как интерпретировали нашу историю. Знаю, ты прекрасно осознаёшь происходящее. Смотри, тут до Макеевки рукой подать, до Донецка рядом совсем. Сколько туда — а это значит, и по детям — наши хлопчики выпустили снарядов? Ты возразишь, что я тебе штампами отвечаю, но не всегда простота рассуждений подменяет реальность. Часто, напротив, в таких словах ты получишь отражение подлинной жизни. Сколько атошники — а среди них много моих учеников, и ты их знаешь — убили мирных! Зачем? За что?! «Сепары», говоришь? А ты хоть знаешь, — тут учитель поднялся, сжав кулаки, — знаешь, как моя Мария Васильевна погибла?
Отто оторвал взгляд от точки на полу, куда он отрешенно смотрел.
— А что с ней?
— А вот то! Она пошла за мамой своей в поле — та корову пасла недалеко от дома, принесла ей молока да хлеба. Сидели, болтали, на закат смотрели. А тут прилетел ваш квадрокоптер и сбросил им на голову гранату. Ладно бы погибли сразу. Мария Васильевна с развороченными внутренностями и перебитыми ногами лежала больше двух часов и смотрела, как ее мама погибает — той глаза осколками выбило и тоже сразу не убило. Бабушка войну пережила, голод пережила, всех братьев на фронте потеряла. За что, вот скажи, почему я теперь один должен тут куковать? Куда мне податься?!
— На фронт, на войну: за незалежну Україну, та великий український народ! — стальным голосом процедил Отто. — Ты зачем мне тут слюни развел? Тварь русская! Сейчас во двор выведу — и по законам военного времени! Одним выстрелом в лоб, чтобы видеть, как твои глаза поганые разлетятся! А ну давай сюда телефон свой. — Отто достал пистолет и направил его в голову историку. — Быстро. Ищи.
И тут старичок понял, что сейчас все закончится. В телефоне была переписка с Володей, он ее не стер. Обреченно достал телефон, непослушными пальцами ввел пароль, открыл Телеграм и сел на стул — приготовился к смерти.
Отто изучал телефон минут десять.
— Так, есть бумага и карандаш? — спросил он, возвращая телефон историку.
— Конечно, минутку. Можно телефон взять?
— Конечно, бери… те, — сменив интонацию и жесткость в голосе, Отто был подчеркнуто вежлив.
Взял стул, подошел к печке, открыл старинную чугунную дверцу. В комнату ворвался поток тепла и запах тлеющих углей. Он сел на стул, подвинул к себе табурет, положил лист бумаги и принялся что-то писать. Получился один абзац.
— Можно вас? Прочтите — Отто вплотную придвинул табурет к себе и жестом пригласил присесть историка. — Прочитали?
— Да, все понятно, — удивленный мужчина не успел ответить, как Отто выдернул из его пальцев листок, быстро скомкал и бросил в самую глубину печки, закрыв дверцу.
— Мы поехали, — ученик вкрадчиво посмотрел учителю прямо в глаза. — Подумайте. Будьте аккуратны. В ваших руках теперь много человеческих жизней. Надеюсь на умное решение и еще более умные действия. А за жесткость простите — под окном хлопцы, любые подозрения надо исключить.
Отто решительно толкнул дверь, выкрикнул команду на отход, после чего вся группа через небольшую балку[62] быстро укатила за посадки. Старый историк поднял голову к небу — там висел квадрокоптер, явно провожая группу украинских военных до посадок. Потом «птичка» «уплыла» в направлении Володиного подразделения.
Володя был доволен. Увидев, что в сторону хутора движется машина, он успел удалить всю переписку с историком. Вероятность того, что их могли вычислить, была высока. Он быстро сообразил, что нужно сделать, а теперь вот сидел и радовался, что ему повезло. Подняли «птичку» и убедились, что нацики заявились именно к историку. Но что они оставили после себя? Заминировали территорию? Поставили в посадках наблюдательный пункт?
Так… этим телефоном теперь пользоваться нельзя. Нужно самому идти к старичку и осторожно все разведать. Если не будет неожиданностей, то можно будет заполучить ценную информацию.
Сегодняшний день прошел в напряжении: постоянные прилеты, надоедливые и опасные квадрики, хотя обошлось без прямых столкновений, и снайперы весь день молчали. Володя договорился с постами, что выйдет за территорию, подождал, пока подразделение отобьется на сон, и доложил о ситуации командиру. Тот доверял Володе. Разрешил выход. Только без рапортов — под личную ответственность.
К двум ночи удалось перейти минное поле, через которое он всегда прокладывал основной маршрут — так как минировал сам, знал каждый куст и кочку. Вообще, конечно, опасность всегда сохранялась — разбросанные «лепестки» доставляли серьезные проблемы, отрывая ступни и калеча наших бойцов, — но снег, что еще лежал на полях, под деревьями и в низинах, помогал анализировать местность.
Володя дошел до дома историка. Тот не спал — окно на кухне светилось. Тень была одна и почти не двигалась. Видимо, как обычно, старичок пил чай и читал. Заходить во двор было нельзя. Через балку монолитной стеной чернели посадки, и что в них было — неизвестно. А что, если ДРГ поставила мины и ждет появления русских на линии прямой видимости. На таком расстоянии снайпер, даже если захочет, не промахнется. Почти полчаса ушло на осмотр местности и поиск варианта, как незаметно попасть во двор и, не испугав пожилого человека, пройти в дом. Хозяин сам спас положение: встал из-за стола, подошел к окну, потом открыл форточку и внимательно всмотрелся в кромешную темноту. Тут Володя и окликнул его несколько раз полушепотом.
— Володя, ты? Ты где там? Заходи в дом скорее.
— Нет, вы свет выключайте и откройте дверь. Я зайду, и в сенях поговорим. Только нужно быстро, чтобы нас не застали врасплох — проинструктировал Володя.
— Значит так, — начал историк сразу, как только Володя очутился в темных сенях. — Приходил мой ученик. Ума не приложу, как не обнаружил нашу переписку. Куда-то она подевалась. Он копался, копался… А потом дал мне прочитать бумагу, что, мол, знает о моих контактах с русскими. Он просил проговорить с тобой возможность перехода на вашу сторону, а еще передать, что будет полезен, так как является майором военной разведки Украины и готов привести в засаду свою дээргэ. Его условия: гарантии, что его оставят в живых, а его семье обеспечат переход с территории Польши в Белоруссию и потом в Россию. Мне нужно будет отнести в тайник карту с обозначением места, где вы его сможете «принять». Переход он готов сделать через три ночи. В группе будет восемь человек. Вот так. Верить или нет, я не знаю. Он странно себя вел, наорал на меня. Его хлопцы облазили все дома вокруг. И что-то там, кажется, закопали на дороге. Может, мина. Я уже сутки не выходил на улицу. Ну что думаешь, Володя?
— Да что я думаю… Первое: пришло время забирать вас отсюда. Второе: документы для него я подготовлю. Приезжайте завтра в областной центр. Встретимся в магазине — я передам. Будем готовиться. Вернетесь домой — собирайте вещи. В ночь перед засадой переезжайте на окраину, в заброшенный дом, который к нашей стороне ближе. Только незаметно и аккуратно. С собой возьмите рюкзак, не больше. Там — только самое нужное. Книги не брать. Потом найдем для вас. Этого добра у нас достаточно. Готовьтесь. И еще раз — осторожно.
Володя обнял деда и, стараясь быть незаметным, почти ползком покинул территорию хутора и вернулся в расположение, где все давно отдыхали. Лишь дозорные бодро охраняли наши позиции.
Утром командиры собрались на оперативку. Без ГРУ решили операцию не проводить. К обеду приехали люди из бригады Афганца. Андрей направил опытных спецов, которые поднаторели в проведении засадных мероприятий в Сирии и ряде других стран. С ними было проще все спланировать. В ходе подготовки возник вопрос, как отличить Отто от других вэсэушников, когда те зайдут на заранее подготовленную поляну, где предполагалось их уничтожить? Приняли решение передать через связного эту задачу для Отто, ему предстояло ее решить самостоятельно.
— И правда, как понять, что это Отто? Экипированы все одинаково, ночь, что делать — непонятно, — волновался Володя.
— Ничего, военная разведка — во всех странах парни находчивые. Захочет жить — придумает. Ты лучше бери наших парней и веди к «источнику», времени не остается. Пусть при них связывается с этим Отто и все обговаривает.
К вечеру вся информация была передана Отто Галушке, оставалось только подготовиться к засаде. Володю как человека, облазавшего все кусты и овраги в округе, и лихого штурмовика решили взять с собой.
Наступила долгожданная ночь. Володя успел проверить, благополучно ли эвакуировался историк и надежно ли он укрылся в подвале заброшенного дома на краю хутора. Передал ему бронежилет, шлем и рацию. Того хоть и потряхивало, но он старался держаться. Для него это было грандиозным событием. Он уже смирился с тем, что умрет на своем заброшенном хуторе. Но судьба, вернее Володя, приготовила совершенно другой сценарий. Правда, какой именно сценарий, еще понятно не было. Но появилась надежда и возник удивительный порыв — во что бы то ни стало выжить. Он очень сильно удивился этому, но одновременно и обрадовался.
Бойцы расставились на месте засады по всем правилам военной науки. Оставалось ждать. Спустя примерно час послышались хруст снега и щелчки сухих веток под ногами. Шла группа. Володя взял тепловизор и увидел, что группу вэсэушников возглавляет человек средних лет в гражданской одежде: в длинной куртке и спортивной шапке. Рюкзака не было, за спиной торчал ствол автомата, а руками он обнимал сам себя, придерживая ткань, накинутую на плечи и спину. Командир группы ССО ГРУ дал команду по рации: «Первого не трогаем, это объект, по остальным работаем по команде». Пошел отсчет секунд до огневого контакта. «Почему командир решил, что наш объект первый? Как он это понял, не понимаю… Ладно, главное — историк жив», — успокоил себя Володя. Прозвучала команда, и Володя прицелился…
Звуки выстрелов стихли, разведчики аккуратно приближались к трупам диверсантов.