— Чем займемся до торжественного погребения? — спросил Вик.
Мартин был рад, что Вика не напугала смерть. Он чувствовал, что Вику жаль пса, но столкновение со смертью он принял естественно. С другим отношением жить в деревне ему было бы очень трудно. А вот Рише, потерявшей своего друга, он очень сочувствовал.
«Хочешь я тебе почитаю?»
— Конечно!
Вик, сжимая горячую кружку, устроился на кровати, завернувшись в старый, растянутый свитер.
Мартин, улыбнувшись, начал новую главу.
…
— Франц очутился в полной темноте. Вместе с огнями исчез и шум, словно тот же порыв ветра унес с собой и крики. Слышен был только стук экипажей, развозивших маски по домам; видны были только редкие огоньки, светившиеся в окнах. Карнавал кончился.
Мартин закрыл книгу. За окном стемнело, но они пока не зажигали лампу, ограничившись торшером. Его свет сейчас не привлек бы внимания, к тому же волшебство керосиновой лампы ничем не хотелось нарушать.
К сожалению, теперь не получалось выходить на улицу через окно — оно замерзло, и снаружи нарос сугроб.
Вику удалось проскользнуть мимо кухни, где что-то жарил себе только что проснувшийся отец. Если раньше Вик отчаянно искал его любви и внимания, то теперь старался как можно меньше попадаться ему на глаза.
— Мартин, а как мы в темноте куст-то найдем?
«Я помню дорогу, иди налево», — ответил он.
Мартин запомнил дорогу, когда бежал. Потому, что он помнил забытое Виком. А еще потому, что боялся, что ему придется звать на помощь взрослых.
— А Риша нас как найдет?
«А ведь и правда. Давай костер разведем?»
Куст они нашли быстро. По прикидкам Мартина они пришли минут на десять раньше назначенного времени. В рюкзаке у него лежали несколько кусков сухих досок, березовое полено, тряпка и перелитый в маленькую бутылку керосин. Все это он еще днем нашел в сарае и сложил в освободившуюся с лета сумку.
— Слушай, Мартин, я до земли снег не расчищу. Как мы будем…
«Нужно два бревна. Вон одно валяется, тащи его сюда. Второе за елкой видел днем».
Вик положил два бревна рядом и уступил Мартину, который быстро соорудил какую-то конструкцию из жердей, уложил обломки досок, под них засунул смоченную керосином тряпку.
— Придется жечь собаку. Я не подумал днем, прости. В любом случае вы вдвоем не выкопали бы могилу достаточной глубины.
Язычки пламени весело заплясали по доскам. Их не обидело соседство с промерзшими бревнами, кое-как очищенными от снега.
Костер еще не успел разгореться как следует, когда из-за кустов вышла Риша. Она тащила что-то завернутое в тряпку.
— Спасибо, я бы без тебя не нашла! — улыбнулась она, садясь к костру и протягивая к огню руки.
Оказалось, она принесла с собой еще дров.
— Риша, я думаю, нам лучше… сжечь, — впервые обратился к ней Вик, которому уступил Мартин.
— Я согласна. Сегодня попробовала копать, и поняла, что не смогу. Летом-то я огород копаю, но сейчас земля совсем промерзла… И ты, наверное, не сможешь… Кстати, сколько тебе лет?
— Семь. И у нас нет огорода.
— Мне девять, и у нас он есть, к сожалению… все лето там копаюсь, а зачем? Все равно всю зиму мы каши едим! Полный погреб каких-то солений, варенья… кому копят — непонятно… — тихо говорила она под нос, растирая руки.
— У тебя… большая семья?
— К сожалению, — поморщившись, повторила она. — Мама, папа, брат есть младший и старший…
— Здорово! Тебе, наверное, не бывает одиноко.
— Да нет, Вик, знаешь, у меня никого не было, кроме Власа. Все работают. С Нисом, ну который младший, мы не ладим, а Женя, старший, меня бьет.
Вик не знал, что ей сказать. Риша говорила задумчиво, и часто будто обращалась сама к себе. Но Вику казалось, что это еще страшнее, чем слезы. Так буднично… «Бьет». Как будто так и надо.
«Мартин, напомни мне, за что нужно любить этот мир?»
«За то, что здесь красиво, есть много хороших людей. И девочка Риша, которой ты можешь помочь».
— Давай… давай разожжем посильнее, и…
Риша молча переложила дрова себе на колени и протянула Вику тряпку. Он встал, подошел к еловым веткам, завернул собаку в ткань и понес обратно.
«Мартин, давай…ты, а?» — беспомощно попросил он, представив, что ему сейчас придется в уютный костерок складывать собачий труп.
Мартин, кивнув, шагнул в проем.
— Расскажи мне про Власа, — попросил он, укладывая собачку.
— Он веселый был. Хороший такой… Зимой к нам прибился, ну мама и разрешила его взять. Замерзал… я его всему научила! Он мне палку приносил и ключи искал, и мелочи всякие, а один раз сережку нашел. Меня когда спрашивают, откуда, я всегда отвечаю, что Влас подарил.
Риша стянула шапку и повернулась к Мартину левым боком. Волосы у нее оказались такими же серыми, как собачья шерсть, только очень пушистыми и мягкими даже на вид.
В ухе у нее поблескивала сережка — серебряная капелька с синим камнем.
— Красивая, — улыбнулся он Рише.
Она, улыбнувшись в ответ, подошла и, не стесняясь, взяла за руку. У нее были очень теплые и очень мягкие пальцы.
— Мы очень с ним дружили, с Власом. Он у меня в ногах спал. И мышей ловил. Я знаешь, как мышей боюсь?! А теперь вот… его нет…
Всхлипнув, она прижалась лицом к его плечу. Мартин сжал ее руку и слегка обнял за плечи.
— Он есть. Смотри, видишь… Сегодня пасмурно, но ты поверь мне, я тебя не обманываю. Там есть такое созвездие, называется Большой Пес.
Мартин протянул руку к небу и начертил контур созвездия прямо на тучах. Вику он показал бы огоньками, но с Ришей пришлось по-простому.
— Я верю, что там, в этом созвездии — собачий рай. Им там никогда не бывает холодно. И больно. У них много-много чистой воды, еды и игрушек. Большие там не обижают маленьких, щенки навсегда остаются щенками, никто не болеет и не умирает. Только они скучают по хозяевам. Когда приходит время, они чувствуют это, и бегут. Бегут по звездной тропинке, чтобы броситься в объятия своему человеку.
— Я хотела бы тогда быть собакой… я была бы маленькой, рыжей дворнягой. И я там бы и осталась — не хочу ни к кому бросаться в объятия.
— Я был бы большим, черным псом. И я знаю, что однажды я пришел бы к своему человеку. Наверное, везде лежал бы снег, — улыбнулся ей Мартин.
В костре почти ничего не трещало. Мартин держал у лица Риши ее шарф, чтобы она не чувствовала запаха паленного, но сам не очень верил, что это помогает. В высоту уносились танцующие искры и гасли где-то в темноте. Вик молча смотрел, радуясь, что ему не пришлось неловко обнимать плачущую девочку и сочинять историю про Созвездие Пса. А еще он радуется, что есть Мартин, который может отвлечь ее от грустных мыслей.
Риша молчала, глядя в огонь и сжимая его ладонь.
Наверное, Мартин ей помог. И, наверное, они подружатся.
И все будет хорошо.
И все будет правильно.
Действие 9Настоящая новогодняя ель
На всех путях — вы встретите только самого себя.
На следующий после погребения день Риша уже с утра стояла у забора Вика и стучала по калитке. Тень надрывалась захлебывающимся лаем, Боцман глухо рычал. Лай разбудил Мартина, который, опасаясь, что собаки потревожат отца, выбежал на улицу, накинув куртку и замотав горло шарфом.
Увидев хозяина, собаки замолкли и приветливо завиляли хвостами — они знали, что мальчик если не покормит, то, по крайней мере погладит их. Но сейчас ему было не до собак.
Риша стояла у калитки и улыбалась ему. Сегодня, когда было светло, и когда она не плакала, Мартин заметил, что у нее приятное лицо, острый вздернутый нос и открытый взгляд.
— Привет! Я так и поняла, что ты сын мужчины со свиньями, я бы тебя давно в деревне увидела. Пустишь?
Мартин вспомнил, что отец запретил Вику водить гостей, опасаясь кражи. Хотя скорее он просто не хотел, чтобы его сон тревожили голоса.
— Прости, папа против гостей, — с сожалением сказал он.
Его голос не дрогнул на слове «папа». Мартин хорошо научился лгать.
Ему очень не хотелось заставлять Ришу ждать на холоде у забора, но подвергать Вика опасности очередной порки хотелось еще меньше.
— Не страшно, у меня папа тоже строгий. Вот, это за то, что я Власа хоронила — сказал надо было оставить, где валялся и не шататься в темноте по лесу…
С этими словами девочка расстегнула куртку и две пуговицы на вязанной кофте. Оттянула ворот зеленого платья.
Мартину показалось, что ему на голову вылили ведро ледяной воды. От ключицы, к плечу и груди тянулись знакомые бордовые полоски. Только эти были тонкими и частыми.
Он молча подошел к ней, убрал ее пальцы от ворота. Застегнул кофту и куртку.
— Простудишься, Риш. Мне очень жаль…
— Да ладно, большое дело. Пройдет скоро, главное ничем его не злить, пока старое не заживет. Эй, да ты сам замерз — смотри, белый весь. Иди, оденься, я подожду. Я тебе показать хочу кое-что.
«Ну доброе утро, Мартин, почему ты стоишь тут полуодетый и скрипишь зубами от злости?»
«Я… хотел успокоить собак».
— Да, я быстро, — ответил он вслух.
Он зашел в дом, подавив желание что-нибудь разбить, и начал одеваться.
— Прости, я думаю нам нужно сходить с ней куда она хочет. Я… не смог ей отказать. Мы скоро вернемся, я приготовлю завтрак, идет?
«Конечно. Я помню, ты боишься чужой боли. Но я не собирался тебя просить отказываться».
— Отлично. Поменяемся?
Вик, подумав, кивнул.
Мартин приветствовал взмахом руки Ореста, встречающего его в проеме. Огонь в камине горел ярко, и комнату заливал уютный полумрак, отражающийся в золотых стеклах. Ему вдруг показалось, что там, за окнами, стало чуть светлее. Впрочем, времени приглядываться не было — Вик вышел из дома. И даже надел шарф.
Риша, перегнувшись через забор, гладила Боцмана, вставшего на задние лапы. Тень лежала, положив голову на передние лапы и тихо ворчала.
— У тебя хорошие собаки! Наши цепные совсем злые, хоть папа их и кормит каждый день.