохозяйства могут просто придерживать на черный день? Вспомним, что ожидание прибыли, изымаемой из прибавочного продукта экономики, способно стимулировать независимых организаторов производства, менеджеров и финансистов стремиться вперед, к рискам и т. д. Когда широкий круг людей обладает политической властью для того, чтобы потребовать некую долю прибавочного продукта в виде частных сбережений, автомобилей, жилья, механизмов социальной защиты, академических степеней и т. д., это может оказаться слишком тяжелой ношей для прибыльности и роста, даже если большинство по-прежнему трудится за средства к существованию. Поскольку собственность домохозяйств стала общераспространенным явлением, экономисты давно уже обсуждают подобные риски и экспериментируют с постепенно подрывающими ее решениями, такими как инфляция и налогообложение. Однако наиболее хитрое решение стало обретать форму в последние десятилетия, последовавшие за эпохой беспрецедентного роста масштабов владения собственностью и стремительного распространения активов и накоплений домохозяйств.
В 1980–1990-х годах национальные и региональные рынки были дерегулированы и интегрированы в глобальный финансовый рынок, что облегчило приток капитала и предоставление кредита правительствам и компаниям во всемирном масштабе. Это помогло стимулировать конкуренцию и сделать накопление более плавным и более гибким. Капитал обеспечивается за счет прибыльных предприятий, одновременно преодолевая социальные и географические барьеры между ними. При этом капитал сторонится предприятий, которые не демонстрируют столь же эффективных результатов, вне зависимости от их значимости для национальных экономик и населения тех или иных регионов. Новомодные финансовые инструменты позволяют объединять, подразделять, оценивать и продавать в качестве производных инвестиционных продуктов риски, связанные с разными видами инвестиций, наподобие рисков изменений курсов валют или процентных ставок. В результате объем торговли и предпринимательской деятельности, как и размер глобального инвестиционного капитала, вырос экспоненциально, создавая новые риски и благоприятные возможности для получения прибыли. Сталкиваясь с усилившейся конкуренцией, а также с требованиями со стороны акционеров увеличивать ценность их активов, экономические акторы ради выживания и процветания стали полагаться на финансовые инструменты. Надежность оказывается палкой о двух концах, поскольку интенсификация экономической деятельности и конкуренции усилила давление на глобальный финансовый рынок в части обеспечения кредита, долговых обязательств и акций, направленности инвестирования и управления риском.
Жадные до прибыли глобальные финансовые институты всегда рыщут в поисках инвестиционных возможностей, в том числе в области тех товаров и услуг, на которые прежде направлялось государственное финансирование (за счет налогов и механизмов социального страхования), либо они финансировались в частном порядке (за счет трудовых доходов и накоплений в виде банковских депозитов). На смену индустриальному капитализму пришел капитализм финансовый, что возвестило о господстве глобальных финансов в механизмах публичного и частного финансирования и в определении условий для экономического роста. Оценки и котировки рисков выступают для инвесторов сигналами о перспективах потенциальной прибыли или потенциального убытка. Все это незаметно проникает в способы функционирования институтов, инфраструктуры, посредством которой оказываются услуги, а также тех альтернатив, которые национальные экономики точно так же, как компании и предприятия, должны взвешивать, чтобы сохранить жизнеспособность.
Для обозначения господства финансов в экономике и обществе существует научный термин «финансиализация». В передовых экономиках финансиализация соответствовала другим экономическим тенденциям, которые подпадали под общее наименование неолиберализма, – главным образом речь идет о снижавшейся готовности государств консолидировать риски, стабилизировать доходы и обеспечивать товары и услуги за счет налогообложения и механизмов социального страхования. Механизмы социальной защиты, которые повсеместно распространились в передовых экономиках после Второй мировой войны, практически везде были в той или иной степени свернуты. Зарплаты не увеличивались одними и теми же темпами с ростом цен, а занятость в сочетании с устранением защитных мер для рабочих мест и ослаблением профсоюзов стала более нестабильной. Сочетание стагнирующих и ненадежных трудовых доходов с урезанием общественных благ и услуг привело к тому, что у трудящихся и граждан появилась острая необходимость противостоять нарастающей незащищенности, используя любые ресурсы, которые им удавалось получить.
Здесь и выходит на сцену глобальный финансовый сектор. Посредством кредитных карт, систем платежей в рассрочку, ипотечных кредитов, образовательных кредитов и других видов долгосрочных заимствований, наряду с финансовым менеджментом накоплений, страховых продуктов и пенсий, финансовые институты ворвались в нашу жизнь, чтобы угодить культивируемому массовому спросу, – отсюда и растущая значимость финансовых услуг и инструментов в экономике домохозяйств. Это сопровождается императивом, требующим, чтобы каждый, кого заманили в финансовую сеть, становился финансово грамотным, был в состоянии распознавать инвестиционные возможности и использовать финансовые инструменты, отличая их друг от друга и одновременно принимая на себя риски и ответственность за результаты своих инвестиций или их отсутствие. Эта ответственность зачастую предполагает самостоятельное решение об ограничении расходов для балансирования семейных бюджетов и гарантирует устойчивость притоков и оттоков вашего капитала в течение продолжительного времени.
Чтобы облегчить дальнейшую циркуляцию капитала, посредниками между домохозяйствами и глобальными финансами выступают институциональные инвесторы, такие как банки, страховые компании и пенсионные фонды. Они осуществляют эту функцию путем предоставления и управления ипотечными кредитами, пенсиями и другими долгосрочными сберегательными продуктами, страховыми полисами и потребительскими кредитами. Они связывают платежи и выплаты, формируемые этими продуктами, и дают им валовую оценку, после чего продают другим игрокам рынка. Ценность, которую представляет собой собственность домохозяйств, возвращается на рынок, становясь кредитом для новых инвестиций. Поскольку ценность этой собственности заложена во взлеты и падения финансовых рынков, она сама по себе является изменчивой. Задумайтесь обо всем том жилье, ценность которого окончательно определится лишь спустя тридцать лет выплат ипотечных кредитов, размеры которых, в свою очередь, меняются в соответствии с процентными ставками и курсами валют. Можно обратиться и к такому примеру, как пенсионные аннуитеты, определяемые накоплениями, которые инвестировались на протяжении десятилетий в потенциально волатильные акции и облигации. Не забудем и об академических степенях, стоимость которых складывается на протяжении многих лет выплат образовательных кредитов при одновременном расчете на подтверждение этих регалий на переменчивом рынке труда. Опасность, что собственность будет обеспечивать слишком большие гарантии или изымать слишком значительную часть из прибавочного продукта экономики, нивелируется благодаря стремительному распространению собственности с нестабильной ценностью среди лиц как с высокими, так и с низкими доходами. Этот тип собственности требует воодушевленного инвестирования, но в то же время дает неуверенную отдачу. Никто, кроме богатейших собственников, не может мечтать о том, чтобы в конечном итоге довольствоваться теми активами, которые удалось собрать воедино. Наоборот, гораздо больше людей увлекаются перспективами владения собственностью, чтобы затем обнаружить лишь то, что для пользования ее благами они должны и дальше безудержно инвест