Все это усугубляется тем, что травмирующее воздействие сопровождается чувством бессилия. Ощущение, что мы не можем помочь тем, кто сейчас сильно пострадал, отнимает у нас контроль над своей жизнью. Отчаяние, несправедливость, неопределенность – все это вгоняет нас в переживание сильнейшего стресса, что, в свою очередь, так же травмирует психику, как непосредственно насилие над личностью. Внутреннее представление события намного ярче, страшнее, чем процесс проживания самого события. Травмирующая ситуация имеет начало и конец, а навязчивая фантазия может продолжаться бесконечно, повторяясь раз за разом, а воображение дорисовывает все новые и новые ужасные подробности. Все это оказывает большое давление на психику человека.
Видя, как подвергаются насилию или травме другие, мы неосознанно пытаемся взять на себя роль спасателя, жертвуя своими интересами, комфортом и на самом деле только больше загоняем себя и окружающих в осознание собственного бессилия в сложившихся обстоятельствах.
Вторичной травматизации подвержены люди, соприкасающиеся с событием опосредованно, через призму чужого опыта[13].
Условно их можно разделить на три группы:
1. Родственники, друзья, близкое окружение человека, непосредственно пострадавшего, которые наблюдают за проявлениями симптомов и порой становятся жертвами агрессии и других последствий травмы. Родственникам приходится соизмерять свое поведение с возможными реакциями пострадавшего и подвергаться ежедневному травмированию.
2. Зрители и читатели СМИ, подверженные так называемой медиатравме. Медиатравма – это травмирование психики вследствие наблюдения за событием по другую сторону экрана. Человек может настолько запугать сам себя, что становится подвержен фобиям и другим патологиям восприятия действительности;
3. Представители помогающих профессий, которые в силу своей компетенции оказывают пострадавшим непосредственную помощь. Сталкиваясь каждый день с теми или иными травмирующими событиями и видя перед собой их жертв, специалист также подвергается травмированию и накапливает свои переживания до состояния эмоционального истощения. Поэтому в мировой практике существует определенный норматив занятости таких специалистов, чтобы их продуктивность не страдала от перенапряжения и профессионального выгорания. Волонтерская деятельность тоже подвержена таким негативным воздействиям. В этом случае можем говорить о травмированном психологе, социальном работнике, враче, волонтере.
Основными симптомами травмы наблюдателя принято считать:
• нарушения в цепочке «сон – питание – движение – настроение»;
• неконтролируемые эмоциональные реакции на новости о травмирующих событиях (об уровне смертности во время ковида, подробности специальной военной операции, новые санкции по отношению к РФ и т. д.);
• неконтролируемые и назойливые повторяющиеся тревожные мысли или сны о событии;
• избегание ситуаций, в которых можно испытывать удовольствие, запрет на положительные эмоции;
• раздражительность или вспышки гнева, отстраненность от людей;
• чувство дереализации, как будто все, что происходит – это не на самом деле;
• чувство деперсонализации («это все происходит не со мной»);
• чувство подавленности или возбужденности;
• навязчивые действия: думскроллинг, разговоры о травмирующем событии, постоянное прокручивание вариантов развития событий.
Также наблюдаются специфические искажения мышления, которые могут сильно мешать процессу излечения от травмы наблюдателя.
Израильские психологи Гиля Петрова и Моти Петельня выделили следующие виды искажения мышления и суждений:
• крайности (свой – чужой);
• обобщения («все такие…»);
• негативное мышление («ничего хорошего не будет…»);
• отрицание положительного (обесценивание);
• поспешные выводы («виновата эта сторона»);
• драматизация (усиление яркости переживаний);
• эмоциональное мышление («как чувствую, так и мыслю…»);
• требования («должно быть так!..»);
• ярлыки («они такие…»);
• персонализация («все из-за меня…»);
• сравнение («вот у них…»);
• сожаление («жаль, что…», «хотелось бы…»).
Такие искажения свойственны как людям, подвергшимся первичной травме, так и пострадавшим в результате вторичной травматизации.
Травма наблюдателя проявляется у всех по-разному. Кто-то испытывает крайние проявления негодования: ярость, фрустрацию, постоянное раздражение. Кто-то скорбит об утраченном другими людьми благополучии, и это лишает его возможности двигаться дальше. Кто-то испытывает «вину свидетеля», страдая, что избавлен от страданий, которые пришлось пережить людям, подвергшимся насилию или ставших участниками катастрофы. Это чувство буквально лишает нас способности наслаждаться простыми радостями и удовольствиями в собственной жизни. Мы можем начать сурово осуждать себя за недостаточное внимание к происходящему, за отсутствие попыток минимизировать воздействие травмирующих факторов на пострадавших. Взятие на себя всей ответственности за произошедшее ведет лишь к тому, что мы уходим от реальности и перестаем влиять на нее.
Важно помнить: от того, что я перестану есть или буду отказываться от отдыха, дети в Африке не перестанут голодать, а войны не прекратятся. Но сместив акценты, сэкономив личные ресурсы, я смогу более реалистично взглянуть на обстоятельства. Например, найти фонд помощи голодающим детям и раз в месяц перечислять туда сумму, которую выделю из своего бюджета. Могу собирать гуманитарную помощь в виде сухпайков и долгохрана, которые отправляют через определенные организации нуждающимся. Если у меня есть силы и возможность, могу отправиться волонтером в Африку или работать с беженцами
Когда в мире случаются серьезные кризисы: пандемии, войны, природные и техногенные катастрофы – мы зачастую не можем игнорировать это. Мы не можем закрыться в информационном вакууме и оградить себя от всего.
От психологической травмы, если мы непосредственно становимся жертвами любого рода насилия, есть защитные механизмы (вытеснение, отрицание, рационализация, интеллектуализация, уход от реальности и т. д.). Что касается травмы наблюдателя, то из-за развития технологий и расширения информационного поля нам очень сложно отгораживаться. Невозможно отрицать происходящее и все время убегать от реальности. Она раз за разом напоминает нам о том, свидетелем чего мы стали. Наша психика еще не успела придумать способы защиты от этого. И вместо того чтобы огородить себя хотя бы на какое-то время от источника травмы, мы, наоборот, все больше и больше погружаемся в него, навязчиво просматривая новостные ленты. Это поведение получило название «думскроллинг».
От думскроллинга повсеместно стало страдать большое количество людей еще в период начала пандемии в 2019–2020 годах. Люди находились в неведении из-за того, что не было понимания, насколько на самом деле опасен коронавирус. Информации было много, но большая часть была непроверенной. Люди продолжали постоянно выискивать плохие новости и держали себя в постоянном напряжении на грани паники.
Я предполагаю, что думскроллинг стал неким подобием защитного механизма в виде гиперконтроля. Точнее его иллюзии, ведь от того, что человек бесконечно поглощает любую, в том числе и непроверенную или противоречивую информацию, он не становится более осведомленным. Но когда мы держимся за эту иллюзию, нам кажется, что мы можем лучше справиться со страшной кризисной ситуацией.
Случай из практики: Катя, 30 летКатя обратилась ко мне с проблемой, вызванной навязчивым просматриванием ленты новостей. Каждый день она просматривает все возможные соцсети и как только видит сообщение о взрывах в том городе, где находятся ее родственники, она впадает в отчаяние и истерику. Это мешает ей вести полноценную жизнь и начинает сказываться на работе и здоровье.
Когда она обратилась ко мне, это состояние длилось непрерывно в течение четырех дней подряд. Она лишь ненадолго успокаивалась, когда получала сообщения от родных, что с ними все в порядке. В процессе работы нам удалось снизить частоту просмотра новостной ленты до одного-двух раз в день. Что помогло Кате сосредоточиться и на своем самочувствии, и на состоянии здоровья. В первую очередь мы постарались определить, что на самом деле дает этот думскроллинг. Катя пыталась контролировать ситуацию, но вместо этого чуть не довела себя до нервного срыва.
В процессе работы мы нашли аргументы в пользу того, что в этой ситуации просмотр ленты ни на что не влияет. Да, ей нужно быть в курсе, но достаточно читать общую сводку новостей за день. Но в Катином случае лучше поддерживать регулярный контакт с родными: писать им в течение дня, общаться даже на нейтральные темы. Так она точно будет знать, что с ними на самом деле все в порядке, не будет каждую новость об обстреле или взрывах проживать как горе утраты, и ее энергия будет направлена в более конструктивное русло.
Это один из многочисленных примеров работы над подобными страхами. Мне удалось выработать рабочие рекомендации по преодолению этого состояния.
Рекомендации по преодолению у себя навязчивого желания просматривать новостную ленту:
1. Осознанно регулируйте время нахождения в соцсетях (выделяйте время на чтение новостей, например, зайти днем на проверенный новостной канал и 15 минут полистать последние новости).
2. Помните, что важно фильтровать информацию, которая поступает к вам, поэтому постарайтесь выбрать один-два ресурса, которым вы можете доверять как достоверным источникам информации. Желательно убрать из поля зрения источники, где регулярно звучат эмоционально окрашенные оценочные суждения (например, когда очевидно отношение корреспондента к происходящему, когда информация проходит фильтр чужого оценочного мнения: «из-за вопиющей халатности господина N, произошла ужасная трагедия, повлекшая за собой потери того-то и того-то»). Оставить только ресурсы, где излагаются факты и безоценочные суждения («такого-то числа в таком-то городе произошло такое-то происшествие, пострадало вот столько-то человек»).