— Пойдем на другую полянку, мы ту почти обобрали. С той полянкой озеро рядом, можно будет искупаться, — предложила она.
Мартин не слушал. Он чувствовал взгляд, устремленный ему в спину — словно камень, брошенный, и прилипший между лопаток. Он медленно обернулся.
Неподалеку от Ришиного дома стояла компания из четырех подростков. Один из них стоял чуть впереди остальных, и Мартин сразу понял, чей взгляд почувствовал. Он не знал ни одного из них, и мог поклясться, что ни словом с ними не обмолвился, но взгляды всех четырех были полны тяжелой, обжигающей ненависти и презрения.
— Риша, кто это?
— Что?..
— Мне не нравятся эти люди. Кто это?
— Это Вадик, — сникла она. — Они раньше с Женей дружили, а потом поссорились. Он ему что-то вроде должен. Он сейчас иногда ко мне цепляется… слушай, Вик, пожалуйста… я не хочу дома прятаться. Придется проходить мимо них, а они и ударить могут, и… в общем, я боюсь.
Она смотрела на него с отчаянием. Вадик смотрел с какой-то нехорошей, кривой ухмылкой.
«Мартин, слушай, давай к себе пойдем? Пересидим втроем пару часов, зайдем через окно. Отец все равно к нам не заходит, если мы тихо сидим», — предложил Вик.
У него были свои причины бояться. На безрассудную смелость есть право у тех, кто сам за нее расплачивается. А как убедить Мартина не подставляться в случае драки — он понятия не имел.
— Хорошо, давай пойдем ко мне, идет?
— Ты же говорил к тебе нельзя?
— Мы будем сидеть тихо. У меня… ты знаешь какой у меня отец, я бы очень не хотел, чтобы он тебя обидел. Но если нужно спрятаться — лучше там. Все будет хорошо.
Когда Мартин обещал, ему было трудно не поверить. Риша кивнула и взяла его за руку. Он заметил, что у нее совсем холодные руки. За спиной раздался издевательский свист. Мартин крепче сжал ее руку. Мысль о том, что придется идти на хутор через лес или пустующую дорогу вызывала глухую тревогу. Может, нужно было вернуться домой к Рише. Заставить ее пройти мимо, понадеявшись, что ее страхи пусты и их никто не тронет.
Но Мартин никогда не верил в меньшее зло.
Идти он решил по дороге, решив, что быть на виду все же лучше, чем устраивать гонки под прикрытием кустов и деревьев.
Они шли молча, не оборачиваясь, но Мартин чувствовал, что те четверо идут за ними. Риша сначала выглядела почти спокойной, потом — встревоженной, а к середине пути она побледнела еще больше обычного, и в уголках ее глаз Мартин заметил поблескивающие слезы.
— Риш, пожалуйста… ты же не думаешь, что я позволю тебя обидеть?
— Да что вам от меня надо?! — внезапно закричала она, отпустив его руку и разворачиваясь к дороге. — Оставьте нас в покое, я никогда никому ничего плохого не делала!
Четыре фигуры и правда были четко видны на фоне желтой дорожной. Они стояли вдалеке, но слова отчетливо разносились в сухом полуденном зное. В ответ донесся издевательских хохот и несколько слов, которые понял только Мартин и объяснять никому не собирался.
Он, схватив Ришу за запястье, притянул к себе. Ее била крупная дрожь, а из широко раскрытых глаз, из которых пропала всякая осмысленность, часто капали на лицо и воротник слезы.
— Риша, да что с тобой?!
Мартин почувствовал, как паника завязывается в тугой узел на его горле. Она едва стояла на ногах, и не смогла бы сбежать в случае опасности. К тому же она вцепилась в него мертвой хваткой, словно утопающая.
— Тише, все хорошо, я не дам тебя в обиду… — прошептал он, гладя ее во вздрагивающей от рыданий спине.
Под тонким платьем прощупывались позвонки и острые лопатки. Мартин поймал себя на неожиданной, неуместной сейчас жалости — она напомнила ему голодного, замерзшего котенка.
Но сейчас не время было поддаваться эмоциям.
С трудом отцепив ее пальцы от своей рубашки, он вытер ладонью слезы с ее лица и легонько встряхнул за плечи.
— Слушай меня. Слушай! Риша, не бойся, ничего плохого не случится, если ты будешь меня слушать, поняла?
— Да… да, я…
— Ты сейчас развернешься и пойдешь к моему дому. Пойдешь. Не побежишь. Как только мы исчезнем из вида — беги, как можешь быстро. Беги к моему дому, зайди сзади, там щель в заборе — чтобы тебя не тронули собаки. Мое окно открыто, заберись туда и сиди тихо, ясно? Если отец будет стучать в дверь — беги через окно, он выламывает ее за пару минут, ты успеешь. Тебе ясно?
— А ты?!
— А я с ними поговорю.
— Вик, не надо, они… они тебя убьют.
«Мартин, ты что, правда надеешься с ними договориться?»
«Я что, дурак?»
— Риш, пожалуйста. Со мной все будет в порядке, только ты должна уйти, иначе мы оба пострадаем.
Риша несколько секунд смотрела на него, а потом развернулась и пошла. Сначала медленно, потом все увереннее.
«Умница, девочка, — подумал Мартин, оборачиваясь к преследователям. — Вик, послушай…»
«А мне не надо ничего объяснять, Мартин».
«Прости».
— Что вам нужно? — спокойно спросил Мартин, подходя к поджидавшей его компании.
— С тобой хотели поговорить. Поэтому подружка твоя пускай уходит, все равно она никуда не денется.
— И о чем вы хотели поговорить?
— Ты себе не ту подругу выбрал.
— Тебя как зовут? — миролюбиво спросил Мартин.
Он знал, как зовут собеседника. Вадиму было лет пятнадцать. Высокий, жилистый, с удивительно неприятным лицом. Мартин подумал, что он похож на шакала или гиену — огромный рот, маленькие глаза, приплюснутый нос. И мелкие, будто заостренные желтые зубы, которые становилось видно, когда он ухмылялся.
От всей компании ощутимо пахло перегаром. Был еще один запах, сладковато-травянистый, которого Мартин не мог опознать. Но он догадывался, в чем дело — глаза у компании были абсолютно дурные.
— Вадим меня зовут. А тебя Витьком, так?
— Так. Я давно дружу с этой девочкой, и не слышал про нее ничего плохого. Я редко выхожу с хутора. Расскажи мне, Вадим, почему мне не стоит с ней дружить, — Мартин врал, сохраняя ледяное спокойствие и не забывая играть в детскую наивность.
Риша должна была побежать. До хутора оставалось недолго, минут пятнадцать хода. Если бегом — минут семь. И она должна была добежать.
— Шлюха она, как и ее мамаша, — Вадим зло сплюнул в пыль.
— Я не знаю, что это значит, — продолжал прикидываться блаженным Мартин.
— А мне кажется, что знаешь.
— Ей десять лет, мне восемь. Если я правильно понял, что вы имеете ввиду, то нам физически незачем… ничего такого знать. — Мартин внутренне поморщился от слишком сложной, ломающей образ фразы, и чтобы сгладить впечатление попытался сделать глупое лицо.
— Ты говори-ка давай как человек, ничерта непонятно.
— Говорю, маленькая она еще юбку задирать.
— Скажешь тоже, маленькая, — в глазах Вадима мелькнуло какое-то подобие симпатии. — Рассказать тебе, как мы в прошлом году…
Мартин почувствовал, как к горлу подкатывает тошнота. Тело, в котором он был заперт, условность возраста, которой он был ограничен, связали его руки ледяной колючей проволокой. Он продолжал изображать заинтересованность, но на его лице все больше и больше проступала леденящая ненависть. Слова доносились словно сквозь туман, обрывками.
— Ничего не сделали…
«Мартин!»
— Потрогали немного, подумаешь…
«Мартин, Мартин, ты меня слышишь?!»
— А писку было, будто и правда…
На дороге, в пыли, прямо у его ботинка лежал длинный, ржавый гвоздь.
«Мартин!..»
— Ну, что ты скажешь? Понял теперь, с кем общаться не нужно?
— Понял, — ровно ответил Мартин, улыбаясь. — С выродками вроде тебя.
Гвоздь удобно лег в руку. Он был шершавым и горячим от нагревшего его солнца.
— Ты, гаденыш…
— А теперь ты меня слушай, — Мартин уклонился от одного из друзей Вадима, пытавшихся схватить его за руку. — Если ее отец обо всем узнает, ты не доживешь до вечера. Вы четверо. Не доживете. А я клянусь тебе, что он узнает, если ты еще раз появишься рядом с ней.
— Я думал, с тобой можно договориться, — разочарованно протянул Вадим.
Впрочем, напасть на ребенка он почему-то не решался.
— А может быть… — меланхолично сказал Мартин, глядя, как Вадим наклоняется, чтобы что-то еще ему сказать. — Я сам тебя убью.
Он протянул руку, словно хотел толкнуть Вадима в плечо. Гвоздь вошел удивительно легко, почти без сопротивления, и Мартин не смог сдержать улыбку — так восхитительно, завораживающе приятно качнулась темнота в его душе.
На серой футболке стремительно расплывалось темное пятно.
А потом улыбка погасла.
«Прости, я тебя подвел».
«Ты… все правильно сделал», — прошептал Вик.
Он смутно понял, что рассказывал о Рише Вадим. Понял, почему Мартин не сдержался. И понял, что выбора у них обоих не было. Снова.
А еще Вику было страшно. Мартин не пытался больше уклоняться или хотя бы прикрываться от ударов — он смеялся. И смех был жуткий, каркающий и безумный. Взрослый.
Вся боль, все отчаяние, вся беспомощность и весь побежденный страх звучали в этом смехе.
— Ну его, припадочного! — раздался сквозь красную пелену голос.
Мартин не заметил, как остался один. Убедившись, что никто его не видит, он опустился на колени и уставился на пыль, в которую падала кровь с разбитого носа. А боли почему-то совсем не было.
…
Домой Мартин пришел через лес. Неподалеку, он знал, был небольшой ручей с чистой ледяной водой. Там он умылся и застирал рубашку. Он хотел поспешить к Рише, но рассудил, что его отец для нее не опасен, а вот увидев его в крови она обязательно испугается.
Он дошел до дома, когда солнце уже клонилось к горизонту. Залез в окно, как-то отстраненно отметив, что это делать стало сложнее.
В комнате никого не было. Дверь была на месте. Мартин почувствовал, как в опустошенном яростью сознании прорастает ядовитый страх.
— Риша?!
— Я здесь, — раздался тихий голос откуда-то из-за шкафа.
Она сидела в щели между шкафом и столом, накинув сверху одеяло. В полумраке ее невозможно было разглядеть.