А теперь Мартин совсем перестал понимать, что ему делать — Риша не приходила в себя, оставить ее в таком состоянии было нельзя, а еще в любой момент она кашлем или бормотанием могла привлечь внимание его отца.
Впрочем, скоро вопрос решился сам собой.
Еще до рассвета Мартин услышал стук и заливистый лай собак. Молясь про себя, чтобы ничего не произошло во время его отлучки, он укрыл Ришу одеялом, запер дверь снаружи и вышел из дома, готовясь к встрече с ее отцом.
Но на пороге стоял Ришин младший брат, Нис. Он почти не изменился за эти годы, только взгляд исподлобья стал угрюмее и настороженней.
— Она у тебя? — без предисловий спросил он.
— Да, — не стал отрицать очевидного Мартин.
— И чего с ней?
— Понятия не имею. Может, это простуда. А может, пневмония. Ей надо в больницу.
Мартин смотрел на мальчика, стараясь сохранять суровое выражение лица. На самом деле Нис выглядел потерянным и чем-то сильно расстроенным. Раньше Мартин, может, и проявил бы больше участия, но сейчас ему было откровенно наплевать.
— Папа сейчас в больнице.
— Вот как? Что с твоим отцом, Нис?
— Мама сказала — что-то с сердцем. Еще сказала «сука неблагодарная» и поехала с папой. Я пока у соседки жить буду, — угрюмо доложил он.
Мартин поморщился. Вик, к счастью, не слышал — он сидел с Ришей всю ночь, хотя Мартин сказал ему, что это уже не обязательно, и теперь спал достаточно крепко, чтобы предоставить другу самому разбираться.
— Просто прекрасно, Нис, замечательно. Как это произошло?
— Что? — хмуро спросил мальчик.
— Что случилось после спектакля?
— Не знаю, я спал. Папа вернулся без Иры, мы поужинали, потом вернулась Ира, и папа отправил ее спать.
— И все?
— А что?
Мартин бросил тоскливый взгляд на желтый прямоугольник окна. На улице было холодно, и становилось все холоднее. Смысла в расследованиях он не видел. Нужно было что-то решать, и у Мартина был только один вариант. Он знал, что Вик будет недоволен, но Мартин не видел другого выхода.
— Знаешь женщину, с которой мы занимаемся в студии? Знаешь, где она живет?
— В городе, — кивнул Нис. — Она у бабки Нюры полдома сняла, но туда почти не ездит, только иногда ночует, когда совсем пьяная. Бабка Нюра говорит, что у нее рожа бесстыжая, и что она песни воет, как кошка, которую десять котов…
— Хватит, — оборвал его Мартин. — Можно подумать, я не знаю, какая у нее рожа… сейчас она здесь? Или в городе?
— Здесь. Ее вчера учитель привел, который…
— Иди и разбуди ее. Приведи сюда, — поморщился Мартин. Раньше Нис не был таким разговорчивым.
— Что?..
— Иди к этой вашей… бабке Нюре, найди Мари и приведи сюда, — с нажимом сказал он. — Пока не уехала. Пусть постучит в калитку, как ты, передай, чтобы не заходила в дом.
— Пойдет она со мной!
— А ты скажи, что твоя сестра умирает, — проникновенно посоветовал он. — И сам об этом не забывай, пока будешь бежать.
— Я…
— А ну живо! — рявкнул Мартин.
Спустя секунду перед калиткой никого не было. Он мрачно смотрел в спину убегающему мальчику и думал, что Мари наверняка придется искать самому.
…
Мартин успел умыться, одеться, выпить кофе и подумать, что будет говорить Мари. Ничего толкового не придумал — что здесь можно было сказать. Он собирался второй раз совершить ту же ошибку и надеялся только на то, что она приведет к другим результатам.
Мартин знал, что Мари — не добрая женщина. Она выглядела и вела себя так, будто когда-то к ней пристала театральная роль злодейки, а потом так срослась с сущностью, что теперь уже и не отделить реноме от настоящего человека.
Пусть ей было выгодно поссорить Ришу с отцом. Но вряд ли она рассчитывала, что девчонка бросится на улицу в мороз и заболеет.
Мартин сидел на краю кровати и расчесывал Ришины волосы — влажные и спутанные. На ее бледном лице виднелись остатки грима — налипшая под глаза черная подводка, жирный грим на крыльях носа. Зубцы гребня металлически звякнули о запутавшуюся в волосах шпильку.
Но проблемой, конечно, были не волосы и не грим, а свист на вдохе и тяжелый хрип на выдохе. И то, что Риша так и не пришла в сознание.
В доме даже не было телефона, чтобы позвонить в город.
«Как она?» — хрипло спросил Вик.
— Зря проснулся, — мрачно ответил Мартин, распутывая очередной узелок. — Ничего хорошего я тебе не скажу.
«Что мы будем делать?»
— Я сказал Нису привести Мари, — просто признался он.
«Что ты сделал?!»
— Вик, не до личной неприязни сейчас и не до чьих-то там амбиций.
«Это все из-за нее», — процедил Вик, и Мартину показалось, что в темноте за порогом что-то полыхнуло красным.
Но ему было не до того, что происходит за порогом.
— Да. И пускай она это исправляет, как думаешь? Вячеслав Геннадьевич в больнице, у него сердце прихватило. Жена с ним поехала. Посмотри, — он провел ладонью над Ришиным лицом. — Мы ее не вылечим.
«Меня же ты лечил…»
— У меня не было выбора, а у тебя — подозрения на воспаление легких, — огрызнулся Мартин. — Мне тоже это не нравится, можешь предложить другой выход.
«А если… если она…» — Вик осекся. Он тоже не смог придумать, что такого ужасного могла сделать Мари.
— «Если она» — пойдем и утопим ее, — усмехнулся Мартин.
Во дворе залаяли собаки. За стеной раздался скрип кровати и раздраженное ворчание. На ходу надевая куртку, Мартин все же потратил лишние несколько секунд, чтобы запереть дверь снаружи.
Черный седан Мари остался на дороге — машина явно не проехала по сугробам. Сама Мари стояла у забора, нервно переступая с ноги на ногу. Колени под черным капроном колготок покраснели, в сапоги набился снег, а шпильки разъезжались так, что ей приходилось опираться на макушку нахохлившегося Ниса. Лицо у нее было злое и вместе с тем растерянное.
— Вы, дети, совсем охренели, — без приветствий прошипела она, опасливо косясь на затихших собак. — Я так и не поняла, кто там умирает, и кто кого собирается убивать, но надеюсь…
— Ира вчера прибежала ко мне среди ночи в одной ночной рубашке, — сказал Мартин, подходя к забору.
— Радовался бы, — фыркнула Мари. — Хотя я ей немного по-другому объясняла…
— Видимо, она поссорилась с отцом, как вы хотели, — перебил Мартин. — Значит, теперь-то она вам нужна, а?
— Да какого хрена ты тут стоишь и нотации мне читаешь, — тоскливо протянула она. — Пакуй давай свою подружку и тащи сюда, заодно поможешь мне машину толкнуть. Ненавижу эту сраную деревню, ненавижу все сраные деревни, — донеслось ему в спину горестное бормотание.
И в этот момент и Мартин, и Вик были с ней удивительно солидарны.
…
Вернувшись домой, Вик запер дверь в комнату, не раздеваясь упал на кровать и уснул. Ему было все равно, что будет происходить вокруг — пусть горит дом, в комнату ломится отец, пускай происходит все, что угодно. Ему было необходимо выспаться. Мартин, подумав, подвинул кресло ближе к камину, положил голову на подголовник, и тоже позволил себе забыться черным, пустым сном, в котором не было сновидений.
Но Вик и во сне не нашел покоя. Он слышал то приближающийся, то удаляющийся грохот колес поезда. Он даже видел его, этот поезд — огромную, ржавую змею, словно собранную из неподходящих друг к другу по размеру, цвету и текстуре кусков металла. В раскаленном воздухе отчетливо пахло свежей кровью.
— Мартин! — хрипел он, пытаясь закрыть уши, оборвав этот нарастающий грохот.
Мартин не отзывался. У его друга не было власти над этим кошмаром. Не было больше волшебных огоньков.
Когда Вик очнулся, стояла глубокая ночь. Он несколько секунд смотрел на часы, пытаясь понять, что с ними не так. Выходило, что он проспал либо несколько часов, либо больше суток.
Мартин еще спал. Вик принюхался — в комнате пахло как обычно, стиранной тканью, старым деревом и чем-то еще, сухим и теплым.
В доме было холодно. Это было обычное дело для зимы — отец не следил за отоплением. Часто топил небольшую печь, стоящую в углу на кухне, подвигал к ней кресло и сидел так весь день, наплевав на то, какая температура держится в остальном доме. Впрочем, Вик не возражал. Он купил в городе маленькую тепловую пушку и лишнее одеяло, для тех случаев, когда у него не получалось самостоятельно включить отопление, и для тех часов, что едва работающему газовому котлу требовалось, чтобы прогреть дом.
Сейчас обогреватель работал, тонкое красное кольцо в темноте. Словно светящийся глаз.
Вик позволил себе редкое удовольствие — он не стал вставать с кровати сразу. Ему было тепло и удивительно спокойно. Разум, изможденный постоянным напряжением наконец-то нашел покой. И теперь, в ласковом тепле, в темной тишине дома, он, наконец, почувствовал, как в душе разжимается ржавая пружина.
Может, все еще будет хорошо.
Он прикрыл глаза. Спать не хотелось. Не хотелось думать. Хотелось просто лежать, полностью отдавшись чувству тепла и спокойствия, и с глупой улыбкой гладить одеяло.
Вик отчетливо ощущал хрупкость этого момента. Внезапно ниоткуда пришла странная мысль о том, что именно сейчас он хотел бы умереть.
«Доброе утро. Что за настроение?» — раздался сонный голос Мартина.
Вик моргнул, и ощущение покоя исчезло. Мир вокруг по-прежнему был жесток и несправедлив. И Риша по-прежнему была в опасности.
— Доброе утро. Я просто… задумался.
«Прости, не хотел мешать. Слушай, Вик, я думаю нам нужно в школу сходить. Показать, что ты не запил на радостях и поговорить с Мари».
— Ты прав, как обычно. И сегодня вечером поедем в город. Нужно попробовать найти нормальную работу, нам явно скоро понадобятся деньги.
«Хорошо. Выспался?»
— Да, даже не верится. Пошли, сварим твой ужасный кофе, который на манную кашу похож, и будем считать, что этот замечательный день начат, — неловко улыбнулся Вик.
«Мне кажется кто-то сейчас посмеялся над моим кофе, который можно считать гомеопатией, настолько мало там порошка?»