Шведова встал. Губы у нее были какие-то неровные: то ли кривила пренебрежительно, то ли вовсе покусала.
— Понимаешь, старлей наш еще стесняется маленько, — непонятно зачем сказал Женька.
Старшина кивнула и пошла вверх к машине. Женька украдкой кинул обрывки «спецупаковки» в костерок, подпихнул сапогом. Черт знает что, таишься, как во вражеском тылу…
Коваленко поплевал в маску, промыл, нацепил на физиономию, поправил ремни баллонов и тесемки сумок-утяжелителей, и, прошептав что-то водолазно-суеверное, полез в воду. Плыть решил с обоими баллонами — все равно придется надежно топить снаряжение. До самодельного буйка, обозначавшего места падения самолета, было всего-то метров восемьдесят, но Женьке стало не по себе. Водичка свежая, да и солнце уже совсем за деревьями. Подождали бы утра, честное слово…
В воде побулькало, успокоилось. Женька поправил на шее ремень тяжелого «суоми». Сколько ждать-то теперь?
Подошел Попутный, рассеянно посмотрел на озерную гладь:
— Занырнул Валера?
— Так точно. А вот как мы летчика на берег будем вытаскивать? Он же, наверное, того… совсем размокший?
— Летчика? Зачем нам размокший? Суши его потом. Нормального летчика найдем, — судя по всему майор еще пребывал под впечатлением вестей с базы «Ноля». — Ты как сам-то добрался?
— Ну… Крюк дал, а так-то ничего.
— То-то я смотрю, шпалер у тебя новый. Ладно, о приключениях потом. Сейчас я служебную совесть очищу, и расскажешь, как там, на «Фрунзе»…
Попутный неспешно прошел к костру, сел, озабоченно поглядывая на небо, принялся подсовывать в огонь сучья. Заодно и тонкие «импортные» листки ориентировок подсовывал-сжигал…
Женьке было слегка обидно. Тут совершаешь технически неподготовленные переходы, сталкиваешься с бронетехникой и живой силой противника. И все это с отягощением в виде секретного снаряжения. И нате вам: «приключения потом, что на «Фрунзе»? Естественно, на базе сложности, о которых, кстати, Попутный теперь даже больше знает. А в Выборге? Что там, сложностей не было? Ладно, выскочил тов. Земляков, и хорошо.
— …Смотри, смотри, явно же читается!
Огонек зажигалки Торчка был тусклым, но чудной оранжевый пластик флакона все-таки просвечивал. И буквы крошечные, почти стертые можно было различить:
…для чувствительной кожи… made in Austria…
— Трофейный, — в замешательстве пробубнил упертый Павло Захарович. — Вон и еще… Дайындалгын куш: кораптын[56]… Оно по-тюркски, не иначе.
— Для спецшкол делают. Предателей хватает. И тюрки с кавказцами… Вон как надписи замыть старались, — Марина с яростью встряхнула флакон.
— Да не будут диверсантом такое давать, — пробормотал Лешка. — У них там все до мелочей продумано.
— Что-то продумано, что-то упустили. — Марина, морщась от бензиновой вони «катюши»[57], спрятала пластиковый флакон с пахучей антинасекомой жидкостью. — Нужно их брать. Сейчас же. Или уйдут.
Торчок потер свежевыбритый подбородок (утром майор пообещал лично поцирюльничать, если «товарищ ефрейтор, так беззаветно занятый борьбой с немецко-финским оккупантом, не найдет время заняться своей дикобразной физиономией».
— Мариша, ты в курсе, что выйдет, если ты пальцем в небо попала? Тут такое дело, что одними догадками не обоснуешь… — пробубнил Торчок.
— Я не гадаю. Тут нюансов и доказательств хватает… — Шведова выпрямилась, одернула ремень с кобурой. — В общем, я приказываю. Задержать и передать до выяснения. Стрелять не будем, если не окажут сопротивления. Товарищ Трофимов?
— Так я ж вроде к ним и приписан, — в ужасе прошептал Лешка.
— Вот и остаешься приписанным. Тебя никто их к стенке ставить не обязывает. Доставим на хутор, свяжемся с кем положено. Разберутся. В общем, будешь страховать.
— Та нам бы хоть взвод автоматчиков, — пробухтел Торчок. — Они ж нас сами в два счета… отстрахуют. Та ты ж сама видела.
— Поэтому и надо брать, пока ничего не подозревают. Иначе действительно наоборот получится. Сами ляжем, а их потом еще сколько искать будут…
Коваленко вынырнул, но к берегу плыть не стал, наоборот, удалился от буйка и возился, готовя снаряжение к ликвидации…
— Результат, я так понимаю, отрицательный, — заметил Попутный. — Сейчас Валера от снаряжения избавится и по порядку доложит. Так, значит, немец у нас там уже прижился?
Женьке вновь пришлось рассказывать о госте из Бремена. Майора почему-то очень интересовал иностранный гость. Наконец следственная группа увидела, как полегчавший Коваленко энергично плывет к берегу…
У костерка было тепло, и старший лейтенант быстро перестал клацать зубами. Сидел на корточках, в накинутой на плечи телогрейке — за два дня следственная группа прибарахлилась, не зря начальство на хутор постоянно шастало.
Паузы затягивалась. Наконец, Коваленко сказал:
— Лежит. Сохранность хорошая. Кабина пуста.
— А опознавательные знаки? — не выдержал Женька.
— Финские, — старший лейтенант поднял голову. — Это биплан. Что-то вроде «Бристольского бульдога»[58]. С Финской он там лежит.
— Значит, удостоверились, — с непонятным оптимизмом констатировал майор. — Теперь с легким сердцем в путь. Попрощаемся с коллегами, и незачем время терять. Сначала Питер, потом метнемся к карелам…
Женька понял, что явно чего-то недопонял.
— Тут, Евгений, такое дело, — Коваленко вытер мокрое лицо. — Вчера новая вводная до нас дошла. Нашли те самолеты. Вернее, место их базирования. Самолетов там, понятно, уже нет, но куда могли исчезнуть, вроде бы выяснили…
— Да, наше Управление не зря хлеб ест, — с гордостью заметил Попутный.
— Значит, зря я эту тяжесть волок? — еще не веря, пробормотал Женька.
— Ну, требовалось окончательно убедиться, — пожал плечами старший лейтенант. — Кстати, шланги вовсе на ладан дышали. Доверять таким…
Женька сказал. О шлангах, озере и доверии к технике. Очень хотелось и о начальстве свое мнение исчерпывающе изложить, но хватило сил сдержаться.
— Распустился ты, Евгений, — печально заметил майор. — Да, две звездочки кому угодно голову вскружат. Переживаешь, нервную систему не бережешь. Нехорошо. Уж не знаю, как у вас в тевтонской словесности, а в нашем деле предпочтительнее каждую версию до конца отработать. Что мы и сделали. Уж не обессудь, товарищ боевой лейтенант, не в читальном зале сидим.
Женька стиснул зубы, взял котелок и пошел к воде. Начальство, мля, оно начальство и есть. А чаю замерзшему старлею попить все равно нужно…
Земляков вернулся с водой, а у костерка народу прибавилось. Стояла Шведова, чуть поодаль переминался Павло Захарович, еще дальше, в сторонке, маячил Лешка. Случилось что? Посты вдруг разом побросали…
— Нырнули? — с какой-то странно ласковой интонацией спросила старшина. — А снаряжение-то где? Может, подсушить нужно?
— Одноразовое оно, — пробормотал Коваленко, теснее сдвигая голые колени.
Попутный выпрямился, кинул взгляд на стоящих на склоне бойцов.
— Надо же, одноразовое. И придумают ведь… — Шведова внезапным резким пинком отшвырнула лежащий на горке сучьев автомат — «суоми» пролетел прямо сквозь костер, облаком взвились искры…
— Ты что творишь? — ошеломленно начал Коваленко, но старшина отскочила от костра, вскинула «наган»…
— Сидеть! Руки за голову! Вы задержаны до выяснения личностей!
— Что, опять «взвейтесь кострами, синие ночи»? — брезгливо пробурчал Попутный.
Шведова поспешно взвела курок револьвера:
— Только дернитесь! Руки за голову!
— Это мне? Мне, офицеру с боевыми наградами? И не подумаю! — Попутный демонстративно заложил руки за спину, вызывающе дернул подбородком…
Мгновение Женьке казалось, что свихнувшаяся старшина бабахнет — целилась она прямо в выпяченную грудь майора, и лицо у нее было такое отчаянное, что только держись…
— Товарищ майор, вы уж особо не поругайтеся, отож тут непонятность вызрела. Потребно выяснити, — просительным тоном попытался успокоить Торчок. — Не ворохайтесь, а?
— Что мне прикажите не делать? — Попутный, кажется, не только грудь выпятил, но и живот надул. — Да вы знаете, что такое угроза оружием старшему по званию в условиях действующего фронта?
— Не пугайте, пуганые, — Шведова продолжала целиться майору в грудь, и ствол «нагана» с белой нарядной черточкой на мушке не вздрагивал. — Земляков, ты пока товарищей офицеров от пистолетов освободи. И сам не дергайся. Где надо разберутся. Если не виноват, все будет нормально…
— Секундочку, это почему он не виноват? — возмутился Попутный. — Мы, значит, виноваты, а Земляков просто мимо проходил? Мы, кстати, кто? Норвежские шпионы?
— Кто нужно разберется, — отрезала старшина. — Земляков!
— Да не буду я их разоружать, — пробурчал Женька. — И чего это вы меня отдельным раком ставите? Если это потому, что я Варварина лично знал, так я и товарищей офицеров знаю. Могу дать честное слово, что они…
— Молчать! Сдать оружие! — взвизгнула Шведова.
— Ого, нервишки? — хмыкнул майор.
— Прикажите своим сдать оружие, — процедила старшина. — Или я тебе, шпионская рожа, сейчас ногу прострелю!
Ствол «нагана» метнулся вниз, нацелился на колено Попутного.
— В штрафную пойдешь за порчу советского офицера, — с возмущением пообещал майор.
— Ты, дура, вообще что в нас целишься? — угрюмо сказал Коваленко. — Мой пистолет — вон, рядом с тобой валяется. Забирай, только стволом не маши. Пальнешь ведь с перепугу…
Вообще-то даже сидящий и безоружный, Валера выглядел довольно угрожающе. Даже голоногий. Шведова отступила на шаг, Торчок шевельнулся — автомат он держал наперевес, ни в кого не целился, но было понятно — полоснет не задумываясь.
— Да что такое происходит?! Как вы смеете?! — Попутный даже подпрыгнул на месте от возмущения. Руки он держал за спиной, и походил на клоуна, зачем-то обряженного в военную форму. — Объяснитесь, Шведова! Немедленно! Угрожать оружием старшему по званию?! Пьяны?! Низость какая! — майор вновь подпрыгнул, окончательно выходя из себя.