Отойдя от сочившихся ненавистью Стрекоз, они стояли в гневном молчании.
– Ты меня огорчила, – наконец, сказала Магдалена, обращаясь к Линне, – думаю, ты должна это знать, если учесть, что огорчить меня чем-то очень и очень трудно.
Может, в этом как раз и было все дело. Может, их отошлют домой. Пилоты не добились особенного прогресса, а война, казалось, медленно тлела где-то далеко-далеко. Но пока Ревна была здесь, маме с Лайфой ничего не угрожало. Последние события закалили ее. Ее отца вышвырнули из Союза, и дочь не хотела повторить его судьбу. Она приехала сюда затем, чтобы ее сестра смогла спокойно вырасти, а мать достойно встретить старость. Она не уступит стаду мужланов, решивших, что их ненависть – это забавно и умно. И найдет способ, как справиться с трудностями.
Проблема заключалась в следующем: отомстить они не могли.
Но сравнять счет им вполне было по силам.
– Нам надо обратить сложившуюся ситуацию в свою пользу, – сказала она.
Все повернулись к ней.
Ревна нервно сглотнула. Обычно такого внимания она удостаивалась из-за ног.
– А затем нам нужно будет упорно тренироваться, сдать летные экзамены и отправиться на войну. Это и будет наша месть.
И тогда их не смогут отправить по домам. Никто не скажет, что они сломались, не выдержав давления.
– И как, по-твоему, нам обратить ситуацию в свою пользу? – спросила Катя.
– Работая на заводе, я постоянно пользовалась этим приемом.
Если у какого-нибудь клепальщика на заводе выдавался паршивый день, очередная озлобленная антенна или бесхозная клешня неизменно оказывалась у нее на коленях. Сначала ей нужно было их успокоить, а потом проверить, пригодны ли они для использования.
– Но ведь здесь речь идет не о паре запасных частей, – заметила Ася.
Ревна старалась об этом не думать. Она пошла вперед, остальные двинулись за ней. Их встретила ярость. Ты знаешь, как с этим справиться. Превозмогая тошноту, она заставила себя подойти еще ближе. И даже когда почувствовала себя никчемной, жалкой уродиной, не остановилась. Это все было не взаправду.
Аэропланы содрогались, и протезы Ревны, сопереживая им, тоже дрожали мелкой дрожью. Чем сложнее была машина из живого металла, чем больше она нуждалась в человеческой заботе, тем тоньше настраивалась на человеческие эмоции. Чтобы вернуть летательные аппараты в рабочее состояние, потребуется много работы – куда больше усилий, чем ей когда-либо приходилось прикладывать на заводе.
Магдалена содрала с крыла просмоленное полотно, которым оно было обтянуто.
– Начнем с покрытия, – сказала она.
– Начнем? – отозвалась стоявшая чуть в стороне Линне. – Что именно?
– Да, это нельзя оставлять, – согласилась Ревна.
Слова ненависти будто цементируют эмоции, от которых пытаются избавиться девушки полка.
– И что мы с ними сделаем? – насмешливо бросила Линне. – Сожжем?
Девушки переглянулись. Надя щелкнула пальцами и ее ладонь озарилась искрами.
– Даже не думай, – зашипела на нее Линне, – это армейское имущество.
– Его вывели из строя, – сказала Магдалена, – и, по правде говоря, если мы сожжем улики, то окажем парням неоценимую услугу. Да и потом, что нам сделает Гесовец?
– Он много что может сделать, – ответила Линне.
Но все же не побежала на них доносить, когда они сложили куски полотна, которыми были обтянуты крылья, и оттащили их на сухой клочок земли на краю летного поля. Она даже присоединилась к другим штурманам, когда те зажгли свои искры, сплели их и сложили костер, вспыхнувший выше головы Магдалены.
Стоя плечом к плечу, девушки смотрели на языки пламени. Линне стояла рядом с Ревной, ее ладони все так же светились.
– По-твоему, такая месть – это чересчур? – спросила та.
Линне отвела взгляд.
– Как раз наоборот, этого слишком мало, – ответила она, – но ничего другого я сделать не могу.
Я, а не мы. Даже когда они оказывались по одну сторону баррикад, Линне, казалось, настойчиво демонстрировала, что она сама по себе. И если она горела такой неутолимой жаждой мести, то почему так яростно против нее выступала? Линне никогда не признавала поражения в спорах с другими девушками. Эта генеральская дочь была непростой загадкой и не желала, чтобы ее кто-нибудь разгадывал.
Они стали регулярно навещать аэропланы. После ужина девушки из полка ночных бомбардировщиков шли на поле, оттирали машины, драили щетинными щетками и нежно с ними разговаривали, будто с недоверчивыми животными.
Пилоты распределили аэропланы, хотя официально их никто ни за кем не закреплял. Пави пела своему песни, а Катя разрисовала своему нос яркими оранжево-красными полосами. Летательный аппарат Ревны поначалу, стоило к нему прикоснуться, полыхал жаром и обидой, особенно когда она проводила пальцами по окаймленному сталью крылу или приближалась к замысловатым узлам в открытой кабине. Однако живой металл не мог хранить эмоции вечно, и после пары первых посещений Ревна почувствовала, что стена кошмарного гнева, прежде окружавшая ее, когда она выходила на поле, исчезла. Судя по всему, парни-авиаторы больше не появлялись, и заказанное Тамарой новое просмоленное полотно, натянутое на крылья, сохраняло девственную чистоту.
Ревне нравилось сидеть на крыле ее аэроплана вместе с Магдаленой. Пока инженер болтала, она согревала поверхность машины своими искрами. Она не умела пользоваться ими так, как штурманы, но все же могла заставить руки лучиться теплом. Живому металлу это, по-видимому, нравилось. Однако Стрекозы воспламенялись почти так же легко, как спички, и, если бы Ревна сожгла машину, даже не успев на ней ни разу полетать, ее наверняка расстреляли бы за измену.
– Какая бы задача перед нами ни стояла, бомбы будут тяжелые, – сказала Магдалена. – Тамара видит в этом затруднение, но если нам удастся сделать потоньше дно, то это в некоторой степени решит проблему веса. Самые легкие бомбы, конечно же, газовые. И Тамара говорит, что они не способны случайно взорваться, ударившись об аэроплан.
Ревна слушала ее вполуха. Сумерки плавно перешли в ночной мрак, и вскоре им придется возвращаться. Пальцы в перчатках закоченели и никак не могли отогреться, но культи были влажными от пота. На них сказывались долгие часы строевой подготовки, бега и попыток обуздать Узор. По ночам Ревна часто мучилась фантомными болями в ногах. На правой икре, в том месте, которым она целыми днями ударялась о землю, образовалась мозоль. Они отрабатывали меткость. В детстве она не заботилась о меткости, но тогда ее волновала другое, главное было – не попадаться никому на глаза, работая с Узором. Когда другие пилоты показывали, на что они способны, она задумалась о том, что случится, если все остальные уже будут готовы, а она еще нет. Как долго семья Ревны будет в безопасности, если армия перестанет считать ее ценным приобретением?
– Я хотела сделать что-то вроде удлинителя, чтобы увеличить радиус действия искр. Тогда штурманы могли бы открывать огонь с большего расстояния, но… Это еще что такое?
Взгляд Магдалены был устремлен куда-то за забор из колючей проволоки. За базой тянулись сельхозугодья Интелгарда, а за ними от самых Каравельских гор, забирая сначала на юго-восток, простиралась к северному краю света темная равнина. Далеко на западе горела звезда.
«Нет, это не звезда», – поняла вдруг Ревна.
Она была слишком яркой и казалась слишком близкой.
И слишком… желтой. А потом она исчезла.
Девушки полка попрыгали со своих аэропланов. Магдалена спустилась на землю и протянула Ревне руки, но та проигнорировала ее жест и осторожно слезла вниз сама. Они побежали к ограде.
Там, где горы переходили в холмы, сверкали все новые и новые вспышки света. Полыхнул тонкий язык пламени.
– Что это? – прошептала застывшая рядом с ней Елена.
– Там идет бой, – сказала Линне с другого края ограды.
Она прижималась лицом к сетке, будто хотела через нее просочиться.
– Неужели они на нас нападут? – произнесла Ревна, думая о Таммине и надеясь, что никто не услышит, как у нее дрогнул голос.
К этому они еще не были готовы. Пока ей даже не выпал шанс посидеть в кабине пилота.
– Сомневаюсь. Их цель – город Тройя, – сказала Тамара у них за спиной.
Она тоже подошла к ограде и сложила на животе руки. Вновь брызнуло яркое пламя.
– Это истребитель Эльды.
Повисла гнетущая, густая тишина. Ревна силилась разглядеть истребитель – черное пятно на черном фоне. Но с того места, где они стояли, летательный аппарат не было видно, зато ярко полыхал изрыгаемый им огонь.
– Это все аэропланы Эльды? – наконец спросила дрожащим голосом Катя.
Тамара ответила не сразу. А когда заговорила, ее голос был полон горя.
– Нет. Каждый взрыв – это один из наших ночных истребителей с авиабазы Терешкогард.
Наших. Пока они смотрели, сгорело еще несколько аэропланов, еще несколько потоков огня обрушилось с неба на землю. Несколько долгих минут они стояли и наблюдали. Когда же Тамара заговорила вновь, ее голос будто отразился эхом от гулкой тишины.
– Один Дракон может переломить ход сражения не в нашу пользу, – сказала она. – Один-единственный. Наши ночные истребители метки и точны, но их слишком мало. При каждом появлении Дракона перед нашими пилотами встает выбор: удрать, чтобы спасти себя и боевую технику, или же умереть, дав войскам шанс на победу. Именно Драконы сровняли с землей форпост Гореву и предали огню Береховский лес. Если мы не найдем способ их остановить, они выиграют для эльдов эту войну. Исаак считает, что ключом к нашей победе станут Стрекозы.
«Как это?» – подумала Ревна. Но Тамара умолкла, и никто из девушек не посмел ничего спросить.
Эльды без конца талдычили о своих богах, хотя на самом деле явились, чтобы отобрать рудники и поля и сжечь все остальное. Плевать они хотели на священные места Ридды и других государств Союза.
Они пришли не ради Божественных территорий, а чтобы отобрать фермерские земли и родину. И целью была не защита, а разрушение.