лече. И тепло и хорошо. И, к тому же, насколько я помню, тебе нравится слушать, как бьется мое сердце.
Федор улыбнулся и тряхнул все еще мокрыми волосами. На щеки Таис попали крошечные капли воды, она вытерла их ладошкой и ответила:
- Идет, уговорил.
Они уселись у стены, недалеко от агрегата с едой. Федька устроил под спиной собственный рюкзак, прикрыл ноги собственной курткой. Таис примостилась рядом - рука Федора, обнимавшая ее за талию, согревала и успокаивала.
- Все, тогда спим, - решительно сказал Федор.
- Угу, - буркнула Таис и тут же спросила, - интересно, как там наши? Наверняка думают, что мы погибли. Эммка уже распоряжается всеми и командует, а Колючий ей подчиняется. Небось, ходит гордая и важная, в костюме с шевронами. И все ее слушают. Да?
- Кто ж его знает...
- Да точно. Вот она удивится, когда мы вернемся. Мы ведь вернемся, да, Федь?
Таис вдруг захотелось еще раз услышать заверения от Федьки, что они обязательно вернутся на Станцию. Захотелось, чтобы это было произнесено вслух, уверенно и четко. Чтобы убедиться, что Федор в этом не сомневается. Сейчас, когда они сидели на полу в чужом и непонятном крейсере, ей до смерти стало жалко той жизни, которая у них была.
На Станции все было ясно и понятно. Была определенность, было какое-то будущее. А теперь все вдруг стало пугающим и неясным. Все стало чужим, белым и стерильным. Будто попали они с Федором в западню и никак не могут выбраться.
- Мы вернемся, - тихо проговорил Федор, - мы вернемся, мартышка. И все будет хорошо. Ты мне веришь?
- Конечно. Я тебе верю. А знаешь, близнецы бы, небось, разобрались бы с Иминуей быстрее тебя, между прочим.
- Да, они толковые парни. Может, и разобрались бы. Я помню их немного с того времени, как мы были детьми. Они постоянно разбирали каких-то роботов. Как не увижу их - так сидят вместе и что-то крутят. Лон, их нянька, ругался постоянно. Ворчал: "опять вы, непослушные дети, разобрали этого хорошего садовника. У него же острые ножницы, вы могли пораниться. Зачем вы это делаете?" - Федор ловко передразнил озабоченный низкий голос робота класса "Лон" и скорчил строгую рожу.
- Их Лону приходилось крутиться, чтобы усмотреть за этими двоими.
- Надеюсь, что Тошка и Егор благополучно вернулись на Станцию, - Федор вздохнул, - хочу, по крайней мере, думать так. Мы ведь не видели точно, что они вернулись.
Таис даже приподнялась от неожиданности. Конечно, она и думать не думала о том, вернулись ли ребята.
- Ты предполагаешь, что они могли...
- Я верю, что они вернулись, - решительно заявил Федор, - иначе это будет моей чудовищной ошибкой. Иначе это я буду виноват в их гибели. И тогда Иминуя окажется права, мы допускаем ошибки, за которые приходится расплачиваться.
- Да слушай ты больше эту дуру! - возмутилась Таис, села рядом с Федором, убрала торопливыми движениями волосы в косу, всмотрелась в задумчивое лицо друга и уточнила, - она же специально хотела нас запутать. Фигня все то, что она говорила.
- А мне вот думается, что доля истины в ее словах есть. Так бывает, когда на тебе лежит груз ответственности за других. За мои ошибки расплачиваешься ты, например. Это же из-за меня мы оказались на крейсере.
- Из-за тебя, согласна. Потому что ты не стал меня слушать. А если бы послушал...
- Если бы послушал - сидели бы сейчас на Станции, и нам было бы хорошо и уютно. И наши все были бы рядом. Правильно?
Таис только кивнула. Говорить больше не хотелось, потому что глаза вдруг предательски защипало от одной только мысли, что они могут вовсе не вернуться к друзьям.
А как бы она обрадовалась даже той Эмме! Как бы была рада услышать привычный шум Второго Уровня - крики детей, смех и болтовню, а так же ворчливые наставления роботов. И спокойный, неторопливый бас Мартина, отдающего распоряжения другим роботам.
Вся ее жизнь была завязана на Станции, все ее истоки остались там. Все те, кто был дорог до боли, до слез и до глубокого отчаянья - все лучшие друзья и подруги, единственные дорогие и знакомые люди во всей вселенной. Кроме Федора. Хотя Федор был дороже всех.
И Таис устроилась у него на плече, поцеловала в щеку и тихо проговорила:
- Хорошо, что ты со мной. Если бы пришлось расстаться, я бы умерла от горя.
- Я бы тоже, - мрачно согласился Федор.
Какое-то время оба молчали, после Таис снова заговорила.
- Близнецы на самом деле молодцы. Жаль, что раньше я их почти не знала. Раз они умеют разбирать роботов, значит, у них есть власть над роботами. И всегда была. То, чего не имели мы в детстве. Когда я была маленькой, я должна была делать только то, что велели роботы, думать правильно, говорить правильно. Закон зубрить и соблюдать. А толку от этого закона не было никакого вообще. Какой смысл выполнять бестолковые правила? Роботы управляли нами, а близнецы умели разбирать роботов.
- Я тоже всегда умел их разбирать. И Колючий умел. Мы выжили именно поэтому, Тай. И, хочу тебе сказать, что несмотря на всю твою нелюбовь к Двенадцатым и Пятнадцатым, они многому нас научили. Мои знания от роботов.
- Ну, и что? - не совсем логично ответила Таис. - Все равно я терпеть не могу ни роботов, ни фриков.
Глава 12 Эмма:
сражение с Каракатицами
1.
Когда Эмма и Коля были маленькими и жили в одной каюте - большинство проказ придумывал Коля. Изредко Эмма присоединялась к его задумкам - это когда делали собаку-робота или пробовали создать свой мультфильм. Но основные свои фокусы Колька проворачивал сам.
И всегда брал на себя ответственность. То есть виноват бывал только он, он один. Как-то раз Эмма, играя в детском парке, умудрилась заехать мячом в голограмму с правилами, что висела в центре Главной Площади - темная панель с золотистыми буквами. Святая святых Второго Уровня.
Играть с мячом рядом с Законом было запрещено, и Эмма не играла, она и помыслить не могла, чтобы специально нарушать правила. Мяч укатился случайно - ярко желтый, с бледными зелеными и красными пятнами. Пришлось его догонять, Эмма припустила следом, перескакивая через горшки с растениями и перелезая через скамейки. Ей казалось, что вот-вот бестолковый мячик остановится и окажется в руках. Но выпуклые бока все крутились и крутились, разноцветные круги все мелькали и мелькали в заманчивой близости. Протяни руку - и поймаешь.
Эмма злилась, потому что за спиной звенела игра, смеялись подружки и называли ее медлительной. Эмма действительно не отличалась проворностью и ловкостью, и уже успела один раз споткнуться и клюнуть коленом резиновую дорожку садика. Пока она поднималась, разглядывала коленку - не разбила ли - бестолковый мячик остановился.
Злость вдруг сдавила горячим обручем, и руки сами собой схватили ярко-желтого виновника происшествия и запульнули в сторону хихикающих подружек.
До сих пор Эмма могла закрыть глаза и явно увидеть летящий желтый шар, проскакивающий голограмму с законом, стукающийся о панель, проецирующую голограмму, и звонко хлопающего по дорожке. Бам-бам-бам! Победно и весело.
Голограмма дрогнула и на пару секунд потухла. В тот момент Эмма думала, что умрет от страха. Просто умрет на месте - и все.
Вовремя рядом оказался Колька, отпихнул ее, после поймал мяч и с невозмутимым лицом выслушал все нравоучения от Дона-двенадцатого. Извинился - мол, это он кинул мячик, не досмотрел, его вина. Скорчил виноватую гримасу - грустную и торжественную. Этакий сорванец, нарушающий правила.
Конечно, никто отправлять в изоляцию за такой пустяк не стал - но это сейчас Эмма понимала, что пустяк. А тогда, когда ей было восемь лет, у нее сердце замирало от ужаса.
В момент, когда прозрачные Каракатицы поползли по разноцветным кабелям, Эмма почувствовала себя точно так же, как тогда в детстве, когда ярко-желтый пятнистый мячик летел через голограмму. Ужас, скованность, растерянность. Ситуация становилась неуправляемой, и поделать уже ничего нельзя было поделать.
Жанка оказалась права, и эта мысль сверлила мозги, пока Эмма пятилась, отступала, оглядывалась и ежилась. Зато не растерялся Колька, точно так же, как несколько лет назад в парке, отпихнул Эмму назад, закрыл собой и тихо велел:
- Отступаем. Пятнадцатый, быстро уходи отсюда!
- Стреляем? - послышался вопрос андроида за спиной.
Конечно, роботы должны прикрыть своих хозяев. Надо только отступить за их спины, а после уж пускай стреляют.
Каракатицы шуршали почти над головой, совсем чуть-чуть - и они повалятся вниз, на волосы, плечи, залезут под одежду и...
Эмма дернулась и закричала:
- Стреляй, быстро!
- Не стрелять! Отступай и уходи! И забери Эмму! Уходим, уходим, - выдал в ответ Колька и принялся отпихивать Эмму наверх, заставляя подняться по ступенькам к двери.
Оставшийся Пятнадцатый схватил Эмму за предплечье и потянул за собой, и в этот момент раздался легкий шлепок. На голову ему свалилась Каракатица и тут же запустила щупальца в глаза - вылезли узкие нити, тоненькие, точно волоски, и принялись опутывать голову Пятнадцатого. Тот попытался сдернуть тварь, но у него не вышло, его действия замедлились, застопорились.
К роботу рванулся Колька и руками отодрал Каракатицу, с силой швырнул прозрачное тело на пол и ударил ногой, пытаясь раздавить. Пятнадцатый замер в нерешительности, и эта его медлительность обернулась еще двумя тварюками, упавшими на плечи и принявшимися проворно опутывать его.
Каракатицы стремились проникнуть внутрь робота, и Эмма отлично поняла - зачем. Чтобы поломать и превратить в бесполезную груду металла, как они уже это сделали с уборщиками. Надо сбить этих тварей во что бы то ни стало!
Она рванулась к андроиду, схватила одну - Каракатица присосалась так, что пришлось стукнуть ее по мягкому, похожему на резину, телу. Тварь обмякла, но на правую руку Эммы приземлилась еще одна и впилась присоской на конце щупальца в запястье. Эмма заорала так, что чуть не охрипла, но руку не отдернула, повернула слегка - быстро и резко - прижала запястьем тварюку к корпусу Пятнадцатого и сдавила.