Соня быстро спросила, стараясь не растерять мужества.
— Какую бомбу приготовил для вас Дональд Брандт, что она в любой момент лишит вас всех шансов на выборах?
— Бомбу? Он об этом разговаривал с вами?
— Не только. Кроме всего остального, он сказал, что у него есть жена.
— Я знаю это.
— Почему вы не сказали мне раньше?
Они уже шли по террасе.
— Я думал, вы знаете. И потом, разве это как-то влияет на вашу оплату?
— Нет.
— Тогда о чем говорить? А об этой бомбе! Вы не можете определить, из какого вида взрывчатки она изготовлена?
— Не шутите. Если бы вы слышали, как он говорил об этом, вы бы поняли, что это серьезно.
— Но что такого он может объявить в последний момент? Моя жизнь — как открытая книга.
— А там нет склеенных страниц? Нигде не спрятано золото?
— Ничего такого. А вас интересует, выиграю или проиграю я на выборах?
Он напряженно ждал ответа. Сделав усилие, Соня произнесла как можно непринужденнее:
— Конечно! Это же так волнующе — у меня может появиться родственник в Вашингтоне. Не кровный, но все-таки родственник. И может быть, даже дух захватывает от такой перспективы, в один прекрасный день вы окажетесь в Белом Доме.
Майкл открыл дверь в дом. Свет падал на его лицо, освещая ласковую улыбку.
— А вы согласитесь жить в Белом Доме, свет моих очей? Согласитесь быть женой президента? Я подумаю, что смогу сделать для этого.
«Неужели он вот так легко прореагировал на угрозу Брандта?» — подумала Соня.
— Вы так уверены? — спросила она. Его глаза стали серьезными.
— В чем? В том, что стану президентом, или в том, что вы будете моей женой?
— Я пыталась предупредить вас о возможных неприятностях, а вы — вы шутите.
— Шучу! Я в жизни не говорил более серьезно. Вы верите?
— Я не верю никому, кто носит фамилию Фарр! — бросила Соня через плечо, входя в дом.
Позже, стоя в своей комнате перед зеркалом, она пыталась избавиться от голоса, продолжавшего звучать в ее ушах: «А вы согласитесь жить в Белом Доме, свет моих очей? Согласитесь быть женой Президента? Я подумаю, что смогу сделать для этого». Ужасно глупо, но она никак не могла выкинуть это из головы. Его совсем не обеспокоили угрозы Брандта. Что же это была за бомба, которую Брандт хотел подложить Майклу?
Она задумалась, прижав нитку жемчуга к губам. Она читала опасение в глазах девушки, отраженной в зеркале. Неужели ее предположение было верным? Касалось ли это Руби и Дики? Неужели Брандт собирался сделать этот тайный брак достоянием первых страниц газет?
ГЛАВА 13
Майкл Фарр ходил взад и вперед по своему офису. Один раз он остановился, чтобы заглянуть в календарь на столе. Конец октября. Через несколько дней начнутся выборы. Как это лето было непохоже на то, что он планировал в первый день приезда Сони в Кингскорт. Весь июль он провел в Вашингтоне, затем добивался займов под залог недвижимости Фарров. В августе он занимался тем же самым в западных штатах. Сентябрь и большая часть октября были полностью заняты предвыборной кампанией: митингами, выступлениями, снова митингами, участием в радиопередачах. Вся эта беготня, злость, усталость не пропадали даром. Люди стали интересоваться деятельностью правительства так, как этого не было с восемнадцатого века. Политика стала личным делом миллионов людей, многие из которых даже не умели писать свое имя. Имиллионы людей стали предметом личного интереса политиков.
Он смотрел невидящим взором на одинокую розу в изящной хрустальной вазе. Одержит ли он победу? Сможет ли он победить Брандта, преимущество которого было в том, что он все лето провел здесь, в своем округе. И оно было не единственным — Брандт работал рядом с Соней. Она была так поглощена своей работой, что на целом свете для нее остались только Дики, Серена и ее босс. За те несколько вечеров, которые он провел в Кингскорте, у него не было возможности сказать ей хотя бы пару слов. Он видел ее всего лишь раз с того вечера, когда она сказала: «Я не верю никому, кто носит фамилию Фарр!»
Может, быть, она избегала его? Если да, то почему? Может быть, так она давала понять ему, что он ей не нравится, что он не притягателен для нее? Он старался выглядеть равнодушным. Если бы она только знала, как страстно он ее любит, она могла бы решить, что ей, может быть, даже лучше покинуть Кингскорт. Но теперь он поговорит с ней. Пришло долгожданное письмо от Гая.
Он упал в кресло рядом с большим письменным столом и достал из пришедшего с утренней почтой конверта несколько плотно исписанных страниц. По мере того, как он вчитывался в письмо, лицо его становилась все более и более хмурым.
«Держу в руках твое письмо по поводу Руби Карсон и ребенка. Кто-то водит тебя за нос, брат. Я все проясню. Я женился на Руби, но она умерла. В силу сложных обстоятельств я не мог написать раньше и полагаю сейчас, что это единственная причина, по которой ты мог считать, что я уклоняюсь от своих обязательств. Ее сестра Соня постоянно стояла между нами. Я ей не нравился, и в конце концов мне удалось уговорить Руби скрыться от нее — во имя нашего мира и спокойствия. Она сильно отличалась от других девушек, с которыми я встречался — идеалы и все такое прочее, если ты понимаешь, что я имею в виду. Сестры родились где-то в 1900 году или около того. Их мать — из Новой Англии.
Мне стоило большого труда уговорить Руби держать наш брак в тайне даже от ее сестры. Это был год, когда наш отец сильно болел. Я знал, что будет, если он узнает, что я женился без его согласия. Что-то старомодное, вроде „Ты мне не сын больше“… Руби начала страшно ревновать. Я постоянно заставал ее в слезах. Пойми! Я всегда терпеть не мог хныкающих женщин. Я перестал с ней встречаться. Она написала, что ждет ребенка. Я понял, что это обычный трюк, чтобы заманить меня обратно. А потом пришло письмо от ее сестры, она писала мне, что Руби и ребенок умерли.
Зачем она писала это, если все было ложью? Ты говоришь, что старая Либ признала в ребенке Фарра. Она сентиментальна…»
Это предложение было не закончено. Со следующей страницы письмо начиналось снова.
«Как я уже писал, меня подкосила какая-то болезнь и несколько недель я вообще ничего не соображал. Я готов поклясться, что один раз даже услышал, как открываются двери в рай. Хотя ошибаюсь. Сомневаюсь, что мне пришлось бы следовать в этом направлении. Скорее всего, я слышал, как открываются раскаленные, врата ада. Но я не отправился ни вверх, ни вниз. Я все еще жив, все еще на земле, тощий, как шпала, и такой же бескровный. Мне говорят, что потребуется несколько лет, чтобы полностью восстановить здоровье. Представляешь меня полуинвалидом! Просто идиотизм!
Твое второе письмо, в котором ты убеждал меня в праве ребенка на признание, пришло в тот момент, когда я только расстался со старушкой Смертью. Я не верю во все это, Майк. Какой смысл был Соне писать мне, что Руби и ребенок умерли? Тем более, она всегда ненавидела меня и жила лишь на то, что зарабатывала. Конечно, ты не смог найти запись о браке в Нью-Йорке, хотя, как я понял из твоего письма, ты перерыл весь город вверх дном. Все объясняется просто — я договорился с клерком. Я не хотел рисковать, чтобы отец как-нибудь, даже случайно не узнал об этом.
Довольно остроумно содержать Соню и ребенка в Кингскорте как новоявленных родственников. Готов биться об заклад, что все соседи стерли языки, обсуждая эту новость. Пусть все так и считают, пока я не вернусь, чтобы сделать драматическое заявление, что мальчик — мой давно утерянный ребенок. Я начну собираться домой, как только выберусь из джунглей. Пока я лежу здесь, в этом гамаке, мне больше ничего не остается, как только думать и строить планы на будущее. Я хочу увидеть мальчика. Должно быть, это испорченный малыш. Я хочу забрать его у Сони Карсон — ты сказал, что она целиком отдает ему себя, — это будет достойная плата за то, что она говорила про меня Руби. Я пошлю его в нашу школу, дам ему столько денег, сколько он захочет, и сделаю из него лучшего парня в стране».
Затем следовала страница, где он описывал природу, людей, окружавших его. Еще одна страница была посвящена описанию экспедиции. В конце письма он писал:
«Возьми из моих денег столько, сколько надо для мальчика. Пока притормози немного Соню — а дальше пусть подождет, пока я приеду. Я хочу сделать остальное своими собственными руками — мне это будет приятно».
Майкл сложил письмо обратно в конверт. Соня была права в своих опасениях по поводу того, что если Гай признает ребенка, то заберет его у нее. Она хорошо знала человека, который женился на ее сестре. И он, Майкл, должен обязательно жениться на ней, в этом больше не было никаких сомнений. Ребенок сможет носить фамилию Фарров, но его нельзя будет отлучать от Сони; только в том случае, когда она сама сочтет это необходимым. Сможет ли он убедить Гая?
Майкл подошел к окну. Дни становились короче. На фоне розовеющего заката виднелись лишь темные силуэты домов. Где-то пробили часы. В окнах небоскребов начал появляться свет. Секретарши накрывали свои печатные машинки крышками и собирались домой.
Дверь в кабинет распахнулась. Линда Хэйл быстро вошла и прикрыла ее за собой. Бодро и энергично она сказала:
— Миссис Д'Арци хочет видеть вас.
— Какая миссис Д'Арци?
Майкл вспомнил, что он однажды уже задавал ей такой же вопрос и таким же удивленным голосом. Интересно, помнила ли это его секретарша? Ее губы слегка подергивались — похоже, ей было смешно.
— Миссис Билл Д'Арци.
— А чего она хочет?
— Мне спросить ее?
— Нет. Пригласите ее сюда.
«Что Филлис задумала на этот раз», — задумался Майкл, пока ожидал ее. Он уже научился уворачиваться от нее, отказываться от ее приглашений, которых было немало. Он не обольщал себя надеждой, что он сам интересует ее; конечно, она уже просто видела себя видной фигурой в Вашингтоне — ведь он стал участвовать в выборах уже после того, как она ушла к Биллу Д'Арци, но все шансы на победу сейчас были у Брандта…