— Но вы ведь отдали главную роль этому! Потому что у него есть…
— Талант? Мозги? — перебил ее Вик, которому надоело слушать, как Рита пытается вернуться на привычное место любимицы руководителя театра. — Мы все в курсе, почему для тебя это так важно, милая. Потому что ты можешь покрывать свои выходки якобы творческой натурой.
На секунду Вику даже стало жаль Риту — она не могла даже дождаться, пока Мари уедет, чтобы все стало по-старому. Это был последний школьный год Риты, а после ее жизнь вряд ли будет связана с искусством. И вряд ли ее станут хвалить за откровенно плохую игру, как это было раньше. Мари забрала у Риты последний шанс блистать ярче других.
— Характер, — высказала свою точку зрения Мари. — Кому не нравятся роли — я не держу, и решений не меняю. Можете измениться вы — тогда я подберу для вас что-то иное. Если нет, то я ничем не могу помочь. Ты остаешься?
— Да, — с ненавистью выплюнула Рита, садясь на пол.
— Отлично. Тогда начнем с тебя. Как тебя зовут?
— Китти.
— Вот как? Что же, хорошо. Китти. А ты? — обратилась она к Матвею.
Вик поднял глаза. Ему было интересно, что же он придумает. Он ждал чего-то простого, сурового, и…
— Февраль, — неожиданно сказал он.
— Февраль? — удивилась Мари. — Почему?
Матвей пожал плечами и сложил руки на груди. Она не стала настаивать.
Третьей была девушка по имени Даша. Ей было пятнадцать, и она была похожа на птичку — маленькая, худая и суетливая.
— Лета.
— Хорошо…
Мрачная девушка, всегда носившая черное, назвалась Сворой. Альбина, полная, с толстыми русыми косами и веснушками назвалась Торой.
— Теперь вы. Как тебя зовут? — спросила она у Вика.
— Виконтом, маркиза.
— Значит, ты не только злой, но еще и читаешь неподходящие по возрасту книги? — в голосе Мари отчетливо слышалось неодобрение. Почти обида.
Он пожал плечами, улыбнувшись. Взрослых он очень давно не боялся, ровно, как и их неодобрения.
— А ты?..
Риша назвалась Офелией, как Вик и ожидал. Он видел это имя написанным на ее запястье. Ему не понравилась надпись — она черной ручкой вывела жирными буквами «Offелия».
— Прекрасно. Вот мы и познакомились. К следующей встрече я внесу ваши имена в афишу и текст. Теперь… давайте обсудим пьесу. Все прочитали?
— Я прочитала, — сказала девушка, которая сейчас звалась Летой. — Так нельзя.
— Почему?
Вик смотрел не на Мари, иронично вскинувшую бровь, он внимательно наблюдал за Летой. Она была непохожа на себя — бледная и сосредоточенная, постоянно касалась четвертой пуговицы на блузке.
«У нее там крест», — подсказал проницательный Мартин.
Его подозрения оправдались следующей репликой:
— Ересь… Она темная, злая, понимаете? Нельзя играть с темнотой, темнота этого не прощает!
«Умная девочка», — усмехнулся Мартин.
— Эта пьеса — о любви. О месте человека в жизни, и о том, что никто не Бог, кроме самого Бога, — неожиданно мягко ответила Мари.
Вик ждал, что она и Лете предложит уйти, если ей что-то не нравится. Но у Мари не было цели таким образом утвердить свой авторитет.
Лета молчала. Посчитав вопрос исчерпанным, Мари обратилась к остальным:
— Отлично. У кого еще есть вопросы по тексту?
— У меня есть. Вы приехали в деревенскую школу, и в студии, где самому старшему человеку семнадцать, называетесь де Мертей и ставите вот это. Вы уверены, что правильно определили место для воплощения амбиций? — сквозь зубы процедил Вик.
Мари смотрела на него в упор. В ее зеленых глазах все больше просыпалось что-то злое и колючее. Расправляло свои иглы. Щерилось, чтобы под конец подернуться обычной томной дымкой.
— Потому что я считаю, что те, кто не видел темноты убедительно сыграют…
— Вы ошиблись. Это деревня. Здесь все не так, как описывают в пасторальных романах. Мой отец разводит свиней, и я видел их на всех этапах, от зачатия до кучи потрохов на снегу. Вы правда рассчитывали найти здесь милых, неразвращенных детей?
Он видел, что Мари растеряна. С немалым удивлением для себя он заметил, что Рита, которую теперь следовало называть Китти, смотрит на него с одобрением.
«А ты как хотел. Вы теперь союзники. Только не увлекайся, я чувствую, что кое-кому не нравится твое выступление».
«Черт, я совсем забыл…»
Риша и правда выглядела обиженной. Вик поморщился — ему не хотелось расстраивать подругу, он просто ничего не мог поделать со своим стремительно портящимся характером.
— Я уже нашла, что хотела, — со странной улыбкой ответила Мари, скользнув взглядом по Ришиному лицу.
«Ты видел, как она на нее посмотрела?» — прошептал Вик Мартину.
«Да».
— А теперь, если ни у кого не осталось вопросов… кто умеет танцевать? — спросила Мари, хлопнув в ладоши.
— Танцевать? Зачем нам танцевать? — спросила Свора.
— Во-первых, потому что это есть в сценарии. Во-вторых, потому что вы должны уметь двигаться на сцене. Встаем, котятки, встаем! — жестом пригласила Мари, поднимаясь с пола.
Рядом с ней лежала длинная черная трость с серебряным набалдашником в виде сидящего кота.
— Давайте по очереди. Я отстучу ритм, а вы повторите хлопками. Давайте с Китти, и по кругу, как представлялись.
Мари легко взбежала по ступенькам на сцену и отстучала первый ритм.
Рита повторила его с первого раза, к общему удивлению хорошо улавливал ритм Матвей и Свора. Тора повторила с задержкой в несколько секунд, но не сбившись. Лета запуталась и несколько раз сфальшивила.
Вик повторил заданный ритм с первого раза без ошибок. Он услышал, как тихонько отстучал его по косяку Мартин. Риша, улыбнувшись, повторила ритм и сделала еще несколько хлопков.
— Я знаю этот вальс…
Вик знал, что Риша училась танцевать. Она нашла в какой-то из книг подробное описание вальсовых движений, несколько раз видела танец по телевизору, и вот уже почти год, без музыки, по памяти училась воспроизводить увиденное. Впрочем, Вику она показывать, как танцует всегда стеснялась, и учиться вместе отказывалась.
— Чудно! — воскликнула Мари, спускаясь со сцены. — Отодвигайте к стенам стулья. Потом становитесь по парам. Солисты, разумеется, вместе, ты… м-м-м… Февраль, возьмешь Лету, Китти станет с Торой…
Она подошла к Вику, подвела Ришу за руку.
— Главное в танце не ритм и не техника. Непринужденность. Поверьте, неловкое движение можно скрыть, а вот натужность… губит волшебство. Я покажу, вы повторите.
Несколькими движениями она поставила их обоих в нужную позицию.
— Вот так… пока присядьте. Хорошо смотритесь, котята…
«Кажется, я умею», — раздался голос Мартина, с интересом наблюдавшего за Мари.
«Правда?! Как с вырезанием из дерева?»
«Да».
«Мартин, а можно… можно ты…»
«Желание эпатировать никак тебя не покидает? А мне потом за тебя отдуваться?» — усмехнулся Мартин.
«Ну пожалуйста!»
«Ты не боишься, что тебя возненавидят?»
«Хочу, чтобы Риша… показала, что она лучше».
— А это…это Максимилиан, — раздался голос Мари откуда-то из-за сцены. — Максимилиан покажет нам, что даже если один из партнеров совершенное бревно, второй может превратить танец в историю…
Мари тащила деревянную куклу в человеческий рост, вроде тех, которые художники используют, чтобы рисовать движение. Она поставила манекен на подставку и несколько раз ударила каблуком по основанию, чтобы убедиться, что нога манекена легко отходит от подставки и легко становится обратно.
— Итак, сейчас будет… музыка!
Раздался щелчок и колонки, сначала хрипя, но все чище и чище, выплеснули в зал «Bei mir bist du shein».
Мари танцевала фокстрот. Она улыбалась «залу», стуча каблуками вокруг своего несговорчивого «кавалера». Делала обиженную гримасу, отходила от него, удерживая его только ладонью, потом несколькими быстрыми движениями возвращалась в его «объятия», провисая на его руке так, что кончили волос ее мели по полу. Вик видел то, что она хотела показать — историю о жизнерадостной девушке и ее холодном, неуклюжем возлюбленном.
Танцевала она и правда красиво. В конце она заставила манекен склониться к ее губам, оставив на светлом, лакированном дереве легкий отпечаток бордовой помады.
Все это время Риша сжимала руку Мартина, и он чувствовал, как пожатие становится крепче на «sokissmeandsayyouunderstand».
— А теперь… давайте вернемся к вальсу, — сказала Мари, отодвигая манекен.
Она несколько минут объясняла, подходя к каждой паре, с какой ноги нужно начинать, как не путаться в поворотах и шагах.
— Учтите, я жду от вас не просто ритмичного кружения, как у детей на школьных линейках, когда показывают листики и прочую пошлость. Вы будете рассказывать историю. Вы двое особенно, а вы все — их Тени, учтите, что без вашей истории они не расскажут свою. Они будут танцевать по часовой стрелке, вы — против, и вы не должны сбивать друг друга. Когда мы научимся хоть сколько-нибудь сносно это делать вы все должны будете мешать этим двоим, а вы должны не сбиваться. Ясно? Попробуем.
— Вик, у меня не получится, — прошептала Риша так, чтобы не слышали другие.
От ее обиды не осталось и следа.
— Получится, — ободряюще ответил Мартин.
Вдоль стены тянулось старое, помутневшее зеркало. Мартин видел в нем свое отражение. Немного смутно, словно зеркало шло рябью — он был выше Вика и даже выше Мари. Риша не смогла бы держать его за руки так, как держала сейчас.
Зазвучала музыка. Мартин, прикрыв глаза, прислушался к ритму.
— Пойдем. Не бойся, все получится.
Он в несколько шагов вывел Ришу на середину зала. Мари сделала странное движение, будто хотела его остановить, но потом опустила руку.
— Оффенбах, — злорадно рявкнула она.
Мартин только поморщился — он понятия не имел, что это за композитор и что за вальсы он писал. Он ждал, что Мари выберет какой-нибудь «Голубой Дунай» или «Вальс Цветов», которые включали на тех самых линейках.