возле своей Рыжей. А её носило по всему замку. Я нашёл их в бассейне, они плавали на скорость. Я быстро разделся и тоже плюхнулся в воду. Когда наши заплывы кончились, Ленка побежала переодеваться в свою раздевалку, а мы с Ильюшкой – в свою.
Ну вот мы и без неё. Илья, как всегда, начал тараторить о своей Леночке, как она здо́рово плавает, сейчас уже почти не отстаёт от него, как у неё всё красиво получается, и вообще, правда, она удивительная?! Я подтвердил, что правда, совершенно удивительная, и спросил, нет ли сведений об её папаше. Ильюшка помрачнел, и я понял, что какие-то новости в этом деле появились: вроде бы он уже скоро прибудет. Я сказал ему, что, сидя в библиотеке, случайно подслушал разговор нашего папы и Пал Сергеича и что тут дело куда серьёзнее, чем попытка этого гадёныша Алика захватить Ленку и его. Но только я стал рассказывать, как за дверью раздевалки раздался Ленкин голос:
– Мальчики, где же вы? Давайте быстрее, обедать пора, кушать хочется…
Ильюшка сразу заулыбался как дурак и завопил:
– Идём, Лена, уже идём!
Совсем в кисель превратился. Хорошо хоть не запел: «Ленусенька, дорогусенька, счастье моё рыженькое, сю-сю-сю!» Я зашипел ему:
– Пойми, дурак, это же смертельная опасность и для нас, и для неё!
Но он, по-моему, меня даже не услышал.
Ну ладно, спать придёт, никуда не денется, там я его заставлю слушать меня и думать над тем, что скажу.
Когда Ильюшка явился вечером в нашу комнату, он аж светился, хоть свет выключай. Я поинтересовался, с чего бы это такая радость, и он объявил почему-то шёпотом, что Лена его поцеловала, и уставился на меня, ожидая, что я взорвусь от восторга и начну его жадно расспрашивать, как всё было, а он станет всё подробно, со вкусом, мне рассказывать и снова переживать своё счастье. Ну ничего, я сейчас попорчу ему уют!
И я подробно рассказал ему, о чём говорили папа и Пал Сергеич, и добавил, что я тоже боюсь, потому что с Ленкиным отцом что-то не так. И вообще, как он сможет её вывезти из России без разрешений и документов? Контрабандой? Спрячет в каком-нибудь ящике в своей яхте?
– А если её найдут? Его же сразу арестуют, а её засадят в кутузку к какой-нибудь шпане до выяснения, кто она такая и почему тут оказалась?! И сколько она там просидит, пока Пал Сергеич примчится её забирать? А в Америку ведь тоже надо суметь въехать? Как она пойдёт там в школу? Ты об этом подумал, жених несчастный? Или ты уже совсем съехал крышей своей дырявой! Ей втемяшилось оказаться в Калифорнии на море и на ранчо, а потом в американском университете, она и думать не хочет. А ты?! Из вас двоих кто-то же должен быть умным! А если окажется, что мы с отцом правы, ведь ты её потеряешь, свою любовь рыжую!
– Но-но, осторожнее! – ответил Ильюшка, но уже было видно, что он услышал меня и до него дошло. – А что ты предлагаешь?
– Сказать Пал Сергеичу и нашему папе про её переговоры с её родным папашей. Пусть они решают.
У Ильи сделалось несчастное лицо.
– Мы же дали ей слово молчать. Получится, что мы предаём её.
– Но ведь для её же пользы! А может быть, для её спасения.
– Всё равно получается донос. Давай лучше поговорим с ней, объясним положение, возможную опасность… Она поймёт и откажется от побега.
– А если не откажется?
– Тогда и подумаем, что делать дальше.
– Она давно разговаривала со своим американским папашей?
– Недавно. Он уже в Москве и готовит всё к побегу.
– А как она собирается выбраться из замка? Отсюда ведь и мышь не убежит!
– Есть план. Только я не могу тебе этого сказать, не имею права. Слово дал.
У меня упало сердце. Я понимал, что просто обязан всё рассказать папе, но не мог решиться сделать это без разрешения брата. Он бы мне этого не простил. А если бы на месте этой Рыжей была Ира, а на месте Ильюшки – я, как бы я поступил? Конечно, сначала поговорил бы с ней, а то действительно получается предательство: тайно выдать её планы. А если бы я пришёл к ней, сказал прямо и честно, что я просто обязан всё рассказать старшим, чтобы спасти её? Поняла бы? Может быть, и поняла бы, если бы я ей всё доходчиво объяснил, она умная, а может, не поняла бы и не простила. Или простила через много лет, когда стала бы взрослой и всё осознала, но тогда это уже было бы не нужно. Нет, Ленке нужно всё объяснить, она должна понять, не дура же.
– Хорошо, – сказал я. – Завтра обязательно с ней поговорим. И не ты один, а мы оба.
Когда мы наутро встретились за завтраком, Илья сидел молча и ковырял вилкой в тарелке, а я болтал без умолку какую-то чепуху. Ленка насторожилась и спросила у Ильюшки, почему он не ест. Я ответил за него, что у него ночью болел живот, но сейчас всё прошло, но есть ему пока не хочется. Поверила она мне или нет, не знаю, но больше не спрашивала, только поглядывала то на него, то на меня. После завтрака она сказала Илье, что хочет показать ему одну компьютерную игру, очень интересную, и потянула его за руку. Он оглянулся на меня с несчастным видом, но я выразительно покачал головой. Он вздохнул и начал:
– Лена, нужно поговорить. Тебе, возможно, угрожает опасность. Алёша случайно в библиотеке услышал разговор Пал Сергеича и нашего папы. Очень тревожный разговор. Мы с ним решили, что и ты должна всё это знать. Давай пойдём куда-нибудь, и он тебе всё расскажет.
Я в мыслях похвалил Ильюшку: он хорошо начал. Она внимательно поглядела на меня, потом на него и сказала, что об опасности ей толкуют постоянно и она к этому уже привыкла. Но всё же ей интересно, что я такое услышал, чего ещё не слышала она.
Мы пошли в беседку, взяли там из буфета колу, три стакана, уселись вокруг стола, и я сказал, что Пал Сергеич и наш папа разыскивают в Америке её отца, который, по её словам, известный врач, но пока найти не могут. И это странно, потому что такие люди должны быть хорошо известны. Его не нашли даже по рекламе в медицинских журналах, где он точно должен быть. Если он сменил фамилию, его всё равно должны были найти, ведь в медицинских журналах есть фотографии почти всех известных врачей и даже не очень известных. Но Пал Сергеич ни на одной фотографии, которые прислали нашему папе, его не узнал. А Пал Сергеич видел его в гостинице, куда отец привёз Лену из школы в тот раз.
– А ещё я узнал, что папаша этого свина Алика хочет захватить банк твоего отчима и нашу дачу с участком. Пал Сергеич придумал, как помешать ему, так что Сидякин может сделать это, только если украдёт тебя и нас с Ильёй. Можешь быть уверена, что наши родители, чтобы вернуть нас, всё отдадут. А ты хочешь убежать к отцу. Тебе же придётся выйти из замка, и тебя могут схватить. Похоже, что за замком следят. А если тебя украдут, когда ты будешь у своего отца? Он же не знает, что за тобой охотятся. А вдруг он сам охотится за тобой, ты же его совсем не знаешь.
Ленка медленно поднялась с диванчика. Я и дёрнуться не успел, как она схватила стакан с колой, плеснула в меня и прошипела:
– Не смей так говорить о моём отце!
Первое, что я подумал, что я всё испортил и она теперь обязательно убежит, потому что свихнулась на своём чёртовом папаше; второе – что я в жизни больше слова не скажу этой психопатке, пусть убегает к отцу, который бросил её и её мать, а сейчас, видите ли, воспылал отцовскими чувствами. Мне ужасно хотелось взять её за шиворот и вылить всю бутылку колы ей на голову. Но я повернулся и пошёл из беседки. И вдруг железная уверенность вспыхнула во мне, что её папаша – нехороший человек и она ему нужна для каких-то неизвестных целей. И я оглянулся.
Ильюшка сидел разинув рот и молчал. Молчала и Ленка, прижав руки к щекам и глядя на меня испуганными глазами. И тут я подумал, что я, как и брат, теперь облитый её колой и надо идти переодеваться, мыться и стирать одежду… И я захохотал. Теперь уже и Ленка открыла рот, и я зашёлся ещё сильнее.
Сквозь смех я с трудом выговорил:
– Кола пролитая, и ты опять немытая!
Ленка сначала покраснела, потом крикнула:
– Зато ты мытый! – и вдруг тоже начала хохотать.
А за ней и Ильюшка.
Мы не могли остановиться, у меня от смеха выступили слёзы, я стащил с себя мокрую майку и, не переставая смеяться, стал вытирать от колы стол и диван. Ленка опомнилась первая. Выхватила из буфета пачку бумажных салфеток и стала помогать мне. Наконец я успокоился, сказал, чтобы они меня подождали, и пошёл переодеваться и мыться.
Когда я вернулся чистый и переодетый, то увидел, что настроение стало совсем другим. Ильюшка с Ленкой о чём-то спорили, но не злобно, а «конструктивно», как говорит про нас с братом наша мама.
– Ну что? – спросил я.
– Я ей всё рассказал, – важно ответил Илья. – Она согласна, что нужно выяснить у её папы, как он собирается вывезти её из страны и ввезти в Америку. И сказать ему, что она боится уезжать с ним как контрабанда. А если их поймают, что с ней будет? Что будет с ними обоими? И в зависимости от его ответа решать вопрос.
Я взглянул на Рыжую, она кивнула.
– А если он не сможет объяснить, ты с ним не поедешь?
– Не поеду, – ответила она.
И я ей поверил.
– Когда его спросишь?
– Вечером, – ответил за неё Ильюшка.
– Лучше прямо сейчас. А можно мы пойдём с тобой?
Она кивнула.
Ответ на её письмо пришёл быстро. Папаша писал, что все нужные документы на выезд его с дочерью из России и их въезд в Америку у него оформлены, что если ей в Америке не понравится, она сможет вернуться, когда захочет. А если захочет остаться, то в Америке это можно будет очень просто оформить, так как её родной отец – американский гражданин. И мама сможет к ней приехать, когда захочет. А сейчас маме ничего не нужно говорить, потому что она сразу всё расскажет своему теперешнему мужу, а он постарается, чтобы Лену не выпустили из страны, потому что его не заботит будущее Лены, а только собственные интересы. А его фотографии в медицинских журналах есть, он сам видел. И он очень скучает по Лене и поскорее хочет с ней увидеться.