Мы отстаивали Севастополь — страница 16 из 47

Невозмутимый Иванов каждый раз заверяет:

— Все будет исполнено вовремя, товарищ полковник.

— Волошанович, как у вас? — справляется Кольницкий у командира минометного дивизиона.

За минометчиков можно не беспокоиться. Они стоят на этой позиции со вчерашнего утра, успели произвести все определения и пристреляться. Ровно в 6 часов 30 минут дивизион Волошановича открывает огонь. Мины, судя по звукам разрывов, ложатся там, где нужно, — на восточный склон высоты.

Но артиллеристы Иванова явно запаздывают. Хочу обрушиться на начальника артиллерии, но Кольницкого на КП нет: он ушел на огневые позиции. Наверное, сейчас сам руководит установкой орудий. [80]

В 6 часов 40 минут артиллерия наконец открывает огонь по вторым эшелонам гитлеровцев. Ожил передний край немцев. В небо взвились ракеты. И только тогда застрочили пулеметы. Они бьют то порознь, то одновременно с нескольких точек. Стреляют наобум, так как никаких целей перед собой не видят. В пулеметную чечетку вплетаются минометные и орудийные выстрелы. Беспорядочный ливень пуль и осколков заставляет наши подразделения прижиматься к земле. Надо, обязательно надо подавить огневые точки противника, хотя бы на время, необходимое для нашего первого броска. Волошанович начинает сильнее молотить своими тяжелыми минами вражеские окопы.

А к 7 часам загрохотал весь фронт под Севастополем. Мощные взрывы слышны со стороны Черкез-Кермена. Это корабельная артиллерия помогает нашему сектору обороны.

Брезжит рассвет. К передовой торопливо проходят краснофлотцы в накинутых плащ-палатках, в стальных шлемах. Дойдя до переднего окопа, спрыгивают в него, кладут на бруствер винтовки, достают гранаты, продувают их запальные отверстия и вставляют запалы. Потом садятся на корточки и курят длинными затяжками. Как знать, удастся ли скоро еще покурить...

На фланге четвертого батальона стоит взвод лейтенанта Баранова из приданного нам шестнадцатого батальона морской пехоты. Рядом с комвзводом краснофлотец Василий Ковшарь. Долго всматривается он в почерневший от порохового дыма куст шиповника. От зоркого глаза моряка ничто не ускользнет, хотя до куста метров полтораста.

— Товарищ лейтенант, за кустом — немцы.

— Замри и не шевелись, — шепчет командир. — А как только подадут сигнал атаки, порази их прежде, чем наши бойцы поднимутся.

Ковшарь так и делает. Дождавшись красной ракеты, он несколько раз стреляет в подозрительный куст, а затем с криком «ура!» вместе со всем взводом бросается вперед. Бежавший рядом товарищ валится на землю. Ковшарь не останавливается. Вот и куст. За ним, как и следовало ожидать, окоп. Матрос прыгает в него, стреляет в выглянувшего из-за поворота немца. Но прямо на него лезет другой. Матрос резко выбрасывает вперед [81] винтовку. Штык вонзается во что-то упругое. Мелькнуло искаженное болью и страхом лицо.

Моряки дружно штурмуют вражеские укрепления. Вот они оттеснили противника. Но немцы подтягивают резервы. Два батальона пехоты бросает противник против нас. Под прикрытием артиллерийского и минометного огня гитлеровцы идут в контратаку.

Вся занятая нами высота окутана дымом. Столбы земли и камней поднимаются над окопами.

Я пробираюсь на наблюдательный пункт капитана Гегешидзе. Следим за продвижением 10-й и 11-й рот. 12-я рота пока в окопах, Гегешидзе держит ее в своем резерве.

Командир 11-й роты лейтенант Николай Исаев докладывает Гегешидзе по телефону:

— Товарищ капитан, противник обстреливает нас тяжелыми минами. Мины ложатся по боевым порядкам роты. Есть раненые.

— Вижу, товарищ Исаев, — спокойно отвечает Гегешидзе, — держитесь и будьте готовы к отражению атак.

— Как у вас? — звонит мне генерал Коломиец.

— Туго. Жмет немец, а людей у меня маловато.

— Управляйтесь своими силами! Наступление идет по всему фронту, а резервов нет, — раздраженно отвечает генерал.

— Я прошу помочь артогнем по минометным позициям противника в районе селения Черкез-Кермен.

— Все, что в моих силах, сделаю.

— Альфонс Янович, — связываюсь с начальником артиллерии. — Постарайся подавить вражеские батареи.

— Понимаю, товарищ комбриг, — прогудело в трубку.

Вот уже десять минут противник беспрерывно обстреливает нашу высоту.

Облака дыма и пыли иногда редеют, и сквозь них просматриваются силуэты перебегающих краснофлотцев.

Мимо наблюдательного пункта в сторону 10-й роты пробежал согнувшись боец с медицинской сумкой, в большой, не по росту шинели. Талия так туго перетянута ремнем, что хлястик на спине отогнулся полукольцом. Из-под пилотки бойца выбились светлые волосы.

— Это медсестра, Тамара Мельницкая, — говорит мне Гегешидзе. — Ей всего лишь шестнадцать лет, но такая отчаянная, ничего не боится. Настоящая комсомолка. [82]

Наша артиллерия открывает контрбатарейную стрельбу. Артиллерийский огонь противника прекратился, но участился лай ротных минометов.

— Теперь жди атаки, — вслух подумал я.

— Не выдвинуть ли вперед двенадцатую роту? — спрашивает Гегешидзе.

— Надо подождать, это ваш единственный резерв, а передовые роты еще не использовали своего огня.

Звонит командир десятой роты лейтенант Щербаков: в ста метрах от его левого фланга накапливается пехота противника.

— Зачем же вы это допускаете?! — возмущается Гегешидзе.

— Жду, когда побольше соберется, тогда открою пулеметный огонь.

— Смотрите не прозевайте.

Немного погодя со стороны десятой роты слышится частая дробь нескольких пулеметов.

— Все! — доложил Щербаков. — Часть немцев скосили, другие убежали.

— Вот видите, пока оправляемся, — говорю я Гегешидзе.

В это время тревожное положение возникает на правом фланге: на передовой взвод одиннадцатой роты из-за ближайших кустов полетели ручные гранаты. Взвод стал отходить.

Политруку роты Василию Дуднику удается остановить бойцов и повести их за собой. Завязывается рукопашная схватка. Дерзко и смело действует командир отделения старший сержант Александр Сладовский. Сильный, ловкий, он мастерски владеет штыком и прикладом. Он заколол трех фашистов. Следуя его примеру, все бойцы взвода уверенно прокладывают себе дорогу. Враг не выдерживает натиска, бежит.

На участке одиннадцатой роты бой затихает.

Пользуясь передышкой, бойцы укрепляют брустверы окопов, проверяют наличие патронов, гранат. Легкораненым делают перевязку, получивших тяжелые ранения выносят на перевязочный пункт. Этот пункт размещен в нижних помещениях маяка. Я зашел сюда. В двух больших комнатах на деревянном полу, устланном сеном, лежат раненые. Их человек тридцать. Военврач 3 ранга Мирзаханян и под его руководством медсестра Лидия [83] Козенко, санитары Александр Чкония и Анатолий Корченов производят первичную обработку ран.

— Справляетесь? — спрашиваю врача.

— Стараемся. Но не успеваем эвакуировать: мало санитарных машин.

Выйдя на дорогу, я останавливаю первые попавшиеся машины, прибывшие с боезапасом, приказываю немедленно разгрузить их и отправить на них раненых в Инкерман, на бригадный медпункт.

А с переднего края вновь доносится усиленная стрельба. По телефону вызываю начальника штаба:

— Что там?

— На участке третьего батальона противник перешел в контратаку, — отвечает Полонский.

Короткой же получилась передышка. На командном пункте выясняю обстановку.

Третий батальон, использовав активные действия своего соседа Гегешидзе, быстро продвинулся к заданному ему рубежу — высоте 337,3. Немцы, почувствовав угрозу, выдвинули сюда свои резервы и обрушили сильный минометный огонь по боевым порядкам нашего батальона. Мелкими группами по 3–5 человек гитлеровцы стали подходить с севера к подножию высоты.

Командир седьмой роты, находившейся на левом фланге третьего батальона, капитан Иван Андреевич Бибиков разгадал маневр врага.

Капитан лежал, замаскировавшись дубовыми ветками, в расположении первого взвода и вместе с командиром взвода главным старшиной Сидоренко вел наблюдение. От холодного ветра у Бибикова слезились глаза, он то и дело вытирал их кулаком.

— Рябит в глазах, да и только, — ворчал капитан с досадой.

— Вам бы очки защитные надеть, — посоветовал Сидоренко.

— Терпеть не могу носить на носу стекло. Так и кажется, что ляпнет что-нибудь по очкам, тогда совсем зрения лишишься. — Бибиков приложил к глазам бинокль. — Ага, теперь вижу...

— Что видите, товарищ капитан?

— А вот что. Смотри вдоль просеки, но только внимательно. [84]

Теперь и главный старшина увидел, что метрах в ста от них узкую лесную просеку переползали немецкие солдаты, замаскированные желтеющими осенними ветками.

— Ползут, гады. Хватить их, что ли, из пулемета? — спросил Сидоренко.

— Рано, — возразил капитан.

Немцы накапливались против левого фланга батальона. Создавалась угроза обхода бригады. Бибиков переполз к пулеметчику станкового пулемета краснофлотцу Николаю Плеханову.

— Видишь просеку? — указывая рукой, спросил Бибиков.

— Вижу, товарищ капитан, и немцев вижу, давно смотрю, и руки чешутся, — возбужденно зашептал Плеханов. Ему всего 19 лет, но у него трехлетний комсомольский стаж и трехнедельный боевой опыт. Он крепко сжимал рукоятки пулемета и только ждал команды.

— Не спеши, сынок, — спокойно поучал его Бибиков. — Дай им подойти поближе. И за мной следи: махну рукой, тогда ударишь.

Вся рота подготовилась к отражению атаки. Командир второго взвода младший лейтенант Николай Филиппович Мищенко, сам отличный стрелок, поставил на самые ответственные участки своих снайперов, а их у него уже было по два в каждом отделении. Каждый матрос положил под рукой по четыре гранаты.

Как только немцы поднялись в атаку, капитан Бибиков дал знак открыть огонь. Злой длинной очередью стегнул пулемет, управляемый умелыми руками Плеханова. Спокойно, деловито заработали снайперы Мищенко. Один за другим как снопы валились фашистские солдаты. Но отдельные группы противника добежали совсем близко к нашим окопам.