Летом 2007 года наконец-то начались хоть сколько-нибудь публичные дебаты о проблемах клерикализации социальной и духовной жизни страны, образования, культуры, нравственного бытия общества. Обращение 10 академиков всколыхнуло некоторую часть общества, привлекло внимание СМИ, а вслед за ними и граждан к тому, что (вот парадокс!) их всерьез волновало, но мало открыто обсуждалось. И это отрадно. Диалог начался, хотя и норовит затухнуть.
Причин для последнего немало. В современной России церковь (и это касается всех основных конфессий нашей страны, но прежде всего — господствующей — православной) объявлена едва ли не единственным выразителем нравственных начал, духовности и т. п. Более того, православная церковь превратилась в мощную структуру, тесно сращенную со всеми ветвями государственной машины, со всеми основными партиями. Она контролирует огромные материальные ресурсы. Активно влияет на общественное мнение.
И если влияние на общественное мнение есть «нормальная» функция церкви, то все большее проникновение церкви во все поры общественной жизни и особенно сращивание с государством есть уже симптомы клерикализации. И в данном случае неважно, кто в большей степени инициирует и укрепляет унию церкви и государства: президент или патриарх. Важно, что они сращиваются. Не так важно, кто — Министерство образования или соответствующие институты церкви инициируют внедрение «основ православной культуры» в школьную программу, важно, что этот процесс активно разворачивается в нашей стране.
Подчеркну, однако, что этот текст — не критика церкви. Этот текст — анализ того, почему и в чьих интересах все большее внедрение церкви в общественную жизнь страны и почему церковь все более стремится выдать себя за главного поборника нравственности и духовности.
Представители церкви в дискуссии пытаются свести феномен клерикализации исключительно к формальному вхождению иерархов церкви в государственные структуры и ссылаются на то, что в основных официальных документах церкви (в частности, православной) не содержится таких интенций[39]. Действительно, в документы никаких прямых призывов к клерикализации высокообразованные специалисты церкви, конечно же, не включили. И непосредственно высшие чины церкви занимать государственные посты не стремятся. Но означает ли это, что нет процесса все большего проникновения церкви во все поры общественной жизни? Или проникновения туда, где может и должна быть распространена исключительно светская власть — власть общества и государства? И если это не клерикализация, то что это? На мой взгляд, это именно клерикализация, причем в первую очередь общества, и это особенно важно анализировать.
И самое главное: при крайне низком уровне действительной религиозности населения в нашей стране господствует полубессознательное «оцерковление» образа мыслей едва ли не большинства граждан, некритически принявших навязываемую церковью монополию на духовность и нравственность. И это при том, что более-менее регулярное посещение церкви, знание основных религиозных канонов и т. п. характерно для меньшинства россиян.
Почему же это произошло?
Прежде всего подчеркну, что этот текст не будет затрагивать вопросов личного выбора человека: верить в бога или нет, и если да, то к какому религиозному течению принадлежать и принадлежать ли вообще.
Для того чтобы уйти от этой проблемы, я проведу различие между тремя аспектами религиозности. Оставим пока в стороне атеизм и зафиксируем, что человек может признавать наличие высших идеальных сил и при этом оставаться в стороне от какой-либо конкретной религии (помните Высоцкого: «кто верит в Магомета, кто в Аллаха, кто в Иисуса…») или религии вообще — это первый вариант религиозности. Второй — сознательная идентификация с какой-либо религией или ее ветвью, например, православием как особой разновидностью христианства. Для верующих людей, однако, и в первом, и во втором случае может быть характерно дистанцирование от конкретных институтов этой религии — церкви. Третий — более или менее активное признание именно одной особой церкви как единственного возможного посредника между человеком и богом, посредника, берущего на себя толкование религиозной истины и претендующего на сведение к этой религиозной истине всех духовных истин вообще.
В нашем Отечестве есть глубоко и искренне верующие, высоконравственные люди, для которых их религиозно-нравственные убеждения стоят выше своекорыстных материальных интересов. Но наиболее распространена среди верующих некая странная смесь первого и третьего варианта. Такой человек искренне верит в любые «высшие силы». Он обращается к магам, астрологам, шаманам и т. п., заходит в церковь, но главным образом только тогда, когда ему очень страшно или срочно требуется утешение, хоть чья-то помощь или хотя бы надежда на помощь в решении сложной жизненной проблемы. К числу таких проблем могут относиться как сложные духовно-нравственные вопросы, так и проблемы сугубо материальные: совершение удачной сделки, создание нужного имиджа в рамках определенной пиар-кампании и т. п. В большинстве своем такой верующий и в гадалку, и в Иисуса Христа человек не знает практически ничего из религиозных канонов, но готов при опросе (особенно официальном) заявить о том, что он принадлежит к вполне определенной конфессии. Такой человек, как правило, не слишком задумываясь, верит в ставший общим местом догмат о православной (в местах компактного проживания мусульман — мусульманской) церкви как единственном «официальном», т. е. признанном властью и СМИ, выразителе его религиозных устремлений. Поскольку же к числу активно проповедуемых СМИ и властью тезисов относится и отождествление религиозности с духовными и нравственными началами, постольку такой человек часто не задумывается над тем, возможна ли внецерковная нравственность и духовность и действительно ли церковь есть прежде всего проводник духовных и нравственных начал. В результате, по образному выражению культуролога Л.А. Булавки, люди в нашей стране не столько верят в бога, сколько хотят в него верить. Я бы даже сказал иначе: они знают, что добропорядочный русский должен быть православным, татарин — мусульманином, и т. п.
На этой странной «вере», являющейся в значительной мере продуктом массового духовного производства, целенаправленно осуществляемого государством, церковью и СМИ, и базируется в конечном счете процесс все более мощной клерикализации всех сфер общественной жизни: бурный рост количества церквей и их прихожан, сращивание церкви с государством, активное проникновение церкви в систему образования и воспитания детей и молодежи; пропаганда единства религии и нравственности и мн. др.
Именно эта последняя проблема и волнует более всего автора этих строк.
Причины данного процесса в принципе хорошо знакомы ученым. Человек начинает тянуться к религии тогда, когда он теряет свою реальную, в посюстороннем мире реализуемую и подтверждаемую субъектность. Поясню: человек, для которого в основном ясны и понятны его идеалы, стремления и чаяния, равно как и правила его общественной жизни; человек, убеждающийся каждодневно, что эти правила в основном справедливы и отвечают его интересам; человек, который (NB! Это главное!) знает, что он может активно повлиять на эти правила, изменяя их к лучшему совместно со своими товарищами — такой человек, как правило, далек от религии и тем более — церкви.
Что же произошло в нашем Отечестве, ставшем за 90-е годы из едва ли не поголовно атеистического в большей части религиозным?
Эти изменения хорошо известны. Не уходя в данном тексте в проблемы советского строя, по отношению к которому автор был и остается весьма критичен, отмечу только ключевые черты российских трансформаций, вызвавших первый мощный импульс религиозности.
Радикальный слом всех основных институтов экономической и социальной жизни вызвал мощный кризис базисных реперных точек едва ли не каждого человека: спекулянт и мафиози превратились в героев, а честный, но не нацеленный на рыночный успех труд стал презираем. Государство стало символом зла. Доверие к нему в 90-е годы упало (вспомним, что Ельцину накануне президентских выборов 1996 г. доверяло всего несколько процентов россиян), новых институтов, пользующихся доверием, не возникло. Ценности социальной справедливости оказались дискредитированы, а ценности предпринимательства для большинства чужды и недоступны.
В идейно-политической сфере разлом оказался еще более значим, причем большинство, разочаровавшись в прежних «светских» идеологических ценностях, новых светских идеологических ценностей не обрело. Идеи прав человека, демократии и общечеловеческих ценностей были дискредитированы за 90-е годы не меньше, чем идеи социальной справедливости и равенства за 80-е. Общественная мораль радикально упала…
И самое главное — многократно доказанная в 90-е едва ли не каждому гражданину нашей страны его полная социальная и гражданская ничтожность. Ты — никто. Ты — щепка в стихийном море жизни. Тебя обманывало, обманывает и еще не раз обманет государство (обесценение сбережений, блеф с ваучерами, невыплата пенсий и зарплат, дефолт 1998-го…), тебя держит за «лоха» бизнес (кто из нас не пострадал от МММов), тебя третирует криминал…
Результат — утеря самоидентификации и социальных опор, жизнью подтверждаемых ценностей, ощущение беззащитности и никчемности бытия. Где и в чем можно было найти опору? Ответ очевиден: либо в сопротивлении, создании альтернативных социальных и гражданских структур (но это стало уделом меньшинства), либо в той или иной форме религиозного бегства от проблем этой жизни.
Первоначально этот исход был стихиен.
Однако за полтора десятилетия государство постепенно подобрало под себя основные политические силы, бизнес подчинился олигархам и несколько стабилизировался, а церкви основных конфессий сконцентрировали в своих руках почти полную монополию на отправление религиозных функций.