Как с Женей сейчас. Они просто хорошо проводят время друг с другом. И ничего большего за этим нет и быть не может.
Женя даже не задавалась вопросом, хотела бы она этого «большего», потому что изначально понимала нереальность и невозможность этого варианта. Когда стоишь на остановке и ждешь автобус, ты не думаешь о том, как было бы круто, если бы сейчас примчался красивый гонщик на болиде Формулы-1 и в несколько минут домчал тебя до студии звукозаписи. Не думаешь об этом, потому что это невозможно. Так не бывает.
Вот и Саня, желающий с кем-то строить долгосрочные отношения – это что-то настолько нереальное, что об этом даже думать было глупо.
Когда Саня вернулся, Женька уже была готова идти. И они пошли. В кои-то веки никуда не бежали и не торопились, а медленно, в свое удовольствие прогуливались по улочкам Аосты, заходили в старинные храмы, останавливались у необычных стен или смешных вывесок, фоткались на фоне гор и вообще вели себя как типичные туристы.
Когда осматривали чудом сохранившуюся стену римского театра и расположенный рядом амфитеатр, Женька на спор с Саней вышла на середину сцены и спела «Мурку»: у нее был неплохой слух, в мультфильмах она часто сама озвучивала песни своих героев. Саня давился от хохота и снимал это на телефон, Женька, пряча улыбку, раскланивалась, принимая аплодисменты от туристов, которые, не понимая текста песни, посчитали ее вполне приятной. А потом к Жене внезапно подошел широкий, как шкаф, седой мужик, уронил на русском короткое «уважила» и попытался впихнуть ей в руку пятитысячную купюру. Женя денег не взяла, и вдвоем с тут же подскочившим Саней они с трудом убедили мужика, что песня пелась из любви к искусству, а за любовь денег не берут. И нет, это не значит, что Женя с Саней его, этого мужика, не уважают.
После таких приключений надо было срочно подкрепиться, и в маленьком ресторанчике Саня заказал им сет местных закусок, который выглядел как рай на земле. На одной деревянной доске лежал наломанный кусочками пармезан, сыр пекорино с травами и с орехами, горгонзола с голубыми прожилками плесени, нежный, остро пахнущий козий сыр, а в серединке трюфельный мед в стеклянной вазочке, орехи и тонко нарезанная груша. На другой доске были красиво разложены копченые колбаски саусёсс, сушеное мясо моцетта, нежное, как крем, белоснежное с розовыми прослойками сало и совсем странный деликатес – коровье вымя тэтэн, приготовленное по старинному рецепту и подаваемое с малиново-инжирным вареньем.
Женя не стала пробовать только вымя («И зря», – утверждал Саня, хотя сам съел всего кусочек), все остальное же вызвало у нее такое неконтролируемое слюноотделение, что хотелось сожрать это в одно лицо.
Но, слава богу, что лиц у них все-таки было два, иначе бы Женьке грозила неминуемая смерть от обжорства. Итальянское вино отлично подходило для того, чтобы запивать все эти вкусности, и домой они вернулись довольные, сытые и немножко пьяненькие.
Неторопливо и со вкусом потрахались, повалялись и потупили в телефоны, сходили на ужин в рыбный ресторан, а потом еще раз прогулялись по вечерним улочкам Аосты. Отличный, восхитительный, просто великолепный день. Не хотелось его ничем портить.
И поэтому Женя была готова откусить себе язык, когда вместо того, чтобы пожелать спокойной ночи Сане, устроившемуся на своей кровати, она вдруг спросила:
– А почему тебе так принципиально спать одному?
Глава 13
– Это вопрос или претензия? – по холодку, проскользнувшему в Санином голосе, стало понятно, что вечер в одночасье перестал быть томным. Женька вздохнула. И что ей стоило заткнуться, а?
– Сань, ну какие могут быть претензии, – максимально спокойно и дружелюбно сказала она. – Мне просто интересно.
Саня недоверчиво зыркнул на нее из-под темных нахмуренных бровей. Стоило ожидать. Любое покушение на свою свободу он обычно воспринимал в штыки.
– Я сейчас не про нас, – попыталась объяснить Женя, – а вообще. Ты же даже у друзей стараешься не ночевать.
«Кроме меня», – мысленно добавила Женя. На ее диване Саня оставался ночевать без особых проблем. А еще они дважды спали рядом… в той самой палатке и в этом странном отеле с привидениями. И ничего, никто не умер. И Саня даже не то чтобы напрягался. В отеле так вообще сам предложил.
– Почему-то раньше тебя этот вопрос не интересовал, – заметил Саня.
– А теперь заинтересовал. Ладно, прости, не хочешь говорить – не надо.
– Да это не какая-то великая тайна, – пожал плечами Саня. – Я просто люблю, чтобы у меня было свое пространство и очень не люблю делить его с кем-то. Вот у тебя была в детстве своя комната?
– Ну конечно была.
– А у меня нет.
Женька, конечно, знала, что Саня вырос в многодетной семье и что братьев-сестер у него то ли пять, то ли шесть, но никогда не задумывалась о том, как все это было организовано в бытовом плане.
– Ты делил комнату с братом?
– С братьями. Нас там четверо было. У девчонок своя комната, а у нас своя. Потом когда Ванька поступил и уехал, стало проще, мы хоть втроем остались. И вот эта общага с самого детства знаешь как бесит? Одному можно только в сортире остаться. И то долго не посидишь, сразу кто-то в дверь долбится. Я в универе со второго курса стал подработку искать, только чтобы снимать себе квартиру. Вот реально, Жень, я очень люблю своих родителей, но до сих пор не понимаю, нахрена было рожать так много детей?
– Чтобы была большая дружная семья, – предположила Женя, – чтобы вам было весело друг с другом. Вот я всегда, сколько себя помню, просила у родителей братика или сестренку, потому что мне было не с кем играть.
– Это сказки, что все дети в многодетной семье дружат, – отмахнулся от нее Саня. – По факту, у меня хорошие отношения только с Мишкой и Лизкой. Ваня самый старший, он всегда был немного отдельно от нас. Колян – долбоеб. И то что он мой брат, не мешает ему быть долбоебом. Левка нормальный, но мы слишком разные по характеру, даже в детстве особо вместе не играли.
– А сестры?
– Ну про Лизу я уже сказал, а Машка у нас очень стервозная. И маленькая такой была, а сейчас так вообще.
– Она же тоже в Москве, да? – вспомнила вдруг Женя.
– Да, замужем.
– И сколько у тебя в общей сложности племянников?
Женя как-то раз ходила с Саней перед Новым годом в Детский мир и помнила, какую круглую сумму он там оставил.
– Семь.
– Зато родители к тебе не пристают с внуками, – рассудительно заметила Женька. – Есть кому выполнять план по детям.
– Ну вот да, хоть какой-то плюс. Потому что мне точно не надо ни детей, ни жены, ни всей этой поебени.
– Вообще не надо?
– Жень, ну ты меня как будто первый день знаешь. Где я и где ответственность за кого-то. Я еще в детстве задолбался постоянно следить за младшими. Уроки проверять, носы вытирать, обед греть. И влезать в это добровольно еще раз? Нафиг надо.
– Одному проще, – полуутвердительно сказала Женька.
– Проще, – согласился Саня. – И приятнее. Я себе даже домашних животных не завожу, чтобы можно было не париться и в любой момент поехать, куда хочешь. Хоть в Питер, хоть к родителям в Иркутск на выходные, хоть с тобой в отпуск.
– Вдруг ты все-таки встретишь когда-нибудь девушку, в которую влюбишься, – предположила Женя с неискренним энтузиазмом. – И сразу все с ней захочешь: и жениться, и детей, и дачу в Подмосковье.
Саня на полном серьезе задумался.
– Ну шанс есть, – наконец признал он. – Но очень маленький. Плюс влюбленность такая опасная штука, что на ее волне вообще не стоит принимать каких-то важных решений. Поведешься на реснички и длинные ножки, будешь истекать слюнями и прочими физиологическими жидкостями, а потом все это хоба – и прошло. А ты уже женат, и жена беременная ходит. И никуда с этой подводной лодки не деться.
– Ну как это никуда. Можно развестись и платить алименты.
– Мне кажется, я бы не смог, – сказал Саня очень просто. – Развестись, конечно, говно вопрос, а вот оставить своего ребенка это… неправильно для меня, что ли. Так что вот тебе еще одна причина, по которой мне не надо детей. Ребенок – это крючок еще почище домашних животных. Я поэтому никогда не трахаюсь без презерватива.
– Никогда? – хмыкнула Женя.
– Почти никогда, – поправился Саня. – Ну ты же сказала, что ты на таблетках, и я тебе верю. А вот остальным своим бабам не очень.
– Приятно слышать, что я хоть чем-то отличаюсь от остальных баб, – саркастично сказала Женя. Она сама уже была не рада, что затеяла этот разговор.
– Отличаешься. – Саня зевнул. – Потому что ты не моя баба. Ты мой друг. С привилегиями.
– С привилегиями, – эхом повторила Женька. – Ладно, друг, давай уже спать. Завтра снова в дорогу.
И выключила свет.
На следующий день они попрощались с Аостой: прогулялись еще раз по узким улочкам, пообедали в понравившемся ресторанчике и напоследок съездили на плато Роза, где была лучшая смотровая площадка, позволяющая увидеть все горное великолепие Валле’д Аоста.
Теперь их ждал Турин. Очень итальянский город – старинный, величественный и в то же время шумный, наполненный до краешков красками, звуками и запахами. На Турин было всего пара часов: как раз хватило, чтобы пройтись по городу, полюбоваться на реку По, перечеркнутую линиями мостов, съесть по куску обжигающе горячей пиццы прямо на улице и удивиться крытым галереям, которые тянулись по всему центру и длину имели не много не мало – восемнадцать километров. Все для того, чтобы герцог (ну в то время, когда тут еще водились герцоги) мог спокойно наслаждаться променадом, не отвлекаясь на досадные мелочи типа палящего солнца или дождя.
Потом Саня и Женя без проблем добрались до туринского аэропорта и попрощались со своей машиной – та вернулась в пункт проката, а они пошли регистрироваться на рейс. Следующим пунктом путешествия был Рим, и туда изначально было решено лететь, чтобы сэкономить время. Полет был стремительным. Всего час, и они в аэропорту Фьюмичино.