обега – для неё совсем не хорошо.
– Готова, чизкейк? – поворачиваюсь к ней.
– Чизкейк?
Я ухмыляюсь.
– Так ты сейчас выглядишь. Очень бледная.
Гвен опускает плечи.
– Представь, если бы мне пришлось носить тебя над головой. На твёрдой поверхности льда. И на коньках в миллиметр толщиной.
– Ну не знаю. – Я поднимаю брови, протягиваю руку и дважды тыкаю её в крошечный бицепс. – Твои ручки, похожие на веточки, не выглядят так, будто им под силу поднять девяносто килограммов.
– Откуда мне знать, выдержишь ли ты мой вес? – сверкает она глазами.
Я смеюсь.
– Сможет ли слон выдержать муху?
– Я не муха. Я пышная, с широкими бёдрами и…
– Совершенно верно, – перебиваю я. – Ты совершенно права, Гвендолин.
Она набирает воздуха, чтобы возразить, но не успевает, потому что я беру её за руку, внимательно смотрю ей в глаза и шепчу:
– А теперь беги в мои объятия, чизкейк.
Гвен резко выдыхает, а после отходит от меня и встаёт в исходную позицию. Когда она подбегает, я готовлюсь поднять её, но Гвен крепко прижимается к моей груди, как будто доверяет себя. А мой желудок… о, небеса. В нём покалывает как никогда. Наши лица слишком близко. Стоит почувствовать её ровное дыхание на шее, и член предательски подёргивается.
– Готова? – спрашиваю я.
– Нет.
– Готова?
– Нет.
– Готова?
– Ладно.
Я беру её за бёдра, и Гвен зажмуривается. Интересно, она это делает, чтобы не видеть меня или выполнения самой поддержки? В тот момент, когда я напрягаю мышцы, собираясь поднять её, Гвен впивается ногтями в мои руки и визжит.
– Ещё разок, – командует Николетта из другого конца помещения.
– Не бойся. – Я зарываюсь лицом в волосы Гвен, потому что она опустила голову. – Ничего не страшного случится.
– Я не могу.
– Можешь.
Она отрицательно качает головой.
– Поспорим?
Только теперь она поднимает на меня глаза. Паника в них меняется на азарт.
– На что?
– Если справишься, с меня желание. Без разницы, что ты захочешь, я обещаю выполнить.
Мои руки до сих пор лежат на её талии, а потому я улавливаю, как Гвен охватывает дрожь, прежде чем она делает вдох.
– Ох, ты ещё об этом пожалеешь, Оскар.
Теперь я даже различаю слабую улыбку на её чертовски идеальных губах.
– Ну хорошо, ещё разок.
Кожа Гвен буквально пылает. Я чувствую это, когда руки соскальзывают с её тела. Её спортивные штаны доходят почти до пупка, а короткий топ открывает живот, и мне очень нравится открывающийся вид.
Да, маленькая Хейли сводит меня с ума.
Гвен встаёт рядом со мной и протягивает руку. Я хватаю её, удостоившись короткого изучающего взгляда. Я знаю, почему: мои пальцы вспотели, хотя в помещении прохладно. И физическими упражнениями я до сих пор тоже не занимался. Так что причина очевидна.
Она, она и ещё раз она.
Наше прикосновение вызывает разряд тока, который переходит от кончиков её пальцев к моим. Гвен приближается, и по моим рукам пробегает покалывание. Когда медленно кладу руки на её бёдра – конечно, на обнажённую кожу, – она смотрит мне в глаза. Её кожа пылает. Я не готов к тому, что на этот раз её глаза остались открыты. Янтарь в её радужках разбавлен золотистыми вкраплениями, которые не могут быть такого цвета. Я никогда не видел ничего подобного. Напряжение между нами достигает критической отметки. Без пяти минут короткое замыкание.
– Готов?
– Нет.
Она подходит ближе. Её глаза – это водоворот красок. Похоже, она гипнотизирует меня. И, думаю, мне это нравится.
– Готов? – Она переходит на возбуждающий шёпот, который звучит так, словно речь идёт о чём-то совершенно другом, чем поддержка.
– Давай.
Я крепко сжимаю руку, напрягаю мышцы и слегка сгибаю колени, чтобы придать размах, а затем поднимаю её.
В ту же секунду на лице Гвен мелькает так много эмоций, что я собираю их все, как археолог, у ног которого оказались редкие окаменелости. Эта секунда драгоценна. Она как на крошечный миг расшифрованный анализ матрицы.
Я вижу страх. Надежду. Честолюбие. Волю. Отчаяние.
Я узнаю искалеченную душу, которая отчаянно хочет сражаться, чтобы победить. И, чёрт возьми, я люблю искалеченные души, которые отчаянно хотят сражаться, чтобы победить. Потому что сам такой.
Поднимать Гвен – всё равно, что подбрасывать в воздух пёрышко и наблюдать за тем, как оно летит. Это так легко, будто мы никогда не делали ничего другого. Будто мы знаем друг друга целую вечность. А эта поддержка – рутинное упражнение, которое мы выполняем с тех пор, как выросли.
С Гвен всё именно так. Правильно.
И это безумие.
Она дышит медленно и сосредоточенно. Я чувствую это, крепко держа над головой её напряжённое тело. Мы застываем в таком положении, и на мгновение жизнь останавливается. Идеальная сцена из фильма, поставленная на паузу, чтобы запечатлеть красоту момента. Держать Гвен на руках – это очень много.
Это значит уловить мелочи, которые были спрятаны и внезапно проявились.
Это значит почувствовать, насколько мягка на ощупь её кожа.
Это значит осознать, насколько Гвен нежная и хрупкая.
Это значит заметить, как быстро утихает дрожь после того, как Гвен отдаётся своему занятию. Как сильно она увлечена фигурным катанием, что забывает обо всём вокруг.
Это значит понять, насколько сильно она мне нравится. В особенности – как сильно я её желаю.
Я аккуратненько её опускаю. Мои руки даже не дрогнули.
Гвен смотрит на меня и слегка приподнимает правый уголок рта.
– Значит, желание, так?
Я смеюсь.
– Хотел бы я знать, что ты задумала, чизкейк.
– Ты даже не представляешь.
– Браво! – Николетта приближается к нам и медленно хлопает в ладоши. Звук эхом разносится по комнате. Я вздрагиваю, поскольку на мгновение забыл, что она здесь, с нами. – Всё прошло лучше, чем можно было ожидать.
– Ты это просто так говоришь, – бормочет Гвен.
– Ну как вам? – Николетта переводит взгляд с меня на Гвен и обратно. – Теперь давайте попробуем на льду?
Гвен шумно выдыхает.
– Не знаю, готова ли я к этому.
Взгляд Николетты становится мягче.
– Ты только что блестяще справилась с поддержкой, Гвен. На льду всё то же самое. Твоё тело уже всё знает. Оно знает коньки и движения.
– Да, но… – Гвен смотрит на меня.
– Она не доверяет мне, – озвучиваю очевидное.
Я поворачиваюсь к ней, но Гвен избегает зрительного контакта. Отводит глаза и молчит, что я воспринимаю как подтверждение своих слов.
– Ерунда, – отмахивается Николетта. – Только что всё прошло замечательно. Если вы хотите от меня потрясающей произвольной программы, мне нужно знать, чего я могу от вас ожидать. Давайте.
Николетта идёт впереди. Гвен смотрит на меня. Я делаю шаг в сторону, пропуская её, однако она не сдвигается ни на миллиметр. Я поднимаю брови, и тогда она со вздохом проходит мимо. Я следую за ней с широкой улыбкой. Понятия не имею, откуда она вдруг взялась.
Николетта останавливается у бортика рядом с Нираном, в то время как мы с Гвен на красных креслах трибун обуваем коньки.
Зал наполнен звуками тяжёлого дыхания, скольжения коньков по льду и время от времени криками раздающих указания тренеров. Кончики волос касаются её голени, когда Гвен завязывает коньки. Ничего особенного, просто девушка в соседнем кресле. Однако мне вдруг очень хочется плёночный фотоаппарат, чтобы запечатлеть этот момент. Запечатлеть, как она сидит, такая напряжённая и молчаливая. Вся в своих мыслях и одинокая. Из носа у неё течёт.
Подняв руку, она просовывает кончики пальцев под серую повязку и чешет висок.
– Что такое? – спрашивает она, заметив мой пристальный взгляд.
– Ничего.
– Ну да, конечно.
– Посмотри на свои руки, – говорю я первое, что приходит в голову. – Ты замерзаешь.
Гвен закатывает глаза и встаёт.
– В расписании было написано: «Гвен и Оскар, с утра до первого перерыва: тренировочное помещение 1». Я не рассчитывала, что мы выйдем на лёд.
– Хочешь, дам тебе куртку?
– Нет.
– У тебя гусиная кожа.
– Сейчас пройдёт.
– Да ладно тебе! Ты простудишься, и у меня завтра не будет партнёрши. Просто возьми мою куртку.
Гвен скептически смотрит на спортивную куртку, которую я ей протягиваю. Настолько скептически, что я начинаю смеяться.
– Это просто куртка, окей?
Наконец она вздыхает.
– Прекрасно.
Натянув куртку поверх своего короткого топа, Гвен буквально тонет в ней. Низ доходит до бёдер, а рукава приходится закатать на три оборота. Гвен в этой куртке как на чёрно-белой фотке с пинтереста. Я хочу её ресницу и пожелать, чтобы она осталась такой навсегда. Даже осматриваю её лицо в поисках выпавшей ресницы, но безуспешно.
Гвен проталкивается мимо, и я улавливаю, что наши запахи перемешались. Теперь она пахнет нами обоими, и это напоминает виски где-то между лёгким опьянением и полным отрубом.
Выходя следом за ней на лёд, я чувствую взгляды со всех сторон. Они не деликатные, нет. Они буквально пронзают насквозь, потому что Гвен в моей куртке, и эта мелочь будоражит умы.
Мы игнорируем чужое внимание. Понятия не имею, замечает ли его Гвен. Хотя, думаю, да, потому что её шея покрылась красными пятнами, благодаря чему стала ещё привлекательней. Гвен подъезжает ближе и нащупывает своими нежными пальцами мои. С губ невольно срывается нечто среднее между хрипом и сдавленным стоном. Не столько звук, сколько признание.
Гвен никак на него не реагирует, хотя я знаю, что услышала.
– Если я окажусь на льду с рваной раной, ты оплатишь больничный счёт, красавчик.
Я смеюсь. Вокруг тихо. Ей холодно. Она дрожит.
– Теперь всё-таки «Грязные танцы»? Я и это могу, подожди. – Я кладу её руку на сердце. – Тебе нужно почувствовать страсть момента – «тук-тук».
– Разве он не говорит, что ей нужно почувствовать музыку?
– Ну и кто сейчас разумничался, а?