– Слушай, а почему Лена уверена, что в школу за ней приезжал её отец? – спросил я Ильюшку. – Она же не может помнить, как он выглядит. Она тебе показывала его фотографии?
– Нет! – охнул Ильюшка. – Кажется, фотографий не осталось. Её мама их все порвала, когда поняла, что он бросил её с маленькой Ленкой.
– А пусть её мама нарисует его портрет по памяти. Она же художница. Вот будет интересно, если это окажется не он!
– Ух ты, – выдохнул Илья, а Ира даже захлопала в ладоши. – А если откажется нарисовать? Скажет, что эти воспоминания разрывают ей сердце.
– А чем она вообще занята, когда не переживает за своё здоровье?
– Лена говорит, что выполняет какие-то заказы по оформлению, рисует что-то для банка Пал Сергеича, придумывает модели одежды. Их у неё покупают, она талантливый дизайнер. Наверное, она хорошо нарисует его портрет, вот только захочет ли…
– Если Ленка попросит – нарисует, – вдруг сказала Ира. – Пошли, всё с ней обсудим. Она поймёт.
Мы ждали Ленку в библиотеке. Она вернулась от матери через час с листком ватмана в руке. Мы, толкаясь головами, уставились на портрет. Лицо на рисунке было как живое: сухое, с прямыми длинными бровями, узким ртом… Красивое, но неприятное. На Ленку не похожее. А волосы почему-то казались рыжими, хотя рисунок был сделан чёрным карандашом. Я подумал, что человек с таким лицом вполне мог бросить жену и маленькую дочь. Я поднял на Ленку глаза и вдруг увидел, что она стоит и молча плачет, слёзы текут по щекам, повисают на подбородке, капают по одной на пол.
– Ты что? – спросил я испуганно.
Ильюшка тоже поднял голову, побледнел, вскочил и бросился к ней:
– Что случилось?! Лена! Отвечай!
– Это другой человек! – вдруг выкрикнула она. – Это не тот, кто увёз меня тогда из школы. У меня опять нет родного отца! – И заплакала в голос, уткнувшись Илье в шею.
– Перестань! – вдруг негромко сказала Ира. – Не тот отец, кто тебя бросил, которому ты не нужна, а тот, кто тебя растит и воспитывает. Что плохого ты видела от Павла Сергеевича?
Ленка подняла голову и посмотрела на Иру:
– Тебе не понять. Вам всем не понять, у вас родные отцы! – выкрикнула она, повернулась и выбежала из библиотеки.
Ильюшка рванулся за ней.
– Стой, – сказала Ира. – Только поссоритесь. Дай ей побыть одной.
И Илья застыл на месте.
«Ух ты! – подумал я. – Опять как старшая сестра! И послушался Ильюшка её! Откуда она такая умная, ведь моложе нас всех? Из-за того, что была когда-то глухая и тяжело это переживала, она рано повзрослела? Где-то я о таком слышал…»
Примерно час мы делали вид, что читаем какие-то книги. На душе было муторно: ведь это была первая наша серьёзная ссора. Может, не ссора, а размолвка, но я не знал, что делать. На Илью было больно смотреть.
Наконец он не выдержал.
– Не могу больше, пойду к ней! – крикнул он.
– Все вместе пойдём, – сказала Ира.
И мы пошли. В Ленкину комнату Ира вошла первая и махнула нам рукой. Ленка лежала носом к стене на своём диванчике, но, похоже, уже не плакала.
– Хорошо, что вы пришли. Простите меня, выто не виноваты. А ты, Ирка, права, как всегда: Пал Сергеич для меня как родной отец. Ильюша говорит, что, если бы меня украли, он всё бы отдал, чтобы меня спасти. И отдал бы, я знаю. А этот, родной, с портрета, – не знаю. Нужно всё рассказать дяде Ивану и Пал Сергеичу, пусть поймают этого гада, который хочет меня украсть. Пошли. Умоюсь только, а то глаза как у кролика. Дура я.
Пришлось объяснять с самого начала: как мы переписывались с Леной с дерева, как заплатили за её Интернет, чтобы она могла входить в почту и переписываться с отцом. О том, что мы с братом устроили маскарад с раненой головой, мы, конечно, не сказали и никогда никому не скажем, разве что он сам расскажет своей Леночке потом, когда уже женится на ней.
Лена рассказала, как отец предлагал ей ускакать из замка на лошади и бежать с ним в Америку. И как мы с Ильёй убедили её, что это обман, и предложили испытать этого папу, сказав, что она убежит с ним в будущем году. И как сразу после этого на замок было нападение, чтобы украсть её и меня с Ильюшкой, и стало сразу ясно, что этот «родной отец» – один из бандитов.
А вот сегодня он пишет опять, что хочет повидать свою дочь перед возвращением в Америку. И что теперь делать? Алёша и Ильюша считают, что он всё-таки хочет её украсть, потому что «пожарным» это не удалось. И Алёша спросил, помнит ли она отца, и придумал попросить у мамы нарисовать его портрет, потому что фотографий не осталось, и мама нарисовала, и оказалось, что из школы тогда её украл другой человек. И теперь всё стало ясно: это не её отец. И она хочет написать этому «папе», что она выйти из замка не может, а он может сам прийти в замок: она договорится, чтобы его впустили. И тогда охрана его схватит, «а вы, дядя Иван и Пал Сергеич, его допросите, и он всё расскажет о своих подлых намерениях».
Я поглядел на Пал Сергеича и папу: лица у них были растерянные. Наконец папа покрутил головой и сказал:
– Ничего себе новости! Паша, от кого нам спасаться, от сидякинской банды или от этого детского сада? И ведь ни взглядом себя не выдали, ни словом. А что стало бы, будь эти хитрее, а вы не догадались бы проверить этого мерзавца? Негодяи! – загремел вдруг папа.
И мне ужасно захотелось оказаться в нашем тайнике под сараем, но сейчас это было невозможно. Я поглядел на брата и понял, что у него точно такое же желание. Но деваться было некуда, и мы втянули головы в плечи, надеясь, что при Лене с Ирой погрома не последует. У девчонок тоже были перепуганные лица, а Ленка даже придвинулась к Ильюшке, будто хотела за него спрятаться. Пал Сергеич осуждающе качал головой.
Папа бушевал минуты две, потом вдруг остановился и сказал:
– Ну что, Паша, используем ситуацию? Пусть Лена напишет, чтобы пришёл сюда…
– Не придёт он, – ответил Пал Сергеич. – Что ему здесь делать? Разве что постараться уговорить её завтра сбежать на лошади?
– А если придёт? Ваське Сидякину Лена позарез нужна. Оттяпает у тебя банк, тогда и мой участок ему засветит. А времени у него нет: проверка скоро закончится, тебе разрешат эмиссию акций, и контрольный пакет ему не собрать. Мы тут его разговор с адвокатом интересный позавчера записали: «Этот твой уголовник спёкся. Говорит, что он на таких клиентов не подписывался. Новых отморозков ты уже не найдёшь – не успеешь. А времени почти не осталось, сам знаешь! Твой интерес тут тоже немалый, так что хоть сам пыхти, Толик, хоть ЦРУ нанимай, а чтоб дело было сделано! Головой ответишь!» И жена его совсем озверела: всё время звонит ему по телефону и требует доложить, что он уже сделал, чтобы наказать этих, которые чуть не убили его сына и смертельно оскорбили её. Он уже телефон отключает. Ну что, попробуем? Риск небольшой, а польза может быть.
– Давай!
– Значит, так, Паша. Пусть на лужайке поставят стол и несколько стульев. На стол выставят колу, соки, кофе, печенье, фрукты. Ну, сам знаешь… Лена, назначь ему встречу на одиннадцать часов, беседуй с ним за этим столом, чтобы тебе с ним всё время быть на виду. Илья, ты – друг Лены, она попросила тебя участвовать в разговоре с её отцом, ты очень хочешь ему понравиться. Попросит отойти – взгляни на Лену и отойди, но недалеко. Алексей, часов в десять залезешь на ваше дерево, я прицеплю тебе микрофон, наушники, будешь следить за разговорами и отвечать на вопросы, которые тебе будут задавать. Лена, на тебе тоже будет маленький микрофон. Ира, тебя в замке быть не должно, вас с Алексеем ещё не нашли, так что спрячься, чтобы даже случайно не попасться на глаза. Пока всё, остальные инструкции потом.
В десять я уже сидел на нашем дереве с биноклем, микрофоном у рта, наушником-затычкой в ухе, зеркалом и фломастерами и слушал переговоры папиной бригады:
– Двое с запада… Свернули… КамАЗ от шоссе, стройматериалы… Метров шестьсот. Остановился, въезжает на участок. Что у северной стены? Порядок. Алексей, что в замке?
– Пока ничего. Стол с печеньем и фруктами уже готов, несут соки. Поставили. Уходят. Ой, бомж бредёт с бутылкой и кучей пакетов со своим барахлом, пьяный совсем. Сел у нашего забора… Роется в своих пакетах… Что-то вытаскивает и кладёт возле себя. Пьёт из бутылки… Повалился… Заснул…
Опять голоса:
– «Газель»-микроавтобус с запада. Встала за углом, метров триста… Один водитель… С востока, метров пятьсот, полицейский «мерс», в нём четверо… Встал, никто не выходит, мотор не глушат. Алексей, что в замке?
– Вышли Ленка и Ильюшка, садятся за стол. Ленка дрожит, Илья ей говорит что-то. Дрожать перестала…
– Алексей, мы их не слышим, наверное, Лена забыла включить микрофон. Сможешь ей это как-то передать?
Ух, какой я молодец, что захватил зеркало и фломастеры! Я-то хотел пошутить, посветить зайчиком им в глаза, когда всё кончится, а пригодилось для дела. Я написал на картонке: «Включите микрофон» – и навёл зайчик на брата. Он зажмурился, я отвёл зеркало и показал ему картонку. В моём наушнике щёлкнуло, и я услышал Ленкино частое дыхание и шёпот: «Страшно».
– Едет «шкода». За рулём сам адвокат. На сиденье рядом – незнакомец.
И я с дерева увидел, как из-за угла вырулила серая машина и остановилась напротив ворот замка рядом с пьяным бомжем. Через некоторое время из неё вышел высокий красивый мужик в светлом костюме и пошёл к проходной. Через минуту калитка открылась, и он вошёл внутрь. Минут десять его не было, и я понял, что его обыскивают и смотрят документы. Я услышал микрофонный голос охранника: «Владислав Александрович Невельский», и мужик вышел на лужайку. Я поглядел на Лену с Ильюшкой и испугался: Ленка побелела как мел, вскочила и застыла, Илья открыл рот, да так и замер.
И вдруг я услышал Ленкин тихий голос:
– Папа? Ты?
А потом шёпот брата:
– Это тот, с рисунка. Её настоящий отец!
У меня всё завертелось в голове. В ушах настойчиво раздавалось: «Алексей, почему молчишь? Алексей! Что происходит?» Я опомнился: