— Так, переключись на волну пилотов, проверь сигнал, вдруг рация работает? Уже можно, мы ж где-то рядом с ними. Пусть покажутся! — скомандовал Даня и лег в противопожарную траншею с замерзшей водой. Находились они явно на пахотных землях, а значит, пилоты были где-то совсем недалеко. Несколько попыток наладить связь с вертолетчиками ни к чему не привели.
— Ну и что делать? Как их искать в такой темноте? У кого какие идеи?
Бойцы начали было перебирать варианты. Тут Даня услышал голос Афганца. Он по рации сказал, что все на месте, ждут сигнала. Даня взял рацию и доложил, что не понимает, как искать пилотов. Нужны идеи.
— Ждите! Сейчас дойдем и решим! — ответил Афганец и выдвинулся к Дане.
Группа Афганца зашла по меткам в посадку и достаточно быстро добралась до разведчиков Дани. Они заняли полуразрушенный блиндаж, который, судя по всему, сначала был позицией нацбатовцев, после чего их накрыли наши вертушки — какое-то количество убитых осталось под завалом. Но тут уж не до выбора места. Нужно было понять, как искать Бачу.
Попробовали выйти на связь с генералом, хорошо знавшим своего друга-пилота. Может, у него появятся какие-то идеи? Тот взял паузу. На несколько минут. Пока разведчики думали, куда зайти и какие подать заметные сигналы, при этом не раскрыв свои координаты перед артой противника, на связь вернулся генерал.
— Так, есть у кого-нибудь старый надежный сигнальный пистолет?
Вопрос показался странным для большинства бойцов, видевших такие пистолеты только в фильмах про войну. Зато Афганец ответил, что вроде бы была ракетница на «броне», и дал понять, что ему план ясен без подробностей.
Ракетница ве́сит приличные шестьсот двадцать граммов, поэтому ее давно не используют в операциях. «Зачем она нужна?» — думают многие. Многие, но только не Афганец. ССО — особая служба, там случается разное и постоянно. По этой причине там считают, что для связи и стрельбы ничего лишнего быть не может. Ракетница давно лежала у Афганца в укладке, и до сих пор ни разу ему не пригождалась. Но почему-то он точно знал, что в определенных ситуациях ей нет альтернативы. И такой момент наступил — в условиях окружения Бача обнаружит позицию вертолетчиков только после «железных» условных сигналов своих. Какими могут быть сигналы? Да любыми! Раз заранее не договаривались — какими получится. Главное — не допустить ошибки. Задача была понятной и выполнимой.
Даня достал сигнальный пистолет и приказал прикрывать. Отошел подальше от позиции, чтобы прилеты нацистов не задели парней. Прилет придется встретить — а полетит сразу и точно в цель, никто не сомневался — и бегом отойти от точки, скрывшись от осколков. Выстрел из ракетницы был важен еще и для встречи генерала — в эти минуты он подходил к остаткам укрепа нацбата, сигнал поможет ему сориентироваться. Нужно лишь, чтобы Бача не прозевал сигнал.
Даня поднял руку с ракетницей вверх, сосредоточился.
— Ну, с Богом! — то ли скомандовал, то ли высказал пожелание он и нажал на спусковой крючок.
Ракета взмыла вверх, осветив зеленым светом быстро плывущие по небу облака. Оставалось добежать до своих. Не успел Даня спрыгнуть в окоп, как тишину разорвал свист мин, вылетевших из «Града» и хаотично падающих вокруг места, откуда миг назад запустили сигнальную ракету.
— Да, хреновая идея. Если сейчас Бача выстрелит в ответ, то эти козлы и его забросают минами. Но вряд ли у него есть такое же укрытие, как у нас. И тогда все будет зря, — Даня размышлял вслух, укрывшись за остатками крыши старого украинского блиндажа и внимательно всматриваясь в черное небо, озаряемое разрывами мин.
Обстрел продолжался около десяти минут. Озверевшие нацбатовцы, казалось, выпускали в темноту все, что у них было. Стреляли из автоматов, минометов, били снайперы. Но бессмысленная стрельба закончилась так же внезапно, как и началась. Видимо, боясь контрбатарейной ответки, нацики залезли обратно в свои норы.
А генерал остановил продвижение своей группы в момент запуска ракеты. Теперь он отсматривал места расположения минометов. Для этого у него было все необходимое.
— Так, парни, не дергаемся! Ждем Бачу. Он подаст сигнал, если жив. Сразу тогда отправим туда «птичку», а укров гасим по полной. Ждем!
Все затихли. Колонна генерала замерла в ожидании ответа Бачи. Ждала и группа ССО. Все смотрели на небо, откуда должно было прийти известие, что он жив. Все верили — когда ты стоишь на грани жизни и смерти, небо, даже ночное, дарит тебе удивительное чувство надежды. Что бы с тобой ни происходило в этот момент, человеческий ум не верит, что это конец! Ты видишь звезды и несущиеся в их свете облака и понимаешь, что смерть — это невозможно! Невозможно — и все! И тут не нужны никакие аргументы и философские тезисы. Так устроен мозг человека.
На то же самое небо, что и бойцы из группы генерала и парни из группы Афганца, смотрел и Бача. Он видел то же, что и все они — надежду. Он улыбался. Зеленая ракета! Кто-то же догадался взять с собой ее, чтобы только один-единственный человек на этом крохотном, залитом кровью участке местности понял значение этой ракеты правильно — как призыв выжить и жить еще и еще! Потому что нет ничего прекраснее жизни!
Бача улыбался и понимал, что все стадии, им спрогнозированные, закончились. Нацбат отстрелялся. А те, кто пришел спасти его, Крота и Малого, находятся где-то совсем рядом.
Бача выскочил из окопа и побежал. В далеком детстве он разбегался так перед прыжком в реку, когда нужно было показать пацанам из деревни, что он сильнее, быстрее и прыгнет дальше всех. Он бежал, потому что думал о Кроте и Малом. О том, что от него зависят жизни двух этих сейчас самых главных для него людей на свете, потому что все, что происходило последние девять часов, происходило ради них!
Бача споткнулся о пенек и остановился. Поднял ракетницу вверх. И выстрелил. Зеленая ракета взлетела в облака, став еще одной — самой яркой — звездой. Она светила всем. Но только одним из них — как сигнал для жизни. А другим — как предупреждение о смерти.
Бача понимал, что нужно бежать обратно. Но что-то воспротивилось внутри него.
— Я тебя не боюсь, смерть! Не боюсь! — процедил он упрямо и, распрямив плечи, не спеша пошел к блиндажу, заметив, что глаза уже хорошо адаптировались к темноте. И в этот момент он ощутил мощную взрывную волну. Она буквально подняла волосы на его голове. Небо озарила вспышка. Стало светло, как днем. А за этой волной еще один взрыв… другой… третий… Посадки, где оставались остатки нацистов, запылали. Это был ТОС-1А. Тот самый «Солнцепек».
— И тебе привет, генерал! — Бача замедлил шаг, закрыв рукой глаза от ярких вспышек, превращающих горизонт в апокалиптическое зрелище. Глаза сами рисовали образы демонов, вырастающих из теней деревьев и вместе со вспышками термобарических снарядов уносивших в ад души нацистов.
Оставалось только дождаться эвакуации.
— А это не больше чем полчаса. А значит, дождемся! — сказал себе Сергей Сергеевич и с широкой улыбкой спустился в «погреб». Малой очнулся и, ничего не понимая, смотрел то на Бачу, то на Крота. Крот дал ему попить и вколол очередную дозу обезбола, после чего Малой тоже улыбнулся и закрыл глаза.
Эпизод 18
Рассвет едва цеплялся за небо — пасмурное, со скученными облаками, пропитанное дымом горящей техники. Только что появившиеся первые лучи солнца добавили красок окружающим пейзажам, но оставили землю чернеть темным непроглядным пятном. Воздух ощущался каждым вдохом, так как был очень холодным, влажным и обжигал гарью от дыма и пороха. Запах войны…
Очевидно, что смерть побывала на этих полях только что. Смрад придет лишь через несколько дней. Но крики воронья уже слышались в тишине, указывая, где лежат тела убитых. Бои здесь прошли масштабные, поэтому убитых было много. Не все они являлись вэсэушникам Вольфа — среди них могли быть и наши воины.
Группа штурмовиков пробиралась по минному полю. Задача — сопровождать медиков, которым предстояло осмотреть всех, кого не успели вытащить во время боя. Если будут выявлены трехсотые — оказать помощь и вывезти в мобильный госпиталь. Казалось бы, все просто. Но на пути их ждали минные полосы, хаотично расставленные минные банки[55] и ловушки, почти незаметные «лепестки»[56]. В любую минуту может прозвучать взрыв. Без зачистки местности нельзя было также гарантировать, что ниоткуда не прилетит снайперская пуля.
Шли на «Бог даст!», хотя и саперы не плошали — ответственно отрабатывали каждый шаг. Внимательно смотрели через «тепляки», операторы БПЛА помогали доразведкой с воздуха. Пока все шло штатно. До основных позиций Вольфа и полян с посадками, где шли ожесточенные перестрелки, оставалось совсем немного. Продвигались аккуратно, след в след, так тихо, что слышны были только выдохи и щелчки от попадавшихся иногда под ногами сухих веток. Этих шумов избежать было нельзя.
— Стоп! — головной штурмовик поднял руки вверх, все присели и замерли.
— Посмотри, кто там? Кто-то стоит, на коленях! Смотри! Попроси «птичку» подлететь, ориентир — возле нашей брони, слева. Тебе видно?
— Вижу-вижу, — связист разглядывал увиденное в переданный ему тепловизор.
Команду передали оператору. Стали ждать.
Квадрокоптер пролетел над замершей фигурой и завис.
Рация захрипела. Оператор беспилотника дважды сухо проговорил:
— Свои, свои! Ноль! Я дальше.
— «Свои, свои», и что «свои»? — заговорил головной. — Как он это увидел, почему он на коленях, чего он там стоит, что с ним? Он хоть живой?
— Шевелится, руками водит, не пойму только, что это значит. Но странный какой-то. Бородатый, кажись. Может, кто-то из кадыровцев? Они же помогали с разведкой? Высокий какой, смотри!
— Короче, хрен его поймет, бери его во внимание, движемся к нему. От него оттолкнемся и решим, куда идти. Раз он тут, то, наверное, ориентируется на местности. Вот ведь привидится такой в темноте — сразу задвухсотишься от неожиданности, — усмехнулся головной штурмовик и повел колонну в предрассветную мглу.