— Я Отто, я без оружия, я здесь, — выкрикнул тот самый человек — в гражданской одежде.
Он упал сразу же после первого выстрела и не двигался на протяжении всего боя. Сразу уничтожить всех не получилось. Бойцы ВСУ оказались обстрелянными и опытными, хорошо экипированными, с сиза́ми[63]. Даже получив ранения, нацики не сдавались и огрызались, пока наши парни не доработали каждого. Большую работу проделали снайперы. Хотя поначалу все хотели сделать в ближнем бою и включать снайперов в группу не планировали, они оказались очень эффективными.
Сработали чисто.
Пока собирали документы и осматривали трупы, Володя подошел к Отто. Тот был насквозь мокрый, с обледеневшей бородой и ледяными сосульками в волосах. Пуховик, трико, кроссовки, сверху наброшен спальный мешок.
— Что с тобой? Ты чего мокрый? — поинтересовался Володя.
— Потом расскажу, — Отто вытянул руки, и кто-то из гэрэушников защелкнул наручники.
— Это чтобы не убежал, надо понять, кто же ты, хлопчик, — прокомментировал боец и подтолкнул Отто вперед, встраивая того в колонну, так как пошумели изрядно и нужно было срочно уходить — прилеты со стороны ВСУ себя ждать не заставят.
Группа вышла из серой зоны и направилась в расположение, а Володя с разведчиком из группы ССО Андрея-Афганца выдвинулся эвакуировать старичка-историка.
— Батя, ты тут? — позвал Володя, но никто не ответил. — Что ж это такое-то? Я сам его привел сюда, сам спрятал. Прикрой меня. Я проверю дом.
Володя скрылся в дверном проеме выбеленной хаты за синим забором, с такими же синими ставнями. Вход окольцевала прошлогодняя виноградная лоза. На веревках так и остались висеть серые от копоти мешки, сквозь дыры от осколков было видно сухофрукты. Из дома не было слышно ни звука. Володя показался из темноты, он был один.
— Ну куда же ты подевался-то, неужели дома чего забыл? — простодушно и совершенно беззлобно проворчал он и направился к дому деда.
По пути они с разведчиком обсудили, почему же старший узнал Отто по гражданской одежде. Пришли к выводу, что, предложив тому «что-нибудь придумать», дали в том числе и задание проработать визуальные признаки, которые позволили бы выделить его из группы. И если командир не ошибся, то вопрос в одном: почему Отто был мокрым и не в камуфляже. Но ответы на эти вопросы можно получить, только вернувшись. Сейчас же нужно найти пропавшего старика.
Как и думали, он был дома. Бронежилет — на стуле. Шлем — на столе. Рядом со шлемом — керосиновая лампа.
— Отец, ты чего это вернулся? — от радости видеть пожилого друга живым Володя перешел на ты.
Почему-то сейчас он вспомнил своего отца, хотя видел его всего несколько раз в жизни, и то в раннем детстве, и уж точно не мог воспроизвести его образ в памяти. Осталась только тоска. Но в такие минуты он будто встречался с ним — с родным и таким незнакомым.
— Знаешь, Володя, я представил, как вы там, на передовой, под пулями. В том числе за меня и за Марию мою сражаетесь. И так мне стало больно и стыдно. Я подумал, что не хочу сидеть и прятаться, как крыса. От кого? От чего? От своих учеников, которые с ума посходили и стали фашистами?! Ведь и я виноват, что они такие, это я не научил их, не вложил, не воспитал…
— Отставить разговоры! — бодро скомандовал Володя. — Хватит корить себя. Давайте ноги уносить. Быстро! Надевайте жилет и шлем.
Пока Володя говорил, они с бойцом ССО надевали на деда бронежилет и шлем.
— А можно мы лампу и керосин с собой возьмем? И вон те иконы, чтобы фашистам не оставлять на растерзание. А то они придут, своруют, продадут. Мне в монастыре говорили, что не ты на иконы смотришь, а святые с них на тебя. А святых тут бросать не хочется.
— Конечно, конечно, давайте все возьмем. Я в суете как-то и не подумал об этом.
Уходя, Володя повесил на дверь увесистый зам́ок. Вдруг война обойдет стороной этот хутор, тогда и дом, к которому даже Володя успел привыкнуть, сохранится, а зам́ок, пусть символически, будет этот дом охранять.
Они благополучно вернулись в расположение. Первый вопрос был даже не о «ценности» Отто для нашей разведки, а почему, черт возьми, он был мокрым и в гражданской одежде!
А было вот как…
Кроме всего прочего через старого учителя Галушка получил задачу выделиться из общей массы, когда ДРГ выйдет на место засады. Он начал искать способ, но ни одна достойная идея в голову не приходила.
Стало понятно, что ДРГ будет состоять из опытных головорезов, и поэтому любой вариант гарантированно приводил к смерти. Либо свои убьют, раскусив предательство, либо российский спецназ застрелит вместе со всеми, ведь точно будет бой, сразу убить всех не получится, а в темноте разобраться, где свой, где чужой, будет невозможно. У боевиков хорошие броники, темнота, расстояние, много других факторов. Все это не обеспечивало надежного решения. И тут ему на глаза попалась карта, и он увидел небольшое озеро на пути следования группы. Тут же пришла идея, как все можно обыграть.
Через час Отто пилой и топором прорубал лунки во льду озера, а потом закрывал их ветками и присыпал снегом. Замаскировав ловушки, отметил их ориентирами. И вернулся в расположение. В рюкзак положил сменное белье. По легенде они должны были пересечь линию фронта, войти на российскую территорию, дойти до пригорода, переодеться, и, изображая гражданских лиц, заминировать важный железнодорожный мост, перед этим ликвидировав его охрану. Расчет Отто был на то, что он пойдет по льду через озеро и провалится в прорубь. Его вытащат в мокром камуфляже, понятно, что двигаться, не надев сухое, будет невозможно, и тогда он сможет переодеться, не вызывая подозрений. Таков был план. Он шел впереди группы, так как хорошо знал местность и уже здесь бывал — выезжал к историку, что оформил как «оперативную работу в тылу противника».
Все получилось, как он и планировал. Неожиданно для всех он провалился в заранее подготовленную прорубь. У всех возникли было подозрения и главный вопрос: откуда тут лунка. Но один из вэсэушников свалил все на хуторян: мол, они страшно жадные — им жалко даже лунку для ловли рыбы, поэтому они ее этаким образом прячут от соседей. Версия оказалась годной. И все успокоились. Еще они пошутили, что, наверное, Отто сейчас сильно холодно и детей у него, скорее всего, теперь точно не будет, особенно если они срочно не сделают остановку и не высушат его вещи. Он не стал поддерживать ненужные разговоры, потому что успех операции и так висел на волоске и нужно было двигаться быстрее.
Отто беспокоился, разгадают ли его внешний вид эсэсошники, оставят ли в живых. — Ведь если порассуждать, — думал он, — я для них такой же враг, как и все. Расстреляют всю группу — и все. Зачем я им нужен? Что со мной возиться? Какую ценность я для них представляю? Да никакую! Хотя, может быть, повезет».
Отто Галушка понял, что осталось несколько минут до главного в его жизни шага, шага навстречу неизвестности, за которым его ждет смерть или новая и великая страна Россия. Он искренне так думал, мечтая вырваться из рядов ВСУ и наконец-то освободиться от всего того ужаса, в котором ему приходилось жить все это время.
Володя был очень рад. Его роль в операции была значительной, и он получил заслуженную награду. Он сожалел только об одном: некому было написать письмо и немножечко похвалиться. Мама и папа давно умерли, он по ним очень сильно тосковал.
— Но вы же видите, мама, папа?! Видите?! Хочу, чтобы вы гордились мной! Видите, я все исправил! Все исправил! — Володя посмотрел на небо и почувствовал, как сдавило горло — то ли от тоски по матери с отцом, то ли от торжественности момента.
Мог ли он представить еще год назад — там, сидя в «заброшке», что он будет награжден орденом Мужества? Конечно, нет. Поэтому так хотелось сказать спасибо тому, кто ему предоставил эту возможность. Для Володи, несомненно, это был Бог. Он перекрестился, повернулся и отпрянул — перед ним стоял его земляк, отец Олег, который служил в храме, куда Володя неоднократно ходил, пока не ушел жить на улицу.
— Ничего себе вымахал, богатырь просто! — батюшка крепко обнял его. — Ты давно здесь? А ну пойдем, исповедуешься и причастишься. Здесь это никогда лишним не бывает.
Пока искали местечко, подходящее для причащения, отец Олег увидел танк с православным крестом на броне.
— Володь, смотри-ка, вот и аналой нашелся — с крестом и святыми внутри, — подошли к танку. — А ну, парни, выходите — в очередь на исповедь!
Танкисты выскочили из машины, отошли в сторонку, закурили какие-то очень простые и дымные папиросы.
— И кадило фронтовое здесь. Красота! — радовался отец Олег и, накинув епитрахиль на голову Володи, принялся слушать исповедь.
— Да, родной мой, вот это жизнь. Ты, как святой, такую жизнь прожил и очутился здесь. Это тебя Господь привел. Сим он тебя спасает. Только через подвиги в итоге ты и будешь рядом с ним. Так и будет! Ты, Володя, береги себя. Постарайся выжить. Однако, если будет выбор: струсить, но остаться живым или отдать жизнь за други своя — не думай, рука Господа всегда с тобой. Выбирай подвиг, чтобы жить вечно. Бог боязливых не любит.
— Да я не боюсь смерти, отец Олег. Вернее, так: умирать я не хочу, конечно, но и не боюсь. Я уже столько раз видел ее глаза, руки, крылья! Так что смертью меня не испугать. Страшно умереть напрасно. И, говорят, надо перед смертью успеть перекреститься. Так ведь?
— Ну ты уж не упрощай, Господь-то не в мелочах. Он в сердце. Ты постарайся, чтобы Христос был на устах и внутри. И будь всегда уверен, что он впереди. И все будет тогда хорошо. Вернее нет, будет как Богу угодно. Ничего! Главное — не бойся, — отец Олег улыбнулся и медленно перекрестил Володю, будто вбивая гвозди своей огромной ручищей, парень аж качнулся немного назад. — Благословляю. Иди отдохни. Завтра у вас что-то намечается вроде. Надо отдохнуть как следует. Ты утром перед выходом только помолись. Считай это приказом старшего по званию.