1
«Молодец Назим», – думал про себя Ханин. Если бы он не предупредил об этих новых трясинах, вся группа застряла бы здесь минимум на дня три, пытаясь сквозь них пробиться. И без того они теряли день на обход, но с этим Ханин смирился и на привале объявил всем, что группа вернется на базу не ранее чем через неделю. Никто не расстроился. Это только мэру казалось, что поисковики, приходя на базу, с наслаждением отдыхали, а на самом деле бездействие только вгоняло в депрессию ребятишек, которые уже, наверное, привыкли каждый день рисковать в своих ходках. Каждый выход воспринимался как праздник. И только воспоминания о тех, кто не вернулся из таких походов, останавливали непроизвольный щенячий визг пацанят, берущих перед выходом на арсенале оружие и боеприпасы.
Кир был сегодня старшим по камбузу и откровенно намеревался удивить группу сваренной из свежепойманной рыбы ухой. Сводящий желудки аромат разливался над низким берегом ручья, вытекающего из новообразованного болота.
Михаил собирал очистки от картошки в полиэтиленовый пакет. По прибытии он передаст их на подсобные хозяйства, чтобы уже на следующий год эти очистки посадили и из них выросла нормальная картошка. Эти действия делались сугубо по просьбе хозяйственников, под сомнительные усмешки группы. Сам Михаил по его заявлению, собирался после ужина сразу отвалить спать. Ему в эту ночь не надо было стоять на вахте, но жизнь уже давно приучила и его, и остальных использовать привалы на полную катушку для отдыха.
Маленький Сережка боролся с приемником, прослушивая эфир. Уже не раз они перехватывали переговоры групп бандитов, что рыскали вокруг с теми же намерениями, что и их группа. Ханин откровенно боялся нарваться на таких. Информация о том, что в свои походы они отправляются на технике и притом мощной группой, была достоверной и не требовала никаких дополнительных проверок. Хотя никто из поисковиков в стычках с ними не погиб, но почти все, так или иначе, пересекались с этими бандитскими отрядами и не по одному разу. Многое сейчас зависело от маленького Сереги. Если проскочат в эфире их переговоры, группа, по неписаному правилу, старалась уйти подальше, чтобы не нарваться не то что на основную группу, но даже на авангард или арьергард. И те и другие по численности не уступали всей группе Ханина, а уж вся команда оппонентов редко была менее тридцати-сорока бойцов. Захочешь, не справишься.
Трое бойцов Ханина – Павел, Игорь и Виктор – уже тихо храпели, завернувшись в брезент, которым обычно на обратном пути накрывали нагруженную волокушу. Остальное отделение занималось кто чем, только не делом. Стас читал свою фантастику, будто вокруг ему мало было приключений. Трое резались в карты – Ханин не запрещал игру. Он и сам иногда на больших привалах, чтобы замочить время, присоединялся к своим бойцам. Не можешь прекратить безобразие – возглавь его. Старый принцип армии и флота. Так было не только с картами, которые, собственно, были безвредны. В прошлую ходку группа беззаботно напилась найденным в подвалах неизвестного дома в неизвестной деревушки домашним вином. Ханин хоть и чувствовал неприятно себя из-за того события, но все обошлось. Никто не мог даже предположить, что вино, пьющееся как сок, вышибает не хуже спирта. Группа смогла встать на ноги только сутки спустя.
Ханин грустно усмехнулся, вспоминая, как его народ пытался утащить бочонок с собой. Пришлось бросить, когда нашли аптеку в каком-то селе. Но бросали бочонок тяжело и неохотно. Перелив, сколько могли, во фляги и пластиковые бутыли, пацанята, казалось, до самого города так и не протрезвели. Хорошо хоть на вахтах не надирались. И то только потому, что поодиночке стояли. Два бойца – это уже компания.
Последний из группы, Деня, как обычно, вызвался в охранение привала и теперь, сплевывая семечки, восседал на неправильно высокой иве. Вяло переговариваясь с Михаилом, он поглядывал изредка на Ханина, словно ожидая вопроса: ну, что там? Но Ханин не спрашивал, прекрасно понимая, что, увидь что-то достойное внимания, Деня сам доложит. Позовет и доложит.
Подошел Михаил и спросил, к кому закинуть собранные очистки. Ханин, поинтересовавшись, а кто другие несет, выразил удивление непонятливостью Михаила… Миша, вздохнув, пошел к Киру и сунул ему в руки кулек. Тот что-то непонятное проговорил в ответ. Между Киром и Михаилом еще оставалась напряженность. Но она, по мнению Ханина, была неистребима. Попытки наладить их отношения ни к чему не привели. Ну, может, на глазах командира меньше грызться стали. А так… Они-то и общаться не старались.
Кир взял пакетик с очистками и закинул его в свой вещмешок. Михаил подошел и прилег на траву недалеко от Ханина, словно ожидая любой его команды к действию.
Старлей благосклонно посмотрел на него и попросил подать свои сигареты из мешка. Закурив сам и угостив Михаила, он вяло посмотрел на болтающего ногами на дереве Дениса. Тот, взглянув на курильщиков, презрительно скорчил рожицу. Сам Деня даже в команде тотальных самоубийц курить не начал и на подначки только огрызался. Мол, сами травитесь и меня травите.
– Так че завтра? – спросил Михаил, туша окурок в земле.
Ханин пожал плечами и ответил:
– Обогнем болото до вечера. Выйдем к той деревушке, что так порадовала своими снайперами Назима. Будет время и желание, пойдем переговорим, а так… Думаю, что ничего опасного не предвидится.
– А если и нам в спину засадят?
Ханин ответил просто и как можно спокойнее:
– Что, нам мало в спину стреляли… пройдем. А скорее всего, даже и выстрелов не услышим.
Мишка посмотрел на режущихся в карты и тихо ржущих над вечно проигрывающим и все равно продолжающим играть Егором и спросил:
– А что это мы так рано сегодня на привал? Еще часов восемь вечера…
Старлей поднялся и, отряхнув джинсы, сказал:
– Ну, надо иногда и большие привалы устраивать. Главное, чтобы не часто… – И, уже ухмыляясь, добавил: – А то вы расслабитесь не в меру.
На самом деле большой привал группе был необходим, как кровь. Это Михаилу Ханин так просто обрисовал завтрашний день, а на самом деле… На самом деле завтра почти без остановок предстояло пройти сорок километров, а под вечер встретиться с обитателями непонятной деревушки. Это для всех Ханин рассказывал, что ничего сложного не предвидится, а вдруг что? Может, ребятам и отстреливаться придется. За себя он не думал. Ему идти на переговоры и погибнуть мгновенно первым, если обитатели сошли с ума или просто не хотят никого видеть. Для этого и джинса на нем. Для того он автомат с собой не носит. Чтобы сразу не отправили на тот свет бородатого мужика в камуфляже и с акаэсом наперевес. Автомат Ханину заменял длинноствольный револьвер, из которого старлей так насобачился стрелять, что мог со ста метров всадить пулю к пуле в дорожный знак. Хорошая машинка. Можно сказать, трофейная. Добытая в стычке с оторвавшимися от жизни ментами. Он у них раньше как вещдок был, но после всего они и ему применение нашли. Ментов, приведя в город, сдали секретарю по безопасности, а вот стволище Ханин оставил себе. Патронов он раздобыл в городе, в арсенале, и теперь иногда он постреливал, чтобы не потерять форму. Вся команда угорала над ним, про себя, а иногда и при нем, называя своего командира ковбоем. Командир не обижался. Что обижаться, если он из своего «ковбойского» оружия стрелял все равно лучше, чем его бойцы из всего того, что понабрали себе.
А понабрали многое. Только шестеро из команды были с автоматами Калашникова. Сережка маленький ползал с огромным и, на взгляд Ханина, неудобным карабином. А вот Серега старший не расставался с недлинным помповиком. И хотя это оружие было непрактично, он не забывал его и чистить, и пополнять в найденных арсеналах патроны к нему. Хотя, как признавала группа, в ближнем бою круче Сереги старшего никого не сыскать. Деня не расставался с целым арсеналом: два пистолета, обрез карабина и его вечная «муха». По мнению Ханина, несмотря на такое грозное вооружение, толку в бою от Дени было меньше всего. Все его оружие было ближнего боя, тем более обрез… А гранатомет… Что толку с него, если они никогда в бой с применением таких средств старались не вступать. И таскал Малыш, это его кличка, появившаяся сразу после освобождения, весь свой арсенал, осознавая свою крутость, но не задумываясь о своей, в сущности, бесполезности. Ханин только приветствовал его самоизбрание на вечного сторожа привалов. Хоть какая-то польза, кроме тянущей силы для волокуши.
Еще, конечно, Михаил… Непонятно почему, тот ходил с автоматическим пистолетом, несмотря на то что прекрасно знал и о его точности, и о своих способностях к стрельбе. Кроме того, он таскал еще и калаш, но так, для проформы.
Арсенал группы таскали по очереди. Вдвоем взявшись за оружейный ящик, бойцы превращались в не пригодных ни для чего другого носильщиков. Кроме арсенала, каждый из бойцов по указанию Ханина таскал на себе еще и по три обоймы или просто не менее девяноста патронов к своему оружию. Короче, Деня помирал от тяжести. Сам не особенно крепкий, Малыш, однако, не жаловался. Правда, втихаря, когда впрягался в волокушу, в нее скидывал и свое оружие, и патроны к нему.
Ханин, сходив «до ветру», вернулся, когда Кир уже всех звал к обеду.
Проходя мимо играющих, Ханин заметил тем:
– Слышь, картежники? Вы во вторую смену обедаете.
Обедали всегда в две смены. Одиннадцать человек просто физически не могли поместиться возле котелка, а тарелок с собой никто не таскал. Только ложки и кружки. Ну и конечно, передающийся по дежурству котелок с треногой. Весивший, кстати, надо сказать, после десяти километров просто не по-детски.
Ханин всегда ел в первую смену. Не потому, что командир, а потому, что обычно по вечерам сразу разводил на посты бойцов, чтобы сменить тех, кто не поел.
Правила в любой группе поисковиков хоть и отличались, но во многом жизнь привела их к единой форме. Так рождался неписаный устав поисковиков. Даже то, как разбираться с подозрительными продуктами, тоже было уже регламентировано. Еще бы. Полейщук только один потерял троих бойцов не в бою, а за обеденным столом. Ханину было жалко как и тех ребят, так и Полейщука. Видеть, как умирают твои друзья, и понимать, что ты не спасешь их… Это чересчур. Ханину пока везло… Он на дух не подпускал своих к подозрительным консервам, а все остальные заставлял перед употреблением кипятить или жарить… Не хотелось ощутить то, что получил Полейщук.
Перекусив и освободив место для следующих, Ханин снова завалился на свой походный плащ и с наслаждением закурил. В походе очень не хватало хлеба и чая. Будь это в довольствии бойцов, тогда все бы походило на настоящий пикник. Но, как говорится, чтобы служба медом не казалась… Чай заменял кипяток, а без хлеба обходились как-то.
Когда уже вся группа поела, раздался голос Кира:
– Кто еще хочет? Народ, тут еще осталось! Давайте, чтобы мне не выливать, – бегом. А то ведь вылью. Воду надо вскипятить. У меня три пакетика чая в нычке есть. Хоть чая попьем…
Ханин улыбнулся. Несмотря на то что с чаем был напряг, все равно кто-то находил и угощал. Он лениво подал голос и сказал:
– Своего командира чаем не обделите.
Кто-то хихикнул, а Кир, притворно возмущаясь, заявил:
– Обижаете, командир!
Котелок быстро дочистили ложками до дна и ушли с ним сначала к ручью, а затем и к роднику, замеченному невдалеке. Через полчаса группа, включая даже покинувшего свой пост Малыша, с удовольствием дула на парящий напиток и по чуть-чуть отхлебывала, довольно жмурясь. Никогда не подумал бы, что чай может быть деликатесом.
– Кто в ночь? – между делом спросил Кир.
– Мы, – ответили картежники во главе со старшим Сережкой.
– А кто утром?
– В четыре я заступаю, – сказал Егор. – А что?
Кир кивнул на котелок и сказал:
– Не забудь воды набрать.
Егор скуксился. Еще бы… по утрам настолько мерзко просто шевельнуться, что от мысли о походе за водой к роднику его даже передернуло.
Ханин сказал:
– На фиг… Нечего с поста уходить. Не берите пример с этого чуда… – он кивнул на Деню, ради чая спустившегося с дерева. – Кто завтра по камбузу?
Началась обычная надоевшая всем разборка, кто когда дежурил. Ханин не поленился и, поднявшись, взял свой блокнот. Раскрыв его, он четко сказал:
– Так. Прекратить галдеж. Завтра по графику маленький Сережка.
Кир, ухмыляясь, сказал, глядя на невинную мордочку товарища:
– То-то я думаю, что он тут затихарился… Мы тут спорим, а он…
– А что я? Вы же знаете, что я готовить не умею! – засопротивлялся мелкий.
Закрывая блокнот и бросая его на плащ, Ханин сказал:
– Ну, не отравил же нас до этого! Вот завтра тебя Егор разбудит, и пойдешь за водой.
– Да я даже не знаю, где ваш родник этот… – насупленно продолжал Сережка.
– Я покажу, – довольно сказал Кир, радуясь, что он выяснил-таки своего сменщика…
Большинство облегченно вздохнули и, зачерпнув из котелка еще чаю, продолжили кайфовать…
Сразу после ужина Ханина «обрадовали», что услышали в приемнике «шум» бандитов. Ничего толком разобрать было нельзя, но позывные нескольких поисковых групп было несложно выучить, как и их приблизительный состав.
– Это не те ли, что нас шуганули из-под большого залива? – с удивлением спросил Ханин у маленького Сережки.
Тот пожал плечами, не отвечая и пытаясь поднастроить приемник и улучшить звук.
– Далеко… – констатировал Кир.
– Угу, – согласно сказал Ханин и, поглядев на Сергея старшего, сказал:
– Нашу малютку разворачивай.
Из чехла появилась «нокия» – большая рация, найденная Ханиным в одном из отделов связи в недалеком городе.
– Вызови Назима.
– Так он уже в городе, – с сомнением сказал Сергей и словно за поддержкой обернулся к своему младшему тезке.
– Ничего, – сказал Ханин. – Назим рацию дома держит. Если он сам дома, то ответит.
Назим ответил сразу. Оказалось, что он занят душещипательным делом, а именно объяснением в любви к великому мэру. Он даже зачитал часть доклада, который обязан был сдавать каждый командир поисковой группы по возвращении.
– …Группа от всей души благодарна господину мэру за экипировку и грамотную организацию разгрузки группы… Ну как? Прием? – весело спросил Назим.
– У тебя на редкость шершавый язык. Мэру понравится. Его задница будет сверкать после твоих докладов, – засмеялся Ханин.
Группа тоже негромко смеялась, комментируя слова Назима.
– А то! – воскликнул Назим. – Ведь настоящему командиру поисковиков не надо уметь стрелять, пользоваться картами и уметь планировать. Ему надо уметь качественно вылизывать толстую задницу мэра. Не верите? Спросите у Роберта! Он подтвердит.
Группа залилась смехом.
– Прикинь, если мэрия сейчас эфир слушает, – осадил со смешком Назима Ханин.
– Ой мля… – спохватился тот и сказал громко: – Наш мэр самый… это самое… мэр в мире.
Народ корчился, представляя забавную физиономию мелкого Назима. Ханин тоже от души позабавился, но, став серьезным, наконец прервал хиханьки и спросил:
– Я вот что… Тебе позывные наших «друзей», такие как «Цирк», не знакомы?
Назим подумал и сказал:
– Конечно, знакомы. Вы что, на них нарвались? – спросил с тревогой Назим.
– Нет еще, – усмехнулся Ханин, – но они, кажется, в ходке. Так что можем пересечься. Там вроде полсотни бойцов было последний раз.
– Там больше, – уверенно сказал Назим. – Три-четыре грузовика, две-три машины сопровождения. Старший у них с позывным Артист. Звери. Деревни вырезают под корень. Баб, ой, простите, господин командир, женщин насилуют и всегда всех молодых с собой увозят. Они на наш большой залив как к себе домой катаются. Они вообще в нашей стороне орудуют почти всегда. Если другие их отряды редко к нам забредают, то этот… словно он так и рвется к нашему городку. Они нас обложили месяц назад на болоте за могилами ваших ребят. Еле ночью ползком ушли, они все болото простреливали. Я же вам рассказывал вроде…
– Да помню, – кивнул Ханин, вспоминая полушоковое состояние, в котором группа Назима вырвалась с гиблого места. – Ладно, будем осторожнее.
– Я, конечно, не буду ничего сообщать… а вы с Робертом свяжитесь, – сказал озадаченно Назим. – Они впереди вас на пару дней пути сейчас. Предупредите их. Они по старинке, не слушая эфир, ползают. Словно дикари по пустыне.
– Хорошо. Будем надеяться, что нашу слабенькую «нокию» эти самые клоуны из «Цирка» не слышат.
– За болотами уже в режиме «тишина» мы работаем, – сказал насмешливо Назим. – Но если у них хорошая техника, то нас слышно, не надейтесь особенно на удачу, командир.
– Хорошо, Назим. Спасибо тебе. Отбой.
– Удачи вам, – сказал Назим и наверняка вернулся к своему докладу.
Рация Роберта не отвечала. С ними никто никогда не связывался сам, и рация его группе нужна была только для связи с городом в четко определенное время, и то если они находили что-то, что надо было вывозить машинами…
2
Роман вернулся домой только к полуночи. С восьми он не вылазил из тира. Сегодня он побил собственный рекорд: 91 из 100 с пятидесяти метров из калаша. Он был доволен. И результатом, и тем, как выглядел Ринат, выбивший только 87. Нет, надо сказать, что Ринат стрелял лучше Романа. Но с шести до восьми они были в тренажерной, и после нее у Рината никак не брался прицел. Руки мелко дрожали от нагрузок. Чем, собственно, Ромка и воспользовался, чтобы утереть нос напарнику. Да, он был доволен. Он даже не мог скрыть улыбки. Наверняка Ринат, приперевшись домой к своей подружке, как ее там… Лена? Да, Лена. Наверняка он ей рассказал, что напарник его «сделал». Он от нее ничего не скрывает. Кстати, прикольная девчонка. Уж всяко лучше ее подруги Юты. Юта, насколько помнил Ромка, была Артистовой подружкой. Но насколько там все серьезно, он не узнавал и чуть не подъехал к ней с предложением прогуляться за город. Остановил, понятно, Ринат. Как обычно, просто и весомо: не стоит… Ну, он и не стал. Тем более что через несколько дней завел себе подружку из вновь прибывших. Она сначала чуралась его и откровенно боялась, но вот уже неделю, как они живут, и вроде она его устраивала. У нее особо-то и выбора не было. Или на работы, или в барак на койке… паек отрабатывать. А Ромка… он-то и дома редко бывает. То тренировки, то выезды… то еще что… Ну, дала пару раз, ну, ужин оставила на столе. Он не просил себя дожидаться… Короче, они вошли в определенный симбиоз. А если честно, то она даже нравилась Ромке.
Звали ее Юлей. Маленькая, с фигурой подростка, она была юркой и молчаливой. Но не грустной молчаливостью, а просто по жизни. Она слушала рассказы Романа о его жизни и мило улыбалась, заставляя Ромку перед ней распинаться в выдумывании смешных подробностей. Короче, сошлись более-менее.
О своей жизни она рассказывала предельно мало и как подозревал Роман, в основном неправду. Даже звали ли ее Юлей, он не знал. Документов у девушки, когда ее привели в город, не было. О своих родных она не говорила. Особой тоски по кому-то было не заметно, и Роман бросил ее запытывать ночами своими расспросами.
В походах он иногда вспоминал о ней и честно сам себе признавался, что эта милашка в другой раз на него и глаз бы не подняла, а вот теперь, хоть и против своей воли, она его. И останется с ним.
Она не спала. Она ждала его с ужином на столе и с тихим удовольствием в глазах от его прихода. Помогла ему стянуть камуфляж и тяжелые ботинки. Принесла тренировочный костюм. Полила на руки из кувшина специально для него согретой водой. Идиллия…
– Приходил нарочный от Улема… – сказала она, глядя, как Ромка ест. – Я ему сказала, где тебя искать. Но, кажется, он и сам знал, что ты на площадке. Нашел он тебя?
Ромка кивнул и, прожевав, ответил:
– Ага… только лучше бы не находил…
– А что такое?
Скорчив недовольство на лице, он ответил:
– Опять посылают.
Зная, чем занимается ее вынужденный любовник, она спросила:
– Вербовать поедешь?
Помявшись, Роман ответил:
– Скорее всего нет… Мы отрядом идем. К нам движутся… Непонятно кто к нам движется… Постоянно в сфере наших передвижений встречаются следы каких-то групп. Они мобильны и, как считает Улем, опасны. Создается впечатление, что это поисковые отряды. Короче, Улем уверен, что недалеко от нас большой населенный пункт и эти отряды добывают для него провиант. Нам надо перехватить их и допросить.
– Населенный пункт? – спросила Юля.
Ромка похолодел…
– Даже не думай бежать… – сказал он, глядя в ее светло-серые глаза. – Поймают, точно в барак пойдешь, и я ничего сделать не смогу. Тут такое правило…
Девушка погрустнела, даже, видно, хотела что-то сказать, но сдержалась и просто ушла в комнату.
Роман отставил от себя пустую тарелку и запил ужин чаем. Он жалел, что сказал Юле об этом непонятном городе или поселке, о котором, в сущности, еще ничего неизвестно.
Придя в спальню, он лег на нагретую Юлей простыню и, обняв ее за плечи, закрыл глаза. Он хотел ей что-то сказать. Утешить, может, в ее положении. Но вместо этого банально отрубился. Шесть часов тренировок и стрельбы умотали даже его.
3
Младенец умер три дня спустя. Он всю последнюю ночь кричал и исходил кровавым поносом. Алена, тяжело содрогаясь, плакала, крепко прижимая к себе малыша и не зная, что делать-то. Тим тоже плакал, видя, как мучается ребенок. Но и он ничем не был в состоянии помочь. Господи, это невыносимые страдания видеть, как на твоих руках умирает человечек, который даже не может сказать-то ничего, а только кричит и корчится в простынях от боли. Казалось, мальчик и девочка не переживут этой ночи, сохранив рассудок. Но они пережили, а вот маленькое дитя – нет…
Похоронили его на кладбище в деревушке с названием Никольское. Они уже и плакать-то не могли. Алена читала молитву, а Тима просто стоял в стороне, заламывая нервно руки. Уехали оттуда они сразу после похорон. Но еще долго Алене, да и Тиму, будет сниться этот маленький холмик. Как и другие холмы. Слишком многих они похоронили… Слишком часто они спрашивали Небо, как оно ТАКОЕ допустило.
Спустя два дня они добрались до городка и решили в нем остановиться. Городок не был покинут, как большинство селений, увиденных ими по дороге. Но люди как-то странно смотрели на детей, и те, в свою очередь старались держаться подальше от них.
Для жилья выбрали явно покинутый дом на окраине и Тим долго возился с замком, прежде чем попал внутрь. Из запасов дома они смогли поужинать и уже собирались устраиваться спать, как в дверь к ним постучали.
Вошедший без разрешения мужчина был в милицейской форме и без лишних приветствий спросил, кто они и откуда. Ответив на вопрос, Тим заметил, что человек как-то странно себя ведет. Нервничает, что ли. Очень долго он расспрашивал о том, что произошло с их родителями, и детям пришлось снова пережить свои воспоминания. Тим уверился в своих подозрениях, когда мужчина стал заметно меньше нервничать, узнав, что они сироты. Наконец он заявил, что дети должны пойти с ним. Он сказал, что их официально оформят и отправят в приемник-распределитель. Тим воспротивился сначала, но мужчина зло бросил, что это не обсуждается, и проконтролировал, чтобы дети быстрее собрались. Пока он вел их по улице, приказав оставить велосипеды в доме, Тим и Алена не единожды ловили на себе взгляды из окон. Несколько попавшихся по дороге молодых людей непрезентабельного вида откровенно ухмылялись, глядя на детей. Поздоровавшись с ними и угостившись у них сигаретой, милиционер повел Тима и Алену дальше.
Спустя какое-то время детей привели в здание милиции. Странностью для Тима было то, что в дежурной части сидели какие-то молодые люди без формы и громко ржали. Они замолкли, когда вошли мужчина и дети, но продолжали улыбаться.
Нарочито серьезно мужчина обратился к молодым людям:
– Вот их определите до дальнейшего разбирательства.
Поднялся парень в тренировочном костюме и, вертя в руках связку ключей, осмотрел детей как-то сочувственно.
– Худоваты… – сказал он мужчине.
– Оформляй… – ответил тот почти зло.
Парень показал на дверь за своей спиной и сказал:
– Ну, пошли… все вещи оставьте здесь.
Дети скинули сумки и последовали за ним.
Поднялось еще несколько человек, и они всей большой группой прошли за двери. Там оказался коридорчик с несколькими железными, окрашенными в зеленый цвет дверями. Причем Тим отчетливо услышал из-за этих дверей стоны, плач и ругательства.
– Щас мы откроем дверь, и вы войдете внутрь, – вертя в руках ключи, сказал парень. – Посидите там, пока не придет инспектор по делам несовершеннолетних. Потом мы вас выпустим. Понятно?
Тим и Алена осторожно кивнули.
– Отлично. Так, народ, – обратился он к другим, – давайте вставайте, я сейчас дверь открою.
Молодые люди встали рядом с дверью, и только теперь Тим заметил в их руках кастеты.
Громко заворочался ключ в замке, и вдруг тяжелая на вид дверь распахнулась, и прямо на кулаки молодых людей с ревом бросился какой-то заросший и страшный мужчина. Его повалили несколькими ударами на пол и повалили так же следующего, кто за ним пытался вырваться. Детей прямо-таки забросили в камеру, туда же закинули и двух поверженных мужчин.
От запаха в камере Алена сразу потеряла сознание. А Тим последовал за ней, увидев, в какой ад они попали.
Пришли они в себя спустя много часов к обеду следующего дня. И, по общему мнению, лучше бы они скончались и не видели то, что предстало их глазам.
Только двое из огромного числа присутствующих стояли на ногах, это и были те, кто пытался вырваться. У одного из них была рассечена бровь, а у другого в месиво превратились нос и губы.
А остальные… Здесь были люди с одной ногой, были те, кто не имел ног вообще. Также Алена увидела и показала Тиму человека, у которого, кроме ног, отсутствовала рука. Все эти обрубки, замотанные в грязные бинты и тряпки, валялись на полу и нарах, почти не подавая признаков жизни. Тима вырвало. Вслед за ним вырвало и Алену. Мужчины только брезгливо посмотрели на них, но ничего не сказали.
Тим еще раз огляделся. Казалось, что сам воздух непрозрачен в этом помещении. Удушливый запах застоявшейся мочи и крови пропитал здесь все. Двое мужчин, застывших у одного из полутрупов, казались только тенями в этом сумраке ада.
– Тим, – плача сказала Алена, – мне страшно. Где мы, Тим?
Мальчик не ответил, смотря с ужасом на новые открывающиеся детали изуродованных людей. Они все были живы! Непонятно как, но живы. Из шока его вывели двое мужчин, подхватившие на руки тот обрубок человека, что лежал перед ними, и понесшие его куда-то в плохо освещенный угол. Раздался звук льющейся воды, и Тим осознал, что калека с помощью мужчин сходил в туалет.
Положив калеку на нары, мужчины подошли к сжавшимся в испуге детям. И какое-то время смотрели на них странно и удивленно-сочувствующе.
Наконец один разлепил свои изуродованные губы и спросил второго, постоянно вытирающего сочащуюся из брови кровь:
– Детей-то, скоты, за что?
Второй, флегматично вытирая пальцы от крови о свои брюки, сказал:
– А остальных за что? А нас за что?
– Но ведь дети же совсем.
– Наверное, для этих людоедов они деликатес…
Алена заплакала сильнее, и один из мужчин присел перед ней на корточки и своей грязнущей рукой провел по волосам. Алена от брезгливости заплакала еще сильнее, почти зарыдала и попыталась отстраниться.
– Плачь, девочка, плачь… Тут есть от чего всплакнуть…
Тим в ужасе шарахнулся, когда второй, привлеченный чем-то на его поясе, протянул к нему руку. Не успел… пойманный за запястье, он мгновенно лишился отцовского ножа, который проворонили те, кто их запихнул в камеру.
– Смотри! – сказал он, показывая сталь стоящему перед Алиной.
– Отдайте! – вскрикнул Тим.
Поднявшийся мужчина не обратил на него никакого внимания, как, впрочем, и первый. Они стояли и попеременно глядели то на поблескивающую полоску, то друг другу в глаза. Казалось, они изобрели телепатию, так долго они не проронили ни слова. Это предположение было недалеко от истины. Приблизительно одинаковые образы проносились в их головах.
Тим больше не просил отдать нож, понимая, что это глупо и бесперспективно.
– Когда? – спросил один из мужчин.
Второй ответил странно:
– Напролом не получится. Они всегда готовы, когда дверь открывают.
– Выбора нет. Надо пробовать. Когда?
– Надо притвориться сломленными…
– Когда?! Не сегодня завтра и нам ноги на холодец отпилят, – нетерпеливо все спрашивал мужчина.
– А кто им за остальными ходить будет?
– Да вон, они детям скажут… – махнул в сторону Алены и Тима мужчина.
– Ага, так они и подняли того же Анатолия…
– Не важно… Надо сегодня! – требовал мужчина.
– Да не получится! Не получится напролом. И ты, и я сколько не жрали? У меня вообще башка не варит. Кружится и болит…
– Скоро они тебе ее вообще отпилят и твои мозги сожрут…
Слушая их, Тим впадал в панику. Он понял, что означают отпиленные руки и ноги. Вспомнил дурацкий анекдот про свинью на трех ногах, так как хозяйка не хотела всю ее резать из-за холодца. Анекдот превратился в страшную сказку, а сказка – в реальность. Алена тоже знавшая этот анекдот и видевшая перед собой все то же, что и Тим, никак не могла поверить, что такое возможно…
А мужчины продолжали спорить:
– Ты хочешь уйти отсюда на своих двоих?
– А ты?
– Тогда давай не парь мне и себе мозги, и сегодня попытаемся.
Казалось, первый согласился. Он огляделся на полутрупы вокруг, и второй, распознав его невысказанный вопрос, ответил:
– Если мы не уйдем, то станем такими же… И эти вот, – он кивнул на Тима и Алену, – будут тебя к очку таскать волоком…
Вздох… тяжелый взгляд на детей…
– Я понял… Никто никого не тащит и не ждет…
Подкинув нож на руке, второй сказал:
– Детей по-любому вытаскиваем…
– Тогда и сами не выберемся…
Поняв, что сейчас решается их судьба, Тим и Алена, еще не вышедшие из ступора, тихо пробормотали:
– Дяденьки… возьмите нас с собой…
– …пожалуйста.
Дяденьки решили в их пользу.
Вечером открылась дверь. Какое-то время никто не входил. Наконец вошел парень с ключами и, посмотрев на нары, на которых спали мужчины, сказал кому-то в коридор:
– Успокоились эти… Заходите.
Зашло еще несколько человек. Расторопно, явно имея опыт, подхватив человека с одной оставшейся рукой, они вышли, а вернувшись, подхватили еще один застонавший некстати обрубок человека. Алена и Тим еле сдержали плач, изображая из себя уставших и уснувших детей.
Дверь закрылась, и Тим приподнял голову, чтобы увидеть мужчин. Казалось, они и в самом деле спят. Через несколько минут рассматривания их Тим услышал:
– Башню убери, пацан… запалят в глазок…
Тим так и не понял, кто из мужчин это сказал, но голову прижал к доскам нар. Алена, лежавшая перед ним, спиной к мужчинам, сквозь приоткрытые глаза вопросительно посмотрела на Тима. Тот пожал плечами и просто стал, как уже привык, разглядывать лицо девочки. Ему только сейчас пришла в голову мысль, что они никогда не смогут теперь расстаться в этом безумном мире. Они так много прошли вместе. Если, конечно, доживут до этого потом… Если их не сожрут по частям людоеды, вырвавшиеся со страниц страшной сказки…
Он уже почти уснул, когда дверь снова открылась с характерным грохотом. Снова никто не поспешил войти. Опять, как в прошлый раз, вошел первым парень с ключами и позвал носильщиков. Опять унесли два тела. Из калек осталось семеро, включая того, кого мужчины носили до отхожего места.
Была практически ночь, когда Тима разбудил грохот открываемой двери и пьяный гам, ворвавшийся в камеру, пропитанную кровавыми страданиями.
На этот раз людоеды вели себя наглее.
– Ну, кого? – спросили носильщики у ключника, и тот указал на два обрубка недалеко от мужчин.
– А может… – Тим понял, что показывают на него и его Алену. Он даже ощутил жадные взгляды.
– Нет, – ответил ключник. – Надо этих… а то подохнут вконец…
Нехотя носильщики согласились и пошли к указанным уже немым, искалеченным телам.
– А вот этот уже подох! – как-то весело сказал один из носильщиков.
– Ну так выволакивай его… не хрен ему тут гнить.
Тим услышал звук падения и волочения. Его чуть не стошнило… нет, не привык он еще к этим страстям вокруг.
Дальше все было так быстро, что он и Алена еле поспевали за событиями.
Раздался вскрик. Резко вздернув голову, Тим увидел, как один из мужчин, свесившись со второй полки нар, резко выдергивает из самого основания шеи склонившегося носильщика нож. Его отца нож… Мужчина соскочил вниз. Неудачно… он упал рядом с телом убитого им молодого каннибала. Пока он поднимался, ключник уже успел закричать, зовя на помощь тех, кто уволок труп. Еще один носильщик, бывший в камере, бросился к выходу…
Если бы он успел, то успел бы и ключник. Самое простое, что бы они сделали, это заперли камеру и не входили бы в нее, пока голод не обессилил бы этих мужчин. Потом бы они вошли и уже тогда бы отыгрались. Наверное, это еще успели бы застать и увидеть умирающие от голода Алена и Тим. Как ясно себе Тим это все представил. Как успел он ужаснуться. И он взмолился Ему. Странной была эта молитва. Это было больше похоже на проклятие. Однако, может, ее и услышали…
Мужчина… другой, который лежал на нижней койке, словно пружина разогнулся и в мгновение был уже у двери. Он головой, скорее случайно, чем специально, ударил в подбородок ключника и одновременно схватил убегающего носильщика за лодыжку. Тот упал и, брыкаясь, стал вырываться. Но подоспел первый мужчина и, навалившись всем весом на сопротивляющегося, несколько раз ударил того ножом в грудь.
Ключник, дико воя, пытался пробиться к выходу. Но безуспешно. Он попал в объятия к мужчинам и не сразу понял, что это за адская боль возникла внизу живота. Только повалившись на пол, он увидел, что знатная сталь ножа отца Тима прорезала не только тренировочный костюм, но и весь его живот. Из раны от напряжения полезли внутренности, и с вселенским непониманием, ужасом и обидой в своем вое ключник уставился на них. Мужчина, второй… подскочил к детям и, словно котят за шкирку, сорвал их с нар. Они даже не успевали перебирать ногами, будучи почти подвешенными.
Дежурка пронеслась перед детьми размытым пятном. И вот ночной воздух и ливень ударили в лицо детям и мужчинам.
– Бегите! – крикнул первый мужчина, поворачиваясь с ножом ко входу.
И они, конечно, побежали. Они неслись, словно ветер. Оставив позади и того мужчину, что вытащил их с нар.
Только поняв, что они заблудились и не знают, куда дальше бежать, они остановились и подождали спешащего сзади мужчину. Он запыхался и даже не мог говорить, только указал рукой вперед перед собой и поковылял.
Остановились они только на каком-то огороде, забравшись внутрь бывшего ледника. Благо замок на нем мародеры еще давно сорвали вместе с петлями.
Отдышавшись, мужчина сказал, что он должен вернуться за своим другом. Велев ждать его возвращения, он ушел.
Дети хоть и были возбуждены до предела, однако спустя час ожидания они уснули…
А мужчина не пришел. Не пришел… Ни утром, ни в обед следующего дня…
5
Алексей вгляделся в хмурое лицо Алины и решился спросить, что же случилось.
– Вчера по графику должен был вернуться Ханин. Антон тоже себе места не находит, – пояснила девушка.
Алексей пожал плечами и спросил:
– А он раньше не опаздывал?
Она на него посмотрела как-то странно и сказала:
– Да он вообще никогда еще вовремя не возвращался…
– Ну так что?
– Все равно волнуемся мы.
– Главное – не накручивай себя… – посоветовал Алексей.
Алина посмотрела на него, смягчившись, и сказала:
– Ты прав… Просто Полейщук сказал, что наткнулся на группу бандитов-мародеров. Человек тридцать там было. Еле ушел. Нет, никого не потерял. Насколько я знаю, его вообще не засекли. Только вот маршрут Ханина как раз там же проходит. А Полейщук говорил что вечером и ночью он слышал из деревни выстрелы. Из автоматов и ружей. А именно такая солянка у Ханина в команде. Правда, в той же стороне еще Роберт ходит. Тоже коллега Ханина.
Пожав плечами, Алексей сказал:
– Мало ли у кого сейчас и автоматы, и ружья.
Она с ним, конечно, была согласна, но все равно сердце холодело при мысли, что с Ханиным могло что-то случиться. Иногда ей самой казалось, что она любит Ханина. И это несмотря на то, что она ни за что не рассталась бы с Антоном. Короче, путалась девчонка… Это понимал Алексей и про себя снисходительно улыбался.
Они часто последнее время гуляли во дворе. Дантес, как его продолжала называть Алина, быстро поправлялся, и теперь почти незаметно было следов ни каторжного труда, ни вынужденной голодовки. Он еще пока боялся открыто появляться за пределами квартала, где он считался братом Алины, но уже подумывал о том, как бы связаться с бывшим штабом Мялова. Он помнил, что штаб даже после смерти Мялова смог организованно скрыться. И вот бы удача, если бы он на него вышел. А ведь путь связи, насколько он помнил, не отменяли. Почтовый ящик в ему известном доме должен был передать послание кому надо. Надо набраться сил и попытаться выйти на связь. О том, что этот ящик сразу после восстания и последующих допросов стал известен и службе безопасности мэра, он не знал. А зря. Многое могло бы быть по-другому. Алина продолжала ухаживать за ним, обстирывала, кормила… Довольно быстро он стал тяготиться этим и пытался помогать ей. Но, чтобы воду таскать снизу, он еще был слаб, а все остальное у Алины получалось лучше и быстрее. Вечерами они подолгу засиживались на кухне втроем с Антоном. Зажигали свечи. Почему-то, глядя на них, Алина нахмуривалась, а Антон мечтательно засматривался в их пламя. Пока они трепались о том о сем, Алина гадала на картах. Только ей было известно на кого или на что.
Ничего не скрывая, Алексей рассказал Антону о подготовке и проведении восстания. Выслушал кучу умных советов от него, как надо было это все делать, но поправлять Антона тем, что Мялов тоже не кретином был и что после драки кулаками не машут, он не стал. Он уважал Антона за ту помощь, которую тот оказал ему – беглому каторжнику, решившись укрыть его в своем доме. Но даже если бы он знал, что это именно Алина настояла на том, чтобы он у них остался, я думаю, его бы уважение не пропало. В конце концов, его никто из этой компании не сдал. Хотя мэр обещал продуктовые награды за информацию о беглецах.
Антон часто вспоминал свою работу. И после стольких вечеров Алексей мог легко устраиваться на гидрометеопост, столько он узнал.
О Ханине не было вечера, чтобы не говорили. И хоть сам Алексей его еще не видел, впечатление сложилось у него двоякое. Во-первых, его считали чуть ли не самым правильным мужиком, причем все… кто бы ни приходил в дом к Рухлову, часто говорили именно о Ханине и только хорошее. А второе… Ну, как бы это сказать. Он считал, что командиру одного из нескольких поисковых отрядов слишком много внимания уделяется. Может, даже не заслуженно. Но свои мысли он держал в этом доме при себе. Здесь Ханина не просто любили. Здесь гордились дружбой с ним. А хозяйка, похоже, была еще и чуточку влюблена в этого знаменитого человека.
От тех, кто приходил к Рухлову, не скрывали, кто он, Алексей. Хотя и специально не говорили. Здесь в доме Антона и Алины он познакомился со многими бывшими курсантами Ханина. Особенно ему понравился Назим, пришедший в город со своей группой и немедленно завалившийся к Рухлову, чтобы передать привет и гостинцы от Ханина, с которым они пересеклись в двадцати километрах от города. И хоть Назим сказал, что встреча была случайной, по всяким недомолвкам Алексей понял, что среди поисковиков существуют свои, внутренние, никому не ведомые жизнь и правила.
И что место для встречи, на котором «пересеклись» их группы, это та самая легендарная «поляна сходов», куда так хотел попасть Мялов. Странно… А ведь тогда он, Алексей, даже не знал, что есть такие ребята, поисковики… Кормильцы города. Он не интересовался, откуда берутся продукты в пунктах отоваривания карточек. Прогуливаясь в тот день с Алиной, он попытался узнать, есть ли у поисковиков свои склады или схроны. Алина не удивилась вопросу, но честно ответила, что не знает и у Ханина спрашивать не будет. Нет, не потому, что он не ответит, а как раз наоборот… Ей он ответит. Эта странная фраза остановила Алексея в его интересе к поисковикам. Он разумно решил, что придет время, и он и так все узнает. Зачем ему это знание, он и сам не знал.
– Я сегодня хочу прогуляться в город, – сказал он.
– Зачем? – испугалась Алина. Для нее сходить в город означало выйти за пределы квартала, где она знала всех и все знали ее.
– Надо навестить товарища одного… – неопределенно ответил Алексей.
Алина задумалась, а потом спросила:
– Это точно надо? – И, видя кивок Алексея, сказала: – Ты понимаешь, что это риск не только для тебя?
Он опять кивнул, хотя, наверное, он не понимал глубины риска.
– Ну, как знаешь, – пожала она плечами со скрытым разочарованием.
– Если я попадусь, я вас не сдам, – уверенно заявил он.
Алина с сомнением кивнула. Там (!) все «колются».
Они расстались перед подъездом.
До почтового ящика он добрался спустя час. По дороге он отметил место, точнее, записал адрес на маленьком листочке и описание тайника, где он будет ждать ответ из штаба. Написав свою кличку там же, он бросил все это в ящик и поспешил уйти. Теперь надо ждать и наблюдать за тайником. Теперь надо найти мальца, который за сигареты или еще за что, будет этот тайник проверять. Как он все тщательно продумал…
6
Рухлов ожидал в приемной, когда его позовут к мэру. Его буквально вырвали с работы и под охраной привезли в мэрию, сказав, что его прямо-таки желают видеть. Желает ли он видеть мэра, у него не спросили. А он не желал. Он уже три дня тянул новую сеть со своими ребятами и подозревал, что его засекли, с его потугами электрифицировать свой квартал. А точнее, несколько десятков квартир в нем. Он уже придумал кучу отмазок, начиная с того, что он это делал в качестве эксперимента, заканчивая тем, что это вообще не он и дом не его. Однако когда он был вызван, вопрос, который ему задали, никак не вязался с теорией «попалили на проводах».
– Известно ли вам, уважаемый электрик, – сказал с издевкой секретарь по безопасности, косо поглядывая на хмурого мэра, – что в вашем доме и даже, вы не поверите, в вашей квартире скрывается опасный преступник и бунтарь? Он был осужден на каторжные работы, с которых сбежал, спровоцировав к бунту заключенных и убив несколько охранников собственноручно.
Сказать, что Антон побледнел, это ничего не сказать. У него даже губы побелели, точнее, посерели.
Это заметил мэр и благосклонно сказал:
– Нет, поверьте, мы не думаем, что вы знали об этом и укрывали его у себя специально. Успокойтесь. Только в обморок не падайте. Дайте ему воды…
Спохватившаяся секретарь по социальным вопросам подала Антону воды в граненом стакане. Антон жадно выпил, лихорадочно соображая: «Что? Как? Когда? Кто из тех, кто приходил?»
– Сядьте… – также милостиво сказал мэр. Секретутка по социальным вопросам подала стул.
Секретарь по безопасности с согласия мэра продолжил:
– Вам его ваша гражданская супруга представила как брата… Так что я понимаю ваши чувства сейчас. Однако он ей не брат… Это, наверное, будет для вас еще более сильным ударом. Вас обманула такая близкая вам женщина. Крепитесь. Мы собираемся и его, и ее арестовать. Но перед этим хотели вас уведомить, так как вы очень полезный для нашего общества человек и нам вас искренне жаль.
Кровь набатом ударила в виски Антона, и он даже поморщился от разгоревшейся боли.
– Арестовать? – растерянно переспросил Антон. – Алину? Арестовать мою Алину? Но она-то тут при чем?
– Может, и ни при чем… это выяснит следствие. Сейчас мы вышлем вместе с вами машину…
– Машину? Вместе со мной? Но они же решат, что это я сдал их!
Секретарь по безопасности поучительно сказал:
– Сдать можно лишь тогда, когда вы о чем-то знали. А вы знали?
Антон похолодел и замотал головой…
– И что ей будет? – спросил он с дрожью в голосе.
– В зависимости от результатов следствия. Если она будет помогать мне… – сказал секретарь по безопасности и молча махнул, мол, на все четыре стороны.
– А если нет? – спросил, не владея голосом, Антон.
– Работы на каналах… – сказал жестко и категорично секретарь по безопасности, и мэр согласно кивнул. Секретутка молча пожала плечами.
– А можно… – начал Антон, но договорить ему не дали.
Словно именно этого «а можно…» и ждал секретарь…
– Можно. Можно и не арестовывать. Да. Я думаю, можно, если вы окажете нам помощь. У вас очень хорошие связи среди поисковиков…
Антон все понял. Секретарь сел на своего конька. Ему нужен Ханин. Ему нужны поисковики и доказательства их противомэрной деятельности. И ему дают выбор…
– Я вижу, вы все поняли… Но на всякий случай… Достоверно известно, что у поисковиков есть схроны с оружием и боеприпасы. Также известно их отношение к власти, – секретарь кивнул в сторону мэра. – И мы знаем, что ваша супруга свяжет этого бунтаря по кличке Дантес с другим бунтарем, вашим хорошим знакомым…
– С Ханиным…
– Да, именно. С Ханиным… – Секретарь довольно улыбнулся и сказал: – Вот видите, как вы все хорошо поняли. Если вы нам поможете, ваша жена не пострадает. А уж с ее обманом вы сами… по-семейному, так сказать, разберитесь…
– Но Ханина нет в городе.
– Да, и мы подозреваем, что он задержался в связи с подготовкой к очередному восстанию. Эти две личности не должны ничего успеть, иначе эту лавину террора и преступлений уже никто не остановит. Вы понимаете?
Антон кивнул, не в силах ничего выговорить. Они считали, что он ничего не знал… Это огромное преимущество. Он успеет. Он должен успеть предупредить всех, что они опасны и что с ними сейчас нельзя связываться и встречаться. Он должен успеть вытащить Алину из города… Он должен переправить Дантеса на ДРУГУЮ квартиру.
– Отлично, – сказал мэр. – Сейчас идите. Секретарь проследит, чтобы вас отвезли на работу. А завтра и позже с вами свяжутся его оперативные работники…
7
Роман перескочил через насыпь и, выстрелив в упор с левой руки в мужика в джинсе с длиннющим револьвером в руке, наводил оружие в правой на пацана с автоматом, никак не успевавшего вставить новый рожок. Сколько мгновений он смотрел на этого пацана, но только в последний момент узнал его и отвел оружие.
– Кир?
Пацан с автоматом тоже остановился, держа оружие у пояса:
– Ромка? Ромашка?
Застывший Роман с двумя стволами в руках глядел, не понимая и не принимая реальность. Он медленно посмотрел на мужика в джинсе и сквозь заросшее лицо корчащегося на песке человека узнал своего бывшего командира. Ханин сквозь слезы в глазах тоже узнал своего бойца, и у него тоже начались проблемы с пониманием миропорядка.
Из-за насыпи выкатился Ринат. Так же с двумя стволами в руках. Встав на колено, перетекающим движением взял на прицел еще двух поднявшихся из кустов пацанят.
– Не стреляй, Ринат! – воскликнул Роман. – Бросьте оружие.
Естественно, его не послушались. Кир взял на изготовку автомат, а ребята в кустах навели свое оружие на Рината. Мгновение – и пальцы надавят на курки, посылая вперед боль и смерть.
– Стойте! – почти паникуя, вскрикнул Роман, поправляя прицел и готовясь сразу после своих выстрелов повалиться за Ханина. – Бросьте оружие! Мы вдвоем ведь положим вас всех тут! Бросайте!
Пауза… Злоба загорелась в глазах бывших товарищей Романа. У Кира от злости и напряжения даже костяшки рук побелели.
– Бросайте… – простонал Ханин.
Бросить не бросили, но опустили. Ринат даже не подумал терять бдительности, и натренированные пальцы даже не потели, водя стволами за целями.
– Откуда? – спросил Роман у Кира, тоже не опуская оружия.
– Это ты откуда, гаденыш, взялся? – спросил Кирилл зло и жестко. – Мы тебя в герои записали и каждую третью за тебя пили… А ты… – Кажется, Кир всхлипнул.
– А я, к сожалению, выжил… – сказал, никак не в силах отойти от шока, Роман. Склонившись к Ханину, Роман понял, что рана у того наисквернейшая. Пуля из Макарова, войдя в живот, таких дел там наворотит… Он честно сказал:
– Командир… ты не выживешь… Извини…
Как глупо прозвучало последнее «извини», словно он еще не добавил «не признал…».
Ханин что-то неразборчиво выжал сквозь зубы. Роман не понял. Он, может, и переспросил бы, но Ринат…
– Ром, ты решай быстрее, через минуту здесь будут все…
Роман, даже не задумываясь, выпалил замершим поисковикам:
– Сваливайте отсюда! Галопом. Жопу в руки – и вперед.
Кир, кажется, не понимал, как все серьезно. Сзади Романа и Рината была дюжина из отморозков-уголовников. И они не будут цацкаться. Кого в рабы, кого в расход.
– Ты тупой?! – заорал на него Роман. – Вас всех сейчас здесь положат.
Кир очнулся. Он показал ребятам, и подбежавшие Деня и Егор подхватили командира. Остальные взяли на руки Сережку маленького и Витька.
Скрываясь в кустах, Кир последний раз оглянулся и, посмотрев на неподвижных с оружием в руках Рината и особенно Романа, покачал головой. Он, кажется, что-то хотел сказать, но промолчал и исчез в колыхающихся кустах.
Спустя минуту к ним подбежала их огневая поддержка. Мужик, кажется Кондратом зовут, склонился к крови на песке и сказал довольно старику, что был назначен старшим в группе:
– Раненый, далеко они с ним не уйдут. В два счета догоним.
Казалось, Роман их не слышит. Он смотрел в песок, и одинокие слезинки повисли у него на ресницах.
– Бежим. Надо догнать. Здесь же и допросим. Ух, я им печеночку-то вырежу, – плотоядно ухмыльнулся какой-то зэк.
Они поднялись и бросились к кустам, в которых исчезли бывшие друзья Романа.
Никто не добежал даже до первых ветвей. Но и рявканье пистолетов в руках Рината не вывело из тормозов Ромку. Он даже не дернулся. Он стоял и плакал… Он только тогда осознал, что он наделал и кем стал.
Три часа спустя на том же месте Роман все стоял и ждал, может, они вернутся. Может, они поймут, что это были за выстрелы. Он уже не плакал, а только сигареты курил одну за одной, сидя перед трупами и не видя, как Ринат откровенно мается, не понимая чего же они ждут.
– Они не вернутся, – сказал он тихо. – Надо было догонять. Раненые могут не пережить перехода. Наверняка они спешат. Надо было догонять…
– Пристрелили бы… – ответил Роман. – Так же вот, не поняли бы, кто их преследует, и по рожку всадили бы.
– Тоже верно. Но сидеть здесь бесполезно.
Роман кивнул, но не встал. Силы как-то покинули его, и он сидел лишь за счет упора ног. Пистолеты валялись на песке, и про себя он отметил, что по возвращении их придется долго чистить и смазывать. По возвращении куда? К кому? К этим бандитам? Там ему не место. Он в который раз проклинал небеса за такую чехарду с его судьбой. Там не место ему… Там место Рината, Артиста, Улема, покойников вот этих… Но не его…
– Ты в них стрелял…
Ринат понял сразу. Пожал плечами и спокойненько так сказал:
– Они мне никто… Так… быдло стадное с замашками садистов… Тоже мне, печеночку он вырежет…
– Но все равно…
– Ром, – сказал Ринат, стряхивая с рукава песок, – именно все равно… Все равно никто не узнает. Погибли. Часто же бывает. Правильно?
– Нам придется их хоронить… – тусклым голосом сказал Ромка.
– Вот еще… – усмехнулся Ринат.
– Найдут наши, заподозрят нас.
– Это, интересно, почему?
– Пистолетные пули…
– М-да? Ну-ка скажи мне, когда ты последний раз видел живого баллистика?
Горько усмехнувшись, Роман ответил:
– Веришь – нет, я никогда их не видел. Ни живых, ни мертвых.
– Значит, никто никогда не сможет сравнить пули моего ствола с этими. Ну, если ты хочешь, я могу эти пушки утопить, себе другие взять. Только и делов. Хотя стволы у меня всяко лучше твоих…
Роман пожал плечами и еще раз взглянул поверх кустов. В который раз ему показалось, что на него смотрят…
– Кто они тебе? – спросил запоздало Ринат.
Роман ответил не сразу. А когда ответил, то в голосе его было столько горечи:
– Друзья. Товарищи. Боевые товарищи. И мой самый первый командир. Он меня разве что стирать не учил… Он меня из такого говна вытаскивал в училище… да и потом…
– Стоили они жизни этих уродов? – Ринат кивнул на трупы, лежащие на окровавленном песке.
Сказать, что да, – язык не повернулся. Он просто кивнул.
– Ну и прекрасно. Ты подарил им жизнь, они этого не забудут.
– Я убил их командира. Одного из лучших людей, кого я знаю. Они этого тоже не забудут.
– Однако своя жизнь как-то ближе к телу, – не сомневаясь, заявил Ринат.
– Не всегда…
Ринат посчитал это шуткой…
8
Кондрат выполз из-под Старого и стал разминать основательно затекшую руку. Он даже спустя такое долгое время не смог прийти в себя от шока. Всех положили за минуту. Да какое там! Меньше. За полминуты, за четвертинку… Не фигово девки пляшут по четыре штуки в ряд… никто даже подумать не успел, а уже на Кондрата навалился Старый и в агонии сгреб того и придавил к песку. Хорошо, эти мальчики-колокольчики вместо контрольных выстрелов занялись самокопанием. А если бы Ринат решил довести дело до конца? Где бы сейчас Кондрат был? В аду Кондрат был бы сейчас.
Он поднялся и, щурясь на садящееся солнце, пытался сообразить, что же делать дальше. Идти обратно нельзя. Даже если он успеет рассказать все Улему, тот, во-первых, поверит больше Ринату, который для него уже до хрена что сделал и, говорят, жизнь даже спас. И Ромке, которого Улем отчего-то своим талисманом считает. А во-вторых, при такой скорости стрельбы не успеет Кондрат ничего рассказать… Есть, конечно, и третье, и четвертое, но второго вполне достаточно даже без первого. Значит, обратно я не иду, решил он для себя.
«А так как одному тут не прожить, – продолжал он размышлять, разминая адски ноющую руку, – то пойду-ка я за этими… у них раненый, а может, и не один. Не отстану, надеюсь…»
9
Чувства Михаила было не передать словами. И ладно бы он просто плакал… В конце концов, вон, Деня, тоже ревет навзрыд. Но он полностью взял вину на себя. Это пуля Ромки, а он его «крестник». И не было бы той дурацкой ночи. Не потащил бы в побег он Ромку, и не бежала бы группа галопом с двумя носилками к городу. Не заливались бы они на пару с Деней слезами…
Витька похоронили. Возле болота, недалеко от того места, где они делали последний привал, за полчаса вырыли могилу и похоронили. Плакал даже Кир. Он стал за старшего. Отчего-то его сразу признали старшим после беспомощного командира. Именно он дрожащей рукой вывел крест на карте. Могила Витька. Он не дотянул. Даже уже кровь остановилась, но, видно, внутреннее кровотечение еще было. Кир сам перевязывал раненых. Только у него был опыт. Он часто при матери в больнице ошивался, видел, как и что делают, да и крови не боялся. Михаил посматривал на него с опаской и надеждой. Если кто и мог из группы четко довести ее до города и спасти раненых, так это он. И плевать, что тот наверняка решит, как и сам Михаил, что в ранении командира и смерти Витька виноваты обстоятельства, начатые им, Михаилом. Пусть. Пусть даже сдержит обещание и пустит ему пулю в лоб. Лишь бы группа дошла. Только бы спасли Ханина.
Командир бледной куклой мотался на носилках, сделанных из брезента и срубленных деревьев. Сережку несли сзади на таких же. Но тот мог не то что говорить, а, в принципе, и ходить, и если бы только они не спешили, он шел бы сам. А так его погрузили и потащили. Хорошо хоть рук хватило. Ввосьмером несли двоих.
Командир в тот же день потерял сознание и больше в себя не приходил. Михаил откровенно паниковал, и, наверное, если бы не строгие подгоны Кира, тоже несшего носилки командира, он бы упал и забился в истерике.
Они упали, когда до города оставалось чуть более десяти километров. Неизвестно каким чутьем группа Полейщука в первый раз в жизни СЛУЧАЙНО набрела на них.
10
В карцер ворвался свет. И хотя не видели света Виктор с Александром всего сутки, он ослепил их, как будто они не знали его от рождения. Зажмуривая глаза и растирая слезы, Павленко пытался справиться с болью. Чуть успокоившись, он через прищур разглядел начальника лагеря в сопровождении офицера и автоматчика. Начальник лагеря рассматривал корчившихся, ожидавших побоев бывших синоптиков и неторопливо что-то проговорил сопровождавшему офицеру. Тот вошел в камеру и сказал, чтобы Александр и Виктор поднимались.
Они, держась за стену, поднялись и посмотрели на вошедшего.
– За мной, – сказал офицер и сам последовал за автоматчиком и начальником» лагеря. Выйдя в коридор, они очутились под стволами двух замыкающих солдата и милиционера. Двигаясь по коридорам административного здания, они попали в небольшую комнату, куда их втолкнули и велели ждать. Хорошо, что хоть стулья были в комнатке. Тяжело опустившиеся на них Александр и Виктор молчали, сберегая последние силы. Голод, темнота, побои, что последовали сразу за арестом, вымотали их так, что даже сон на холодном полу не принес облегчения.
После получаса в теплом протопленном помещении их неудержимо потянуло в новый сон. И они, наверное, уснули бы, если бы в помещение не вошел начальник лагеря в сопровождении офицера.
Они оба сели на стулья возле стола и стали рассматривать грязных, заросших, подранных и покрытых свежими синяками товарищей.
– Та-ак, – протянул начальник лагеря, обращаясь к помощнику. – Наверное, их надо умыть, почистить… Найти им одежду. Даже знаете что… Дайте им полевую форму. Ботинки по размеру подберите. Им будет проще в форме. Документы в секретариате уже оформили на них.
Не понимая, что им предстоит, Александр и Виктор сидели, боясь пошевелиться. А начальник лагеря продолжал:
– Обязательно собрать им хотя бы минимум в дорогу. Сухарей, вон, из запасов нашей столовой. Пару банок тушенки им дайте. Понятно все? Ну и хорошо. Идите, мне надо с ними поговорить.
Офицер встал и, тихо прикрыв двери, вышел из комнаты.
Начальник поднялся со своего места и, подойдя к Александру, взял того за подбородок. Чуть повернул голову, рассматривая гематому под глазом, которая расползлась до брови, от чего глаз заплыл. Сквозь щелочку пострадавший глаз сверкнул на начальника лагеря.
– Хреново. Недели три пройдет, пока все следы исчезнут, – заявил он. – Я бы подержал вас у себя эти три недели. Ну что, хотите три недели пожить здесь пока?
Не понимая, Александр спросил осипшим от крика прошлой ночи голосом:
– А потом?
– А потом мы вас расстреляем, – спокойно сказал начальник лагеря, но, видя побледневшие лица товарищей, с усмешкой пояснил: – Шутка. Вас вызывает в Александровск под Москвой штаб ГО и ЧС. Метеорологический отдел. Вы же бывшие синоптики? Говорят, вы даже герои. До последнего оставались на затопленной станции слежения за погодой. Так?
Не дождавшись ответа, начальник лагеря сказал:
– В общем, у меня предписание отправить вас как можно скорее в расположение штаба. Уж не знаю, кто вы такие и кто у вас там из друзей… А может, родственников. Но найти человека в наших условиях невозможно почти. У меня большие связи, но даже я не могу ничего узнать о судьбе моего брата. Вас нашли…
– Батый… или Рухлов… – догадался Павленко и заулыбался.
– Что? – не понял начальник лагеря и не дождавшись: – Рухлов? У меня есть предписание и некого Рухлова Антона направить в Александровск. Но у нас такого в списках лагеря не числится. Даже среди зэков. Так что только вас. Пока не отправились, будете жить в общежитии охранения. Сегодня вам выдадут новую одежду и в баню сводят. Завтра или послезавтра пойдут машины на станцию за продуктами. Вас с охраной доставят туда… По дороге столько уродов бродит. Так что самих вас никто, естественно, не отпустит.
Начальник лагеря задумался, поглядывая за окно, а вернувшись к реальности, сказал:
– Зла на нас не держите. Сами видели – делаем, что можем. Ваш побег, если бы он удался, ничем бы хорошим не кончился. Прибились бы к какой-нибудь банде. Рано или поздно попали бы под огонь охранений или спецкоманд морпехов. А так поедете в Москву. Посмотрите, во что столица нашей родины на голодном пайке превратилась. Штаб ГО и ЧС два месяца назад перевели в Александровск из-за невозможности справиться с бандитизмом в городе. Но мимо Москвы вы не проедете. Сейчас все органы власти перешли в подмосковные городки, пока на улицах города идет война. Не удивляйтесь. Когда количество бандитов измеряется сотней тысяч с многомиллионной Москвы… тут уж, кроме как войной, это не назвать. Я слышал, город поделили на несколько, можно сказать, княжеств по бывшим границам районов. Каждый воюет с каждым, и все – с центральной властью. Там еще та заваруха. Голод толкает людей на такие вещи, что раньше и представить было невозможно.
Будете в поезде, никуда не выходите на станциях. Люди исчезают, не успеешь обернуться. Силы охранений хватает, чтобы отбивать прямые атаки, но чтобы за всеми уследить… сами понимаете. Едой ни с кем не делитесь… с вами никто, поверьте мне на слово, не поделится. В конфликты не вступайте. Почти все население вооружено холодным оружием. Вам мы тоже что-нибудь подыщем неброское.
Виктор и Саня слушали, в изумлении открыв рот. А начальник лагеря, пожевав губами, спросил риторически:
– Ну, что вам еще рассказать, чтобы вы не пропали и добрались до места назначения? Ну, что с бабами не якшаться, это само собой. За юбкой побежишь – поутру найдут с перерезанной глоткой, голого и босого. А могут и не найти. К милиции тоже не особо прижимайтесь. Понабрали столько козлов в охранения… раньше он уркой был, а теперь, когда куча бесхозных паспортов, они в милицию подались. Воруют и грабят, формой прикрываясь. Военные… да, пожалуй, будет возможность – держитесь вээсов. Вооруженные силы сейчас тоже милицейские функции выполняют, но у них поприличнее все выглядит. Они и провиантом поделятся, если сильно вас прижмет и если у них будет.
Что еще? Ну, карточки продуктовые мы вам дадим. Отоваривать сможете на станции. Много фальшивок ходит, потому, если вас задержат, не пугайтесь – проверят, отпустят. Вопросы есть какие-нибудь у вас? Спрашивайте сейчас, я не буду вам лекции устраивать, когда вам что-то узнать захочется.
Виктор и Саня искоса посмотрели друг на друга, и Павленко спросил:
– Как вообще… в стране… Мы же не слышали почти ничего.
Поднявшись, начальник лагеря прошелся и сказал:
– Как в стране? Без мата и не скажешь. Но я не буду ничего говорить, сами все увидите. Да… И вот еще что. Я не знаю, как у вас там все сложится в Александровске, но если надо будет работу искать, идите в охранение. Сейчас всех берут и везде. Нужно бороться с бандитизмом. Карточки свои продуктовые всегда получите. А отоварить где… тоже найдете.
К вечеру оттертые от грязи в маленькой баньке при общежитии товарищи сидели в комнатке, которую им выделили, и говорили с соседом. Тот тоже их поучал, что можно делать, а что нельзя, как и где быть осторожным.
– …Автобусами не катайтесь от города к городу… только поездами или если автобус идет в колонне военной. Грабят везде. Банда из трех-пяти человек может остановить автобус и уничтожить всех в нем. Такое уже бывало. Пешком по дорогам тоже, естественно, не передвигайтесь. Даже у нас в Лодейнопольском районе это опасно. Оружие… вот тут хитро все. Найдут у тебя огнестрельное оружие – расстреляют на месте. Это незаконно, но на такие расстрелы смотрят сквозь пальцы. Найдут нож, то изобьют, но отпустят. А без ножа я лично поссать не выйду. Вам так лучше быть избитыми ментами, чем быть зарезанными шпаной и бандюганами. В общем, думайте сами.
Сейчас забавное время… Ну вы сами все увидите. Удачный поисковик с отрядом может за пару ходок в затопленные районы вернуться сверхбогатым. И в то же время можно просто выйти из дома и быть убитым ни за что. Так что лагерь покажется вам теплицей по сравнению с жизнью там… В якобы не пострадавших районах…
– А за кордоном? – спросил Павленко, отпивая воду из стакана.
– Да хрен их знает. Где как. В США так же, как у нас, и даже хуже. В Европе сносно все, но своих приколов хватает. В Латинской Америке говорили, что власть за властью меняется. Китаю вообще тьфу на все… ну погибло у них около двухсот миллионов, и хрен бы с ними. Очухались, восстанавливают сельское хозяйство. Вот уж не подумал бы, что китайцы первыми очухаются.
– А наши? – спросил Саня. – Ну те, которые откололись…
– Наши? – вскинул брови сосед, удивляясь неосведомленности друзей. – Сибирских вояк танками и авиацией раздолбали. Потом морпехи с Североморска зачищали. Их же вывели под Москву, теперь оттуда по всем направлениям и работают. Там, в общем-то, бунт похерили, но бандитов столько…
Сосед театрально схватился за голову, выказывая ужас перед количеством банд.
– А еще же хохма… К примеру, в городке народ вооружился, чтобы самостоятельно отбиваться от бандитов. Правительство сначала хвалило такие действия. Называли их отрядами самообороны, – сосед улыбался тому, что рассказывал, – а потом, когда такие отряды стали отстреливаться и от правительственных войск, стало понятно, что ситуевина-то запущенная. Приказали всем таким самооборонщикам сложить оружие. А кто в здравом уме расстанется с берданкой, когда вокруг волчары в человеческом обличий ползают? Вот морпехи еще и самооборонщиков зачищают.
– А менты? – удивился Павленко. – У морпехов вроде же всю жизнь только боевые задачи были?
– А ментам не верят больше. После восстания в Ростове. Там, короче, такая заварушка была, что мало никому не показалось. В Ростове столько различных диаспор было… и чеченцы, и абхазы, и грузины, и армяне… в общем, такой винегрет. Ну, там сначала – как везде, только бандитов больше стало. А потом на национальной почве полыхнуло. Резня была жуткая. Менты зачищали не глядя. В общем подавили в крови. А после этого сказали, что им власть московская даром не нужна и Ростовская область независимой становится. Ну их и отутюжили «градами» и авиацией. Менты же только против безоружных могут воевать… Это же не омоновцы мятежи поднимали. Сдались как миленькие. В Ростове уже два месяца военное положение. Комендантский час и все такое. Хотя комендантский час почти везде был. Раньше всю страну накрывали, теперь только по криминогенным участкам вводят.
Переглянувшись, Александр и Виктор, казалось, не верили россказням охранника лагеря.
К полуночи они расстались с ним и завалились спать. Впервые за полгода они наслаждались чистым постельным бельем и мягкостью коек. Странно, но когда первая эйфория прошла, они уже не могли представить, как прожили это время и спали на голых досках, а в самом начале их злоключений – на столах на метеопосту.
Александр не мог уснуть. Все его тело болело после побоев, и даже малейшее шевеление вызывало некоторые неудобства, мешающие уснуть. Он лежал и думал, к какому ужасу привел удар океаном по прибрежным полосам. А теперь он, отошедший на второй план, был уже не нужен, чтобы общество продолжало само себя уничтожать. Словно потоп был только детонатором, который подорвал давно кем-то заложенный социальный заряд. И весь мир теперь, словно порох на открытом пространстве, сгорал, оставляя за собой тлеющий человеческий шлак.
– Это кошмар, – нечаянно произнес он вслух.
Оказалось, что Павленко тоже не может уснуть в непривычной после барака тишине. Там их сон наполняли сопение и храп сотен носоглоток, а тут в полной тишине… звенящей, даже чуть страшной тишине, им не хватало хоть какого-то звука.
– Угу, – промычал Павленко. – Как бы мы еще лагерь добрым словом не вспомнили потом.
– Ну уж нет… – сказал Саня, который за несколько последних дней окончательно пришел в себя от положительных мыслей о лагере. – Единственное, что я буду вспоминать тут, точнее, кого… это Маринку.
– Да ладно. Она завтра себе другого найдет. Или ты думаешь, ты один молодой смазливый парень на лагерь? И будут они по воскресеньям в комнатушках… – Павленко издал причмокивающий звук.
Вздохнув, Саня ничего не ответил, и Виктор, подумав, что переборщил, сказал:
– Да забей… Бог даст – свидитесь…
Еще один тяжелый вздох. Они еще долго лежали без сна, но уже молча. Саня не хотел говорить, думая, что по-своему Виктор прав. А Павленко думал, что такому, как Саня, будет тяжело выжить в Новом Мире. С его новыми-старыми порядками.
Неведом страх твоим очам, но не понятен смысл бравады…