[12].
Вальжан с силой приоткрыл глаза. Перед ним стоял седеющий мужчина средних лет. Его умный взгляд что-то напоминал Вальжану, что-то неуловимое и бывшее совсем давно.
– Alors y a-t-il de la monnaie?[13]
– Mais je ne te dois rien, voyons! “Alors” – il va me rendre service maintenant… D’accord, je vais en trouver, je vais en trouver[14].
Вальжан дал мужчине несколько монеток. Тот благодарно кивнул, протянул бумажку в пять евро и отвернулся было, но Вальжан его окликнул:
– Pardonnez ma grosserie. Сe sont les nerfs, vous savez. Je ne suis pas d’ici, je me fais encore à cette ville[15].
– Ça ne fait rien, je comprends. – Мужчина улыбнулся, – J’ai vécu ici toute ma vie, mais je me sens toujours étranger. Je n’ai même pas de monnaie dans les poches, bien que j’achete du café depuis des années. Il y a un distributeur à côté du journal, j’en achete un chaque jour…[16]
– Vous me semblez familier… Je vous ai pas déjà vu quelque part?[17]
Мужчина протянул Вальжану руку.
– André Simon[18].
– Valjean Shui[19].
Они пожали руки и пару секунд смотрели друг на друга. Что-то в седеющем мужчине пугало Вальжана – как будто его умные и старые глаза постарели и поумнели слишком рано. Андре Симон грустно улыбнулся.
– Valjean, vous n’avez pas des cigarettes par hasard?[20]
– Non, je ne fume pas…[21]
– Moi non plus. Je l’ai dit comme ça… – Андре Симон снова улыбнулся. – Eh bien, au revoir, Valjean Shui[22].
Андре направился в сторону дома с граффити. Вальжану захотелось остановить этого странного грустного человека, сказать ему что-то, чтобы он не заходил в этот дом с черно-белыми лицами, а вернулся, купил в автомате кофе и пошел домой, потому что Вальжану вдруг на минуту показалось, что сегодня Андре Симон умрет.
– André! C’est que, vous allez mourir aujourd’hui, André! Je le sais pour de vrai, j’ai deja vue les yeux comme ça… Rentrez chez vous![23]
Андре обернулся и посмотрел сквозь Вальжана. Потом он взглянул на граффити, на лицо женщины, напомнившей Вальжану маму, ухмыльнулся и тихо, как будто про себя, сказал:
– Ce n’est rien de mourir; c’est affreux de ne pas vivre[24].
Бредя по узким улочкам и выходя на широкие проспекты, лавируя между машин на перекрестках, Вальжан пил большими глотками «Мальбек» и щурился от отвращения и боли в голове. Что-то в разговоре с Андре Симоном казалось смутно знакомым – то ли его взгляд, взгляд мамы перед тем, как случилось то, что случилось, то ли сигареты, которые Вальжан хотел начать курить в пятнадцать, но не начал из-за того, что у Тао была аллергия на табак.
Дома курили все – даже самая младшая дочь тетки, кажется, начала курить в двенадцать. Вальжан это запомнил, потому что тетка долго еще с гордостью рассказывала, как дочка однажды подошла к ней после школы и попросила прикурить. Курили везде – в общественном транспорте, в кафе, в кинотеатрах; курили даже в школах – ученики тайком вместе с учителями. Вальжан тоже пробовал – в пятнадцать среди маминых вещей он нашел кассеты с фильмами Годара и Трюффо и залпом их все посмотрел. Потом он посмотрел их снова, затем заставил Тао посмотреть их вместе с ним и твердо решил стать таким, как Жан-Поль Бельмондо или как тот детектив из «Альфавиля». Общего у всех кинофранцузов было много, но главным, что их объединяло, были сигаретный дым и быстрые затяжки. В первый и последний раз Вальжан закурил сигарету прямо перед Тао – и долго демонстративно выпускал дым ему в лицо, надув губы так же, как в фильмах надувал их Бельмондо. В итоге Тао, задыхающегося от кашля, опухшего и плачущего, увезли на «скорой». Больше Вальжан не курил.
Разочаровавшись в пристрастии французов к табаку, Вальжан решил превратить их с Тао тандем в тандем Жюля и Джима (австрийцем Жюлем, разумеется, предлагалось стать Тао, а французом Джимом – Вальжану). Они стали резаться в домино, но Тао, имевший опыт игры в маджонг, всегда выигрывал, и Вальжан предложил переключиться на французский бокс – но с удивлением обнаружил, что в Ханчжоу им никто не занимается. Тогда Вальжан решил, что им надо найти свою Жанну Моро. Девушки, похожей на древнюю статую, в их классе не было, но была одна, напоминающая окаменелые останки, – Юйлань, некрасивая, худенькая, с большими испуганными глазами. Вальжан заявил, что в нее влюбился, но жениться на ней надо непременно Тао. Этого хода конем Тао не оценил и влюбляться в заумную дистрофичку решительно отказался. Тогда же Вальжан начал носить штаны-дудочки и туфли-лодочки, где-то достал немного побитые солнцезащитные очки и решил с ними не расставаться. Потом их сломала младшая дочь тетки (как раз тогда, когда впервые закурила); с того момента Вальжан возненавидел всех детей. Тогда же он потребовал, чтобы его звали не Цзянем, Вальжаном; стал проводить часы перед зеркалом, пытаясь добиться грассирующего французского акцента, – языку его успела выучить мама. Тетка на него ругалась и грозилась выгнать из дома, учителя грозились отчислить за неуспеваемость, и только Тао совсем не грозился – а только однажды пришел домой к Вальжану и с порога, не снимая шапки, заявил, что больше сюда не придет, потому что Вальжан, дескать, изменился, стал невыносимым, и если ему так нужна эта Франция, то пусть со своей Францией и дружит. Вальжан его тогда не понял, но ответил, что пусть катится, если так думает. Была зима, стоял холод, тетка с детьми смотрела фейерверки, а Вальжан заперся в детской комнате, плакал и бил мамины парижские брелоки, магниты с «Собором» Веркюлена и стеклянные шары с Эйфелевой башней.
Вальжан сделал глоток «Мальбека» и зашел в центр Жоржа Помпиду. Внутри было полно людей. Около касс стояла небольшая очередь из туристов, выглядевших так же, как туристы, певшие Моррисона на Пер-Лашез. Вообще со временем Вальжан стал замечать, что абсолютное большинство туристов выглядит одинаково: в шортах, несмотря на холод, с мыльницами и полароидами, несмотря на двадцать первый век, шумных и крикливых даже на кладбище, несмотря на то, что называется bon ton[25]. Вальжан встал в очередь. Свинцовые потолочные балки отражались на полированном полу; на лестницы указывали светящиеся стрелки высотой в рост человека. Было шумно. Кто-то обсуждал студенческие протесты и желтые жилеты; другие полушепотом сравнивали голубой период Пикассо с голубым периодом Эйзенштейна и хихикали. Откуда-то доносился голос, предупреждавший посетителей о том, что время работы музея – с одиннадцати до девяти, а на втором этаже показывают фильм Сидни Люмета «Собачий полдень». Вальжан закрыл глаза. Понемногу очередь рассасывалась, и он по инерции двигался вперед. Только головная боль не давала Вальжану стоя заснуть. Он приоткрыл глаза и посмотрел в термос. Осталось меньше трети. Вальжан отпил глоток и убрал термос в сумку. Перед ним осталась всего одна молодая женщина с дочкой лет шести. Вальжан поморщился и стал разглядывать пожилого мужчину за кассой. Морщины пересекали его лицо маленькими красными черточками, напоминавшими загнутые края на крыше мавзолея Юэ Фэя, а глаза мужчины словно кто-то нарисовал по трафарету статуй львов, охранявших мавзолей. Наконец очередь дошла до Вальжана.
– Un billet adulte, s’il vous plaît[26].
– Vous avez plus de 25 ans?[27]
– Pardon?[28]
Кассир недовольно взглянул на Вальжана.
– Il y a une queu, jeune homme. Soyez plus attentif s’il vous plaît. Je demande si vous avez 25 ans?[29]
Вальжан сквозь зубы процедил:
– Je me demande si en France on sait ce que c’est le respect? Ou c’est la prérogative des chinois? Respecter, je veux dire[30].
Кассир недоуменно посмотрел на Вальжана и приподнял бровь.
– Et si moi, j’ai l’ouïe mauvaise? Hein? Si enfant j’ai perdu l’oreille? Dans un accident domestique. J’ai plus d’oreil – du tout. C’est pas possible d’après vous? Hein, mon seigneur? Vous n’y avez pas pensé?[31]
– Si vous n’arrêtez pas tout de suite faire du tapage, monsieur, je vais appeler les gardiens pour qu’ils vous fassent soritr. Je vous demande la dernière fois – est-ce que vous avez vingt-cinq ans?[32]
– Non, j’ai 22 ans. – Кассир показал пальцем на рисунок, приклеенный к стеклу. – Mais je n’ai pas la carte d’identité avec moi… Vous allez me tuer pour ça? Ou, peut-être, arracher à mon autre oreille?[33]
Несколько секунд кассир смотрел в глаза Вальжану. Потом тяжело вздохнул и, покачав головой, сказал:
– Quest-ce qui t’est arrivé que tu es aussi méchant… Tu viens d’ou?[34]
– Depuis quand on se tutoie? Cela vous concerne en quoi?[35]
– Sans raison… Simple curiosité. Ça te fait onze euros, gamin[36]