Но того, что предстояло ему впереди, не знал никто!
Генерал не был рад визиту отца Олега. Потому что абсолютно не понимал, что тому делать в это время на линии, а главное — как обеспечить безопасность священника.
Да еще его высокий рост и сорок шестой размер обуви. Где достать форму, когда штаб далеко?! Все, что удалось найти: горка-комбинезон, в который заправили рясу; крест спрятали под флисовую кофту; поверх надели черный гражданский пуховик. С обувью ничего не вышло. Но генерал и не собирался его отправлять в зону ведения боевых действий. Строго наказал проводить беседы с бойцами в расположении, а как начнется движение — оставаться в командном пункте со штабом.
— Штабным как раз нужна молитва, чтобы лучше думали! — сказал генерал, не найдя в отце Олеге никаких угроз для предписанного тому порядка пребывания.
Чуть позже отец Олег незаметно пропал из вида, и с началом боев про него никто и не вспомнил.
Как только началась операция, он уверенно сел в одну из штурмовых машин, сказав, что сам он медик и ему велено ехать с бойцами. Колонна дошла до позиций Вольфа, разгрузилась, оставив бойцов перед укрепом нацистов вместе со священником.
Штурмовики сразу же ввязались в бой. Отца Олега оставили за спиной, в отбитом окопе, сказали ждать и действовать по обстановке. Бойцы понимали, что это пожилой человек, необстрелянный, хоть и держится спокойно.
Группы штурмовиков заходили на позиции ВСУ одна за одной. Шел тяжелейший бой. Вокруг все звенело и рвалось. Небо скрылось под черной пеленой. Отец Олег выжидал, потихоньку выглядывая из окопа и пытаясь понять, где наши бойцы, куда кто пошел, кто ранен, кого убили, кому нужна помощь. Несколько раз что-то просвистело рядом с его головой.
«Всё как в фильмах про войну», — подумал он и неуклюже последовал за штурмовиками, сетуя, что не позаботился о подходящей обуви.
Пройдя совсем немного, за первым же поворотом батюшка увидел, что дорогу ему преградили три убитых украинских солдата с большой кровопотерей. Отец Олег перекрестился, поймав себя на мысли, что не хочет молиться за них. Только прошептал: «Прости, Господи, грех, но я не могу!»
Перешагнув через трупы, он пробежал до конца окопа, до бревенчатого укрытия. Заглянул туда и увидел знакомого штурмовика. Накануне заметил его на обеде. Веселый, кучерявый и курносый, похожий на деревенского франта из советских фильмов. Не запомнить его было невозможно. И вот сейчас он лежал здесь, совсем рядом.
Священник подбежал к нему и принялся осматривать. Все, что за три дня он успел изучить и запомнить по тактической медицине, проносилось сейчас в его голове, но становилось понятно — он совершенно не знает, как парню помочь. Отец Олег открыл аптечку, попытался достать из нее бинт, как в этот момент кудрявый курносый штурмовик покачал головой.
— Нет… Не надо… Уже всё… — еле смог выговорить боец.
— Что всё?! — воскликнул батюшка.
И тут что-то произошло с ним самим. Священник моментально понял, для чего он здесь, что он должен делать, чего от него ждет Бог!
— Господи! Помоги! — он взял бойца за правовую руку и наконец-то разглядел — все, что можно было перевязать, у него уже перевязано, но ранение от взрыва — тяжелое. Боец уходил.
Оставались минуты. Совсем немного. Парень посмотрел на аптечку. Говорить уже не мог. Отца Олега осенило: «Как же ему должно быть больно! Укол, срочно!»
Мгновенно упаковка оказалась в руках священника. Теперь он уже действовал как машина. Руки перестали трястись. Пришла кристальная ясность сознания. Нужно было успеть! Успеть! Это главное!
Отец Олег облокотился на стену окопа и подтянул парня к себе — так, чтобы головой тот оказался на плече у батюшки. Обеими руками он накрыл рану на животе и прижал его к себе.
— Холодно! Батя, холодно и темно, — подействовали лекарства, и священник отчетливо ощутил присутствие смерти. Она была здесь — стояла напротив. И это она была сейчас холодом, одиночеством и недосказанностью.
— Сынок, ты держись, я с тобой, — отец Олег держал под своими огромными ладонями руки этого мальчика, понимая — все, что сейчас от священника нужно, это подождать и ни в коем случае не оставлять его. Чтобы не позволить смерти сжать свои объятия над абсолютно беззащитным, замерзающим и уходящим мальчиком. Ведь он совсем молодой. «Совсем молодой», — повторял про себя священник.
— Господи, приди! Прими! — батюшка, казалось, на весь мир кричал отходную молитву, понимая, что надо успеть передать его самому Господу, чтобы этот мальчик успел сделать самое главное! — Повторяй за мной. Одно только слово скажи, если слышишь, скажи: «Прости, Господи! Прими, Господи!»
Батюшка замолчал, вслушиваясь в дыхание парнишки.
— Люблю, мама, люблю, мамочка, люблю, Господи!
Веселый, кучерявый и курносый, похожий на деревенского франта из советских фильмов, мальчик выдохнул и застыл.
Отец Олег встал. Быстро достал блокнот и зафиксировал место, где он оставил своего первого боевого сына. Сейчас ему открылось, что он должен делать. В чем его основная задача.
Он искал раненых по разным укреплениям. Найдя безопасный окоп, перетаскивал парней туда. Потом всех перевязывал. Израсходовав аптечку, он отрывал куски своей одежды, перевязывая ими раны и затыкая пульсирующие кровью артерии в глубоких пулевых отверстиях. И снова взваливал на себя парней и тащил их в общее место. Там их накрывал от холода всем, что удавалось найти. Он уже лишился своей одежды, но бойцов носить все равно не перестал.
Не мог он оставить и убитых. Не должны они были лежать там так же, как брошенные и никому не нужные наемники. Вокруг окопа он сложил тела всех парней, которых смог притащить.
Отец Олег остановился, ощущая, что все тело горит. Его трясло от боли и ужаса происходящего. Все, что он мог сделать сейчас, это встать на колени и молиться о том, чтобы их нашли наши и не заметил враг.
Отца Олега давно мучил вопрос, почему в древние времена происходило столько чудес, а в наши дни они больше не случаются. Почему? И вот сейчас пришло понимание, что для этого надо дать Богу возможность действовать. Пригласить его в свою жизнь, попросить Господа совершить чудо, самому при этом сделав все, что от тебя зависит. Самому взойти на крест, отдать свою жизнь — как готов был отдать и отдавал каждый, кто находился сейчас в этом окопе, кто еще дышал, а значит, должен быть спасен.
Отец Олег молил, кричал, вознося руки к небу. Он умолял, просил, рыдал. От боли его скрутило в узел, при этом он не мог произнести ни звука. У него не осталось больше ни слов, ни сил, ни слуха, ни дыхания. Наступила абсолютная тишина. Он оглянулся на окоп, а там лежали они, его сыновья — парни, которые молча смотрели на него. Они чувствовали, что сейчас, кроме отца Олега, не было никого, кто мог их спасти.
Он склонил голову и замер, произнося только одно: «Господи!» Еще никогда он не ощущал, что в этом слове умещается всё. Любая мольба, все надежды и чаяния человека, абсолютное покаяние и полное смирение. Вся жизнь с ее непреодолимыми трудностями.
Стало легко и светло.
Свет замерцал…
— Свой? Ты кто? Отзовись, отец! Контуженный? Глухой? Вставай! — штурмовик помахал перед глазами фонариком.
— Свой! — отец Олег ощутил, что Бог здесь.
Он вот. На расстоянии вытянутой руки. Он не оставил. Пришел.
А значит, нужно действовать!
Эпизод 19
— Отец Олег, батюшка, вы спите? Отец Олег! — капитан военврач, пытался разбудить крепко спавшего после пережитого священника. — Батюшка, проснитесь!
Отец Олег открыл глаза и какое-то время смотрел на капитана, стараясь понять, где он и что происходит. Вместе с морозным воздухом и ароматами армейской кухни в землянку, где отсыпался священник, пришла реальность. Вкусно запахло обеденной кашей и дымком. Отец Олег попытался встать со срубленной из бревен кровати, но увидел, что ноги и руки его забинтованы, а колени и локти будто окаменели из-за того, что бурая кровь застыла в толстом слое бинта. Он посмотрел на тумбу: на ней — бумажная икона Богородицы. Перекрестился. Что-то проговорил шепотом. Улыбнулся.
— Что случилось? Я, наверное, все проспал, капитан? — спросил священник.
— Батюшка, мне приказали вам доложить про Володю, он ваш земляк, вы с ним здоровались, когда он прибыл. Говорят, вы его знаете?
— Володька? Бездомный? Как же, знаю. Очень хорошо его знаю, а что с ним, что-то случилось? Перед боем он был бодрый и очень веселый…
Утром в Спасо-Андрониковом монастыре Москвы красиво по-особенному. Древнейший храм столицы — Спаса Нерукотворного образа, словно на незримых нитях держит небо над старинными строениями обители. Здесь и древнейшие палаты самого начала XVI века, и семейная усыпальница Лопухиных — самая большая в Европе, — где в том числе покоится жена Петра I — Евдокия, и, конечно, древнейший и один из самых славных некрополей. У любого, кто впервые проходит мимо врат монастырской ограды, невольно рождаются слова искреннего удивления. Ты вдруг оказываешься в далекой и почти не знакомой современному человеку Древней Руси XIV века. Отец Вячеслав, иконописец, в бытность свою настоятелем храмов Андроникова монастыря сумел восстановить здесь не только приходскую жизнь, но и службы на древнем демественном и знаменном распевах, иконопись, исследования древней архитектуры и изучение некрополей. Благодаря архивным исследованиям обнаружилось невероятное и очень важное для современной России свидетельство. Впервые Володя услышал о нем у ворот монастыря. В тот день было тепло и очень солнечно, разнотравье в монастыре поднялось выше пояса.
Шел пятый год его бездомной жизни. Сначала он скитался вокруг Казанского вокзала. Там волонтеры обеспечивали всем необходимым. Еда пять раз в день. Приносили медикаменты и одежду, даже можно было заказать что-нибудь модное. Володе очень нравились кепки, как у хулиганов из шестидесятых, и классические кеды. Они просто отмывались, быстро высыхали и всегда выглядели опрятно. Белая футболка, которую он постоянно поддерживал в чистоте, джинсы и худи — все вместе смотрелось современно.