– А что у нас, ребята, в рюкзачках? – подошел к оставшимся Мотылю и Чеху здешний старший – Гризли.
Гризли был битый опытный сталкер. На Заставе остался после очередного ранения, да так и увяз – стал учить уму-разуму новичков, завел малоприбыльные дела с военными, Абрамычу в деликатных вопросах помогал. В общем, не тянуло его отчего-то к центру Зоны. Хотя в сталкерской среде он остался весьма уважаем. Может, прошлое неожиданно проснулось – до Зоны Гризли учительствовал в какой-то очень средней школе. Может, наигрался в сталкера досыта. А уйти не мог – Зона своих просто так не отпускает. Вон, сколько их возвращалось на Большую Землю – да редко кто там оставался. Все здесь, который на земле, который под…
– В рюкзачках у нас, – смущенно ответил Гризли Мотыль, – не поверишь! Не неведома зверушка, а реальный пацан несталкерских лет.
– А я уж подумал, что вы в куклы играть начали от безделья и непрухи, – хмыкнул старший. – Ты смотри, дышит! И где вы его откопали?
– В Вольной Земле нашли. Плакал под деревом.
Уловив необычность происходящего, к ним стали подтягиваться другие сталкеры.
– Не гном?
– Ты что? Нормальный ребенок. Мальчик.
– Нормальный ребенок в Зоне – это само по себе уже не нормально. Ладно, доставай дитя – он у Чеха в сидоре почти задохнулся.
– Да нет, – спохватился Мотыль, – мы его таким уже нашли. Оголодал малец. Пока шли, все боялся, что кони дви… помрет, в общем.
Гризли внимательно осмотрел ребенка, шепнул кому-то пару слов, и через минуту, торопливо вытирая жирные от мяса губы, рядом возник местный костоправ и целитель – тоже сталкер, естественно – Сашка Зараза.
На кличку Сашка не обижался, наоборот, при оказании помощи шутил – зараза к Заразе не пристает! И лечил, как мог. Иногда и впрямь спасал. Иногда… Другие врачи были недалеко – в военном госпитале за Заставой, да только туда сталкеру вход закрыт. Ну, не бывает у обычного сталкера столько денег, чтобы лечиться на белых простынях…
Зараза мгновенно вник в ситуацию, решительно выпростал ребенка из свитера и потащил в ближайший подвал, объяснив на ходу:
– Лучше на грязном матрасе, чем в чистой пыли.
Чех ушел за ним – все равно делать нечего, да и ответственность некоторую ощущал, а Мотыль остался и в сжато рассказал историю находки. Все сильно удивились.
– Пигмея свитер-то, – неожиданно сказал кто-то из сталкеров.
– По запаху, что ли, определил? – хмыкнул Гризли.
– Зачем по запаху…. Вон, на подоле метка хлоркой сделана. Так и написано – Вл. Сечин. То есть, Пигмей. Вова. Я его еще на Большой Земле знал. И здесь за хабаром не раз ходили вместе.
– И где он сейчас?
– Бандерлог его знает, – пожал плечами сталкер. – Он с полгода как в одного начал путешествовать. А потом вообще ушел в Деснянск и исчез. Военсталы как-то видели его в районе Березняков, но толком ничего не объяснили – вроде он какой-то путь мимо аварийных энергоблоков на север нашел….
– Н-да, – сказал Мотыль, – как же он сейчас без свитера…. Или новый купил?
Все помолчали. Самый естественный и самый плохой вариант обсуждать на ночь глядя никому не хотелось.
Из подвала выскочил Зараза, подбежал к сталкерам, попросил:
– Ребята, кому не жалко, дайте пару сотен. Пацану срочно капельницу поставить нужно, а я все деньги еще вчера про… кончились, в общем.
– А где ты капельницу найдешь? У вояк, что ли?
– К Абрамычу сгоняю. У этого кабана в заначке, небось, даже ядерные бомбы есть.
Он выхватил из протянутых кулаков несколько бумажек и крикнул, убегая в темноту:
– Водку, сволочи, всю не выпейте! Мне для дезинфекции стакан оставьте.
– Охренеешь со стакана, – пробурчал Мотыль, внезапно ощутив навалившуюся усталость. – Мясцом угостите, что ли.
– Это можно, – Гризли кивнул молодому сталкеру, тот бросился к костру.
Зараза вернулся через пять минут, крикнул торжествующе:
– Я же говорил! – и нырнул в подвал. Следом подошли Холера и Бизон.
– Якись, оглашенный ликар у нас, – сказал Холера, – влез без очереди, Абрамыча с кресла сорвал…
– Систему какую-то просил, – поддержал его Бизон, – торгаш аж крякнул. Ну, говорит, сколько лет в закромах пылилась, я уже думал – зря деньги плачены.
– Пойду, гляну, – не выдержал Мотыль и зашагал к подвалу. Холера увязался следом.
В подвале при неверном свете коптилки прямо на полу валялся матрас. На матрасе лежал ребенок. Чех стоял рядом на коленях и изображал штатив для капельницы. На его лице было написано крупными буквами: вот это я вляпался.
Зараза ползал на четвереньках, то и дело поправляя трубки.
– О! папаши! – радостно встретил он сталкеров. – Как сыночка назовем?
– Ну, как он? – спросил Мотыль.
– Все вовремя. Истощение, конечно, сильное, но не критическое. Сам себя еще переваривать не начал. Вот, зафигачил ему капельницу – глюкоза внутривенно. А колбасу ему еще долго будет нельзя, – бодро доложил доктор.
– Это почему?
– Потому что. Кишки слипнутся. Как очнется – бульончик куриный – не из кубиков! – кашки разные по ложечке в день. Пока заново есть не научится.
– Грамотный, – хмыкнул Холера.
– А то! – согласился с ним доктор. – Вам со мной вообще повезло, а мальцу так прямо счастье – я ж по образованию педиатр.
– Педи… кто?! – сощурился Холера.
– Педиатр. Детский врач.
– Блин, спасибо, что предупредил, – крякнул Холера, – чтоб ко мне и близко теперь не подходил!
– Да ты что?! – удивился Зараза. – Это ж профессия, а не ориентация! У нас, у врачей, такие названия бывают, что некоторые малограмотные старушки от неожиданности в обморок падают. Вот, к примеру, – логопед. Нравится?
Холера пробурчал что-то непонятное.
– Или вообще – гомеопаты, – продолжал Зараза, – уважаемые люди, между прочим. И хирурги пишутся через «и», а не как ты всегда думал.
– Ну, пристала зараза к холере, – засмеялся Мотыль и направился к выходу. Красный от смущения Холера бросился следом, а в спину ему продолжал безжалостно выговаривать доктор:
– Да ты, серость радиопассивная, даже не знаешь, что все птицы на земле – вообще педекласты!
– Как?! – Мотыль замер в дверях, пораженный новой информацией.
– Латынь, братцы – она и в Зоне латынь. Все, у кого ноги в коленях сгибаются в обратную сторону, – это педекласты.
– А у кого в нормальную сторону сгибаются?
– Забыл, – огорченно вздохнул Зараза. – Водка – она на память не самым лучшим образом влияет.
– Ребята, может, меня кто-нибудь подменит? – жалобно сказал Чех. – Гомеопаты хреновы…
– Сейчас Гризли скажу, пусть из молодняка пару медбратьев организует, – пообещал Мотыль и вылез из подвала в ночь.
Они еще долго сидели у костра, пили водку Холеры, закусывали колбасой Бизона и лениво перебрасывались ничего не значащими словами, думая об одном и том же…
– Как он птиц обозвал? – собираясь уходить, неожиданно спросил Холера.
– Эти… как их… педекласты, кажется.
– Тьфу! – сплюнул Холера. – Эти латинцы – сами извращенцы были, похлеще наших геев. Потому и вымерли, видать…
Утро выдалось на загляденье. Солнце грело, а не жгло, ветерок едва шелестел сочной листвой. Какая, к черту, Зона, – пионерский лагерь в Подмосковье. Даже комаров не было.
Сталкеры один за другим выползали из своих схронов на свежий воздух, очумело вертели головами и в нецензурно-доступной форме объясняли себе и окружающим, что жить-то, оказывается, хорошо!
Холера вразвалочку добрел до обугленной туши кабана, вырезал кусок мяса попрожаренней и подсел на лавочку к Мотылю, уже евшему жаркое.
– Знаешь, а я вспомнил этого Пигмея, – неожиданно сказал он.
– Какого Пигмея?
– Ну, в чьем свитере мальчонка был. Я с ним в прошлом году на Элеваторе две недели от вояк отбивался. Чего пристали? – он удивленно пожал плечами. – Потом вместе – кто остался – ушли на Цементный завод. Через месяц столкнулись лбами у моста в Деснянск, два дня у Лесничего чаю с целебными травками покурили и разошлись, как в море корабли.
– Я тоже его знаю, – сказал подошедший Бизон. – Он всегда какой-то нелюдимый был, слова не вытянешь, а в последнее время вообще в одиночки подался.
Все помолчали. Одиночка – это круто даже по сталкерским меркам. В группе легче – и спину прикроют, и раненого дотащат, и припасами поделятся. А одиночка только на себя рассчитывает. И на капризную Удачу. Потому и живут они недолго.
Покончив с завтраком, сталкеры как по команде вытащили сигареты, закурили.
– А может, и путаю, – после глубокой затяжки сказал Холера, – может, то совсем не Пигмей был. За столько лет сталкерня вся перемешалась в голове. Иногда подойдешь к зеркалу и смотришь, смотришь – а это кто такой…
Бизон лениво хохотнул. Разговор завял. – Интересно, – после долгой паузы сказал Бизон, – как там наш мальчик?
– А вот доктор покажется – спросим, – ответил Мотыль. – Педиатр, мля…
Неожиданно из подвала, в котором вчера под капельницей лежал в беспамятстве ребенок, раздался шум, крики. На поверхность резво выскочил мальчик, снова одетый в засаленный свитер – рукава закатаны, подол наподобие макси-юбки тянется по земле, цепляясь за препятствия и путаясь в ногах. Вылитый гном. Следом мчался Зараза с капельницей в руке.
Ребенок на мгновение остановился и крикнул тоненьким детским голоском доктору такое, отчего тот остановился, махнул рукой, плюнул в сердцах и сел на подвернувшийся ящик с видом крайнего потрясения.
Эхо сделало чеканную фразу мальца крылатой.
Ребенок огляделся, деловитым движением подтянул полы свитера и решительно направился к лавочке, на которой сидели сталкеры.
– Ох, и зараза же этот Зараза! – сказал мальчик и толкнул в бок Холеру. – Двигайся, не на рельсе сидишь.
Сталкер, словно завороженный, повиновался. Ребенок, кряхтя и сопя, кое-как залез на высокую для него лавку, отдышался и снова ткнул его в бок:
– Здорово, Холера. Угости, что ли, сигаретой старого кореша.