— А я-то удумал, — Кутлов ухмыльнулся. — Давай без горячки. Докатим. Вот как обратно-то мне ехать? В кузове масла на два пальца набрызгано. Как же я с подконвойным?
— На шпиона и сядешь. Они откормленные, мягкие…
Тащились долго. До шоссе добрались без труда, но войск шло густо, втереться в колонну не давал регулировщик. Едва уловили момент, сунулись в разрыв. Оказалось неудачно — впереди шел тягач с прицепами, чадил так, что не продохнешь. Обогнать не получалось — и навстречу пер сплошной поток грузовиков. Шоссе — в общем-то, неплохое и даже не слишком разбитое — было узковато. Алексей изловчился — пропустил вперед шибко спешащих саперов. Потом контрразведчики оказались позади батареи на конной тяге. «Диверсантка» присмирела — катили не слишком гладко, но без сюрпризов.
— А леса тут схожие, — рассказывал Кутлов — его звали Семеном, и родом он был с какой-то дремучей Нижней Тотьмы. — У нас, правда, комарья пожиже. Да ты не отмахивайся, притерпи…
Кусали в потную шею комары, качалась белая недоделанная ночь, двигались и двигались сквозь бледный сумрак войска. Много их было. И даже несколько подбитых и сгоревших «тридцатьчетверок» у дороги настроение экипажу «диверсантки» не испортили. Командированные малость поспорили о Хельсинки; Алексею смутно помнилось, что столица вражья гораздо севернее стоит, а Кутлов утверждал, что «прямый путь, только тама шоссе шире станет». Но штурмом брать Хельсинку приказа нет, по плану окружат ее и ультиматум предъявят. Финнам о Ленинградской блокаде напоминать не надо — живо лапки задерут.
Впереди угадывался подъем — видать, гряда, где и располагался финский неприступный рубеж, что днем с ходу взяли. Погромыхивало уже недалеко. И взблескивало за озером смутно — видимо, отошедшие финны с досады клали «по площадям», спать нашим не давали. Левее от шоссе, за лесом активно работали пулеметы.
На посту посланцы пытались узнать о хозяйстве Товтеева. Из объяснений выходило, что «да черт его знает». Как финнов днем со дзотов и траншей сбили, так перепуталось все.
…Под колесами скрипел камень, «Диверсантка» переваливалась, виляя между воронок.
— Ща въедешь, — обеспокоенно забурчал Кутлов. — Въедешь, грю. Давай встанем да оглядимся, где погожей-то…
Машину пришлось заглушить. Мимо тянулись повозки, но на вопросы ездовые лишь отмахивались — никто хозяйства Товтеева не знал, да и по всему видно, знать и не мог, — в первый раз к здешней передовой шли. Попытка осмотреться ничего не дала — левее угадывались танки — с десяток машин, правее развалины то ли сарая, то ли просто груда камней, дальше шоссе уходило в лес. Кто-то возился на опушке, похоже, обозники разгружались.
— Вот в Хельсинках мы того Товтеева и найдем, — мрачно предрек Кутлов.
Алексей сполз-спрыгнул с борта, принялся вытирать липкие подошвы — это ж не кузов, а трясина какая-то ядовитая. Было душно, опять густо зудели комары.
— Вот завсегда так, — Кутлов закурил, — пошлют и ищи-свищи…
— Не кури рядом с машиной, — пробормотал Алексей.
— Так я только от мошки…
Из сумрака широким шагом явился человек в танкошлеме, резко двинул Кутлова по затылку, выбил и затоптал самокрутку.
— Охерели, вашу…?! Растопырятся как… Снайпер снимет… не успеете…
— Ты чего… — Кутлов разглядел погоны, — виноват, товарищ лейтенант.
— Вы с бэ-ка с пункта боепитания? Туда, к батальону сворачивайте, — нетерпеливо махнул рукой танкист.
Алексей объяснил ситуацию. Лейтенант интерес к грузовику мигом утерял, но обстановку прояснил. Где Товтеев, танкисты, понятно не знали. Была вечером какая-то пехота, но та ушла назад, занимать финские траншеи. Это левее, за поселком. Еще впереди пехоты хватает — в лесу засели, по обе стороны от шоссе. Финны драпанули, но одиночки кругом лазят, к своим просочиться норовят. Лучше ощупью не шариться, ибо напороться, как те два пальца…
— Поехали к поселку, — сказал умный Кутлов. — Доподлинно там штаб сыщем. Здесь где-то семьдесят вторая[33], уж они о соседях знают.
— Как ехать-то? Напрямки? — Алексей показал на зверски измятые обрывки «колючки» и обломки гранита, — похоже, здесь взрывали противотанковые надолбы, то-то на шоссе сплошь воронки, кое-как засыпанные. — Или на мину наскочим, или скаты пропорем.
— То и говорю, к посту повернемся, там покажут, — согласился Кутлов, которому явно не нравилось торчать посреди дороги, кое-как прикрытой мелколесьем.
Мимо вновь катились повозки. Пришлось ждать. Рисковать и разворачиваться, съезжая с дороги, Алексею не хотелось. Бок снова ныл…
— Ладно, возвращаемся. Надо кого знающего отыскать.
— Ну, чо, давай заводиться? — Кутлов решительно ухватил заводную ручку.
В небе, довольно низко, прошелестело и рвануло где-то у деревни.
— Твою…! — Семен присел, ухватился за лоб, задетый кривым стартером.
…Особо жутко не было. Финская батарея клала снаряды реденько, с большим разбросом, — возмущенный Кутлов замысловато ругался между разрывами. Танкисты, правда, залетные снаряды игнорировали — привычные, никакого шебуршения в ельнике. Вот по дороге пронеслась двуколка — возницы нет, перепуганные лошади несли куда глаза глядят. Впереди, в лесу, начали активнее постреливать — видимо, ободренные финские «кукушки» оборзели.
— Давай-ка все ж живее к штабу какому-никакому, — сказал, поднимая голову, Семен.
— Да уж, покурили, — согласился Алексей.
«Диверсантка», видимо, тоже отдохнула, — завелась с полтычка.
Алексей вел осторожно, примеривался, где же развернуться. Раз попробовал — уткнулись в кочковато-пупырчатую поляну: рядами торчали бревна, связанные толстой проволокой в огромные «пакеты» и вкопанные вертикально. И чего только враг не удумает…
— Ты давай, ловчей, ловчей, — обеспокоенно сказал Кутлов.
Алексей и сам слышал — даже сквозь урчание двигателя, как нарастает пулеметная трескотня впереди. Уже не перестрелка, а вроде натуральный бой — видно, наши в ночную атаку пошли.
«Диверсантка» кое-как, задним ходом выбралась на шоссе — впереди показались танки — двигались колонной по шоссе. Тьфу, опять не развернешься. Сворачивать? Проезд вроде есть, но все так гусеницами размолото. В зарослях стояли «тридцатьчетверки» с распахнутыми люками — экипажи спали где-то рядом… Да, «мазуту» каким-то близким обстрелом хрен разбудишь.
Алексей свернул точно по следам гусениц, перевалил кювет, дал задний ход — и проклятая «диверсантка» заглохла.
— Ну, руки у тебя… — заворчал Семен.
Над машиной пронеслась трассирующая очередь — Алексей инстинктивно пригнулся к рулю. Следующая очередь зацепила кабину: звякнуло стекло, полетели щепки от двери, ахнул Кутлов…
Алексей выкатился из кабины, упал за скат: метрах в восьмидесяти рычали двигатели, лязгали гусеницы. Передняя машина, низкая, приплюснутая, наверное, самоходка, вдруг развернулась, на мгновение замерла — отчетливо звякнули траки, и урчащая тварь практически в упор влепила снаряд в ближайшую «тридцатьчетверку»…
…Как заполз обратно в кабину, толком не помнилось. Вроде сдвинул сапог Семена — сам Кутлов откинулся к дверце пассажирской, видно, уже готовый, а ступня все дергалась, все норовила до педали «газа» дотянуться. Эх, что уж там…
…Глухо громыхали, били по ушам выстрелы танков и самоходок, звенели, ударяя в башни и борта, болванки бронебойных. Очереди пулеметные и автоматные гасли в этих звонких нелепых ударах, и тарахтенье ошалевшей «диверсантки», и винтовочный треск, все куда-то делось. Виляла полуторка между остатков надолбов, дрожали осколки лобового стекла, качался Кутлов, ронял тяжелые темные капли с простреленной головы, а Алексей ни о чем не думал, только о самоходке гадской, приплюснутой угловатой железяке, что сейчас разворачивается, тянет вслед ствол с уродским набалдашником… Стукнет, щас стукнет снаряд, кузов разболтанный, как картонный, пронзит и…
…Орал в лицо вспрыгнувший на подножку усатый сержант, пытался ствол автомата в окно сунуть. Алексей тормознул:
— Танки прорвались!
— Да мы що, сами без глаз?! Куда прешь-то, контуженый?! Вот загни твою дудоргу…
Алексей увидел прямо перед бампером «диверсантки» борт трактора: тот, плюясь дымом, разворачивал гаубицу прямо на дороге. Дальше ставили еще орудие. И еще дальше… Сбрасывали с кузова в кювет снарядные ящики. Орал, махал руками, требуя убрать машину, старший лейтенант. Еще орали. Выпрыгнул откуда-то коротконогий раскосый капитан, грозил кулаком, лапал кобуру пистолета…
«Диверсантка», ободрав борт, протиснулась между тягачом и сломанной сосной. Немо закричали пулеметчики, бегущие куда-то вперед с «Дегтяревым» и большими артиллерийскими лопатами. Полуторку тряхнуло — правым колесом в выбоину влетела. Мертвый Кутлов вновь начал сползать со скользкого сиденья, тянуться сапогом к педалям. Ох ты господи…
К селу Алексей довез полный кузов бойцов — финны яростно атаковали занятые нашими днем позиции, и стрелковый полк спешно стягивал в траншеи всех штабных-тыловых. За высоту волна за волной проскакивали «илы», долбили поле, по которому атаковал противник. Громыхало до горизонта.
— Вали отсюда, сержант, — сказал лейтенант-связист, отирая подошвы о траву. — Я ваших, из особого, днем в Кулясалми видел. Тьфу, да что ж у тебя в кузове говнище-то такое?
— Трофейная, — пробормотал Алексей.
Пехотинцы, пригибаясь, побежали к траншее, что уводила в сторону развалин села.
В Кюлясалми ни местных особистов, ни хозяйства Товтеева не было, Алексея сгоряча послали, потом дали дозвониться до своих. У Куутерселькя громыхало неустанно, связь была трескучей и шипучей до полной невозможности. От капитана Голуба передали «работать по задаче», а «посылку отставить». Алексей понял с пятого на десятое, но, похоже, падлюку-финна уже доставили куда надо.
Кутлов, накрытый шинелью, лежал рядом с четырьмя телами. Алексей посидел с сержантом из комендантского взвода, оставил бойцам кисет Семена. Ничего, похоронят как положено. Красноармейская книжка и медаль убитого лежали в кармане гимнастерки, пора было двигаться «по задаче».