Такое ощущение, будто все в закусочной переводят взгляд с него на меня. Мне не остаётся ничего другого, как направиться к нему. Примерно через минуту Уильям встанет со стула и заведёт речь о чём-нибудь нелепом. Ставлю на это свою задницу. А менее всего в данный момент мне нужно нечто нелепое между мной и Оскаром.
– Удачи, – бормочет Пейсли, когда я протискиваюсь мимо. – Если что, звони. Скажи: «Привет, Патрисия. О нет, опять зуб ушёл в сторону? Конечно, ты можешь забрать меня и показать», и я сразу всё пойму.
– Хорошо.
Мне стоит приблизиться, и Оскар выходит из закусочной. Я иду следом. Солнце заходит за горы, а с неба сыплется лёгкий снежок.
Я надеваю шапку.
– Сильная метель, говоришь?
– Ну надо же было как-то убедить тебя поговорить со мной.
– Я всё ещё могу вернуться внутрь.
– Мы уже далеко отошли.
– Несколько шагов.
Мимо нас проезжает повозка. Копыта Ансгара стучат по расчищенному асфальту. Холодный воздух полосует щёки, когда я провожаю взглядом автобус с туристами. Их глаза светятся предвкушением. На мгновение мне становится немного спокойнее. Люблю моменты осознания, насколько волшебна жизнь в Аспене. Какое счастье, что мы живём в столь очаровательном городке. Капелька «Девочек Гилмор», щепотка рождественской деревни, немного родни в сердце.
– Я хотел поговорить с тобой кое о чём. – Оскар ненадолго залипает на украшенную витрину «Олдтаймера», принадлежащего Уильяму кинотеатра в ретро-стиле. Рассмотрев пару очень старых коричневых коньков с толстыми ржавыми лезвиями, он шагает дальше. – Но не обязательно здесь.
Я хмурюсь.
– Это такой странный розыгрыш: сказать, что хочешь спокойно поговорить со мной о чём-то, чтобы на самом деле меня куда-нибудь затащить?
Он смеётся.
– Вряд ли кто-то мог бы тебя куда-нибудь затащить, Гвен. Ты похожа на дикую львицу. Боюсь, ты меня растерзала бы за одну только попытку тебя похитить.
– Так и есть. – Колокольня начинает звонить. Я смахиваю снежинку с носа. – И где ты хочешь поговорить со мной?
Оскар делает большой шаг, чтобы встать передо мной. Я остаюсь стоять на месте. Издалека до нас доносятся звуки гитары, а потом и голос Вона, поющего «Drummer Boy» Джастина Бибера.
– Ну… как ты относишься к собакам?
– Гм. – Я не понимаю, к чему этот разговор. – Пока они не гадят у меня на пороге, всё круто. И Бинга Кросби они тоже должны оставить в покое.
– Бинг Кросби?
– Мой кролик.
– Ты назвала кролика Бингом Кросби?
– Да. Я думаю, он похож на Бинга Кросби, то есть на певца. Но он умер, и уже давно. Мне кажется, в первые же дни назвать меланхоличного кролика в честь умершего – плохой знак, поэтому, возможно, скоро я опущу букву «Р». Он выглядит как Кросби в расцвете сил, но всё же это не он, понимаешь?
Оскар смотрит на меня с недоумением.
– Ты со странностями, да?
– Да, немного. – Я прочищаю горло. – Так что насчёт собак?
Он ухмыляется.
– Если хочешь узнать, тебе придётся пойти со мной, Гвендолин.
– Куда?
– Не скажу.
Прикусив нижнюю губу, я задумываюсь.
– Когда я узнаю, при чём тут собаки, ты скажешь уже, о чём хочешь со мной поговорить?
– Да. – Он поднимает два пальца. – Слово чести. Но сначала ты должна мне поверить, – смеётся Оскар. Вот она, ошибка в уравнении. – Пойдём со мной, ладно? Обещаю, ты не пожалеешь.
Испытывая сомнения, я некоторое время жую нижнюю губу и наблюдаю за прохожими. Одни болтают. Другие, приподняв подбородки, вдыхают прохладный зимний воздух. Откуда-то доносится нежное пение колядок. Момент слишком волшебный, чтобы отказать человеку, который живёт в гармонии с этим волшебством.
– Ну хорошо, – вздыхаю я.
Его голубые глаза начинают сиять. Наверное, из-за газового фонаря. Хотя – может, из-за меня? Или просто такой у Оскара характер. Смотришь на него, и он загорается. Впрочем, если заглянуть глубже, может выясниться, что это не очень хорошее свечение. Вполне возможно, он горит, потому что его внутренний город охвачен пламенем.
Мне следует прекратить такие мрачные размышления.
Он открывает мне дверь машины, и я смотрю на него. Оскар улыбается, и всё остальное не имеет значения. Пока он не прекратит улыбаться, мы можем позволить бушующему аду превратиться в хрупкий пепел. Пока он не прекратит, мы можем делать всё, что угодно.
Улыбайся, Оскар. Улыбайся.
Он заводит двигатель. И улыбается.
Мне всё равно – хорошая девушка есть хорошая девушка
– Ресторан «Краблуник»?
Моё внимание приковывает бревенчатая хижина посреди зарослей ельника. Когда выхожу из машины, я по щиколотку погружаюсь в снег. Теперь до меня доходит, почему он говорил про собак. В этом ресторане туристов развлекают определённым образом.
Оскар обегает машину.
– Ты хочешь кататься на санках, – констатирую, глядя на него, – запряжённых хаски.
Его широкая улыбка говорит сама за себя.
– Если ты присоединишься, я расскажу тебе то, что собирался рассказать.
– О боже, Оскар. – Я протираю лицо перчаткой. – Это опасно.
По узкой деревянной дорожке, которая ведёт вниз по белой припорошенной горе к ресторану, он шагает впереди.
– Да брось.
Я следую за ним. Под снегом скрипят доски.
– Точно говорю. Ты вообще видел эти санки? Они узкие. А моя задница… не очень.
Он сверкает глазами на меня через плечо.
– Обсудим твою задницу? Я только «за».
По моей шее поднимается жар.
– Ты сидишь в санях, ни за что не держась. Руки болтаются, пока десять собак тащат твою драгоценную жизнь по узким заснеженным горным тропам.
Оскар оборачивается. Не ожидая этого, я сталкиваюсь с ним. Отпружиниваю от его груди и быстро отступаю на несколько шагов назад.
Он кладёт ладони на мои плечи, и у меня едва не случается сердечный приступ. Ладно, приступа не происходит, но оно бьётся как сумасшедшее. Едва не выпрыгивает. Моё сердце превращается в заядлого каскадёра.
– Я буду сидеть сзади и держать тебя. И клянусь, Гвен, если вдруг произойдёт тот редкий случай, и мы вылетим из саней, я прижму тебя к себе так крепко, что у тебя даже волос с головы не упадёт.
– Ага. И как ты собираешься это сделать?
Оскар поднимает бровь и тычет себя в плечо.
– У меня есть мускулы.
– Я почти не заметила.
– Я обниму тебя, и они смягчат падение.
– Ты так говоришь, будто это прям подушки безопасности.
– Да не просто какие-то там, а самые высококачественные подушки безопасности, которые ты только можешь себе представить.
Я стараюсь подавить ухмылку, но это невозможно.
– Если они не сработают должным образом, я потребую возмещения ущерба из-за несоблюдения мер безопасности. И потребую компенсации за причинённые физические страдания. Название твоей компании по производству подушек безопасности?
– «Порше».
– Хм. Я бы предпочла «Бентли».
Он идёт дальше.
– Никогда. Я чёртов «Порш».
– Но они такие странные. Либо слишком узкие, либо слишком коренастые. Хотя да, это подходит. Ты коренастый.
– Какое отвратительное слово, – замечает Оскар. – Коренастый. Коренастый. Повтори много раз подряд. Коренастый. Коренастый. Коренастый. Я имею в виду, что это такое? К-О-Р-Е-Н-А-С-Т-Ы-Й.
Мы бредём по снегу мимо хижины к огромной собачьей площадке. Там толпятся туристы, заглядывают через сетку в вольер, где находятся хаски. Сотрудники суетятся вокруг, привязывают собак к саням и занимаются остальной подготовкой.
Оскар подходит к сотруднику у входа, который сканирует цифровые билеты и говорит:
– Два.
После этого сотрудник сканирует сначала один, а затем другой QR-код. У меня едва не вылезают из орбит глаза, стоит увидеть сумму, указанную на дисплее мобильника над кодом. Парень кивает и машет нам рукой.
– Оскар, ты что, серьёзно потратил на поездку триста семьдесят пять долларов? – негромко интересуюсь я.
– Да.
Я замираю.
– Да брось.
Оскар подходит к плотно закутанной сотруднице рядом с готовыми санями, которая машет нам рукой.
– Почему?
– Как ты можешь потратить столько денег на эту убийственную гонку на санях?
Он пожимает плечами.
– Джорджия говорит, что не нужно обращать внимания на деньги, если есть то, что тебе небезразлично.
– Тебе небезразличны сани?
– Не сани. – Он бросает на меня косой взгляд, а затем быстро смотрит в другом направлении. – Кроме того, сейчас я зарабатываю хорошие деньги. И я не мог бы вложить их лучше.
– Ты имеешь в виду свой новый аксессуар «Гуччи»?
Он смеётся.
– Так, кажется, кто-то изучил мой инстаграм, не подписавшись на меня в ответ. – Я закусываю нижнюю губу, а Оскар ухмыляется. – Всё хорошо, я прощаю тебя. Но только потому, что ты становишься очень милой, когда краснеешь. И да, аксессуар «Гуччи». А кто это у нас тут такой сладкий? – Он приседает на колено перед одним из хаски. Колено утопает в снегу и промокает, но, похоже, ему всё равно. У Оскара на уме только слюнявая и радостно виляющая хвостом собака. – Да, ты хороший, милый парень. Такой милый. Маленький мышонок. Да, можно. Спокойно оближи мне лицо, ты, миленький, маленький…
– Это девочка, – перебиваю я. – И у неё во рту какашка.
Оскар так сильно отшатывается, что падает спиной в снег.
– Это же шутка! – Я смеюсь. – О боже, ну и лицо. Видел бы ты своё лицо!
– Не забывай, что сейчас мы сядем в смертельные сани, Гвен, – поднимается он со злорадной ухмылкой. – Ещё слово, и моё предложение по подушкам безопасности станет недействительным.
– Ну ладно. – Я сдерживаю очередной приступ смеха, но сразу успокоиться не выходит, и в результате получается смесь хрюканья и странных движений губ.
Оскар с улыбкой качает головой и снимает с моей головы шапку, а после садится в сани.
– Эй, дай сюда! Я же замёрзну.
– Только после того, как займёшь своё место на борту.