– Только не стреляйте, родненькие! – услышал я крик, и с удивлением понял, что голос женский, – Свои мы, русские. Не стреляйте!
Дверь, наконец, поддалась усилиям и распахнулась. Из здания дипмиссии высыпала целая ватага, в том числе как минимум три женщины. Я с тревогой принялся пересчитывать людей, прикидывая, скольких из них могут вместить два «ГАЗ-69». Майор Шемякин, судя по озабоченному выражению на лице, подумал о том же, о чем и я. На инструктаже нам сказали, что будут лишь двое военных советников, плюс, возможно, двое охранников дипмиссии. Никакие женщины планом не учитывались. Также, сюрпризом для нас стал толстый, обильно потеющий пожилой мужчина, оказавшийся ученым-физиком, Анатолием Лебедевым. Он, видите ли, так увлекся изучением свойств и особенностей местного урана, что пропустил мимо ушей и шум народного восстания, и объявление об эвакуации. Еще один внеплановый пассажир оказался высоким худощавым типом, одетым в непривычную для нас в то время джинсу. На лацкане потрепанной куртки был приколот нелепый круглый значок в виде смеющейся рожицы. Его длинные темные волосы падали на бледный лоб и глаза, словно у заграничного рок-музыканта, а губы кривились в усмешке.
Женщины были в возрасте и не особо привлекательные. Оно и понятно: молодые красавицы с соответствующим образованием работали в посольствах и представительствах в США и Европе, а не в такой дикой дыре с ужасным климатом. Одна была в строгом деловом костюме с испачканными и порванными на коленях брюками, словно ей пришлось ползти на четвереньках, и с пятнами пота подмышками и на спине. Она оказалась стенографисткой дипмиссии. Вторая – пресс-секретарь советского торгового представительства, огненно-рыжая, но без свойственной многим рыжим женщинам притягательности. Имела глупость пару дней назад взять выходной и уехать аж за двадцать километров от столицы, купаться на побережье. Естественно, опоздала на эвакуацию. Третья – врач, работавшая консультантом в местном госпитале. Круглолицая, румяная, больше похожая на повариху. Вполне вероятно, две из трех – внештатные сотрудницы КГБ. И каким чудом им удалось целыми и невредимыми добраться до дипмиссии через улицы, кишащие разъяренными или обдолбанными наркотой туземцами? «А скольким таким же опоздавшим не удалось?» – задал я себе вопрос.
Оставшиеся четверо мужчин были, собственно, теми, ради кого и затевалась наша спасательная операция. Они держались чуть в стороне от женщин и гражданских, словно подчеркивая свой особый статус.
– Полковник Еремеев, – представился, подойдя к нашему командиру, один из военных советников, сухопарый седой мужчина, с неприятным колющим взглядом серо-голубых глаз, – Это, – кивнул он в сторону своего коллеги, – майор Болотников. А те двое – сотрудники охраны дипмиссии, из Безопасности. Спасибо, что вернулись за нами. Тут такая заваруха началась, что сами мы, наверное…
– А это еще кто?! – грубо прервал полковника обычно тактичный и невозмутимый Шемякин, указывая на длинноволосого стилягу со значком. Тот, поняв, что говорят о нем, пятерней отбросил волнистые волосы от лица и смерил нас насмешливым взглядом.
– Переводчик из американского консульства, – охотно ответил второй военный советник, высокий симпатичный блондин, по виду моложе Шемякина, но старше меня, – Столкнулись с ним по дороге, упросил взять его с собой. По его словам, опоздал на эвакуацию и боится расправы местных. По-русски не говорит, на английском объяснялись.
– Нам что – и дальше тащить его с собой? И куда я его посажу? – Шемякин обвел рукой весь имеющийся в нашем распоряжении транспорт.
Молодой советник пожал плечами. Пожилой же, с неприятными глазами, хмуро заметил:
– Даже рядовой сотрудник американского консульства представляет для нас определенный интерес. Ну, вы понимаете же…
– Не понимаю, – буркнул Шемякин, – У нас сейчас один интерес – живыми добраться до аэродрома и улететь отсюда к такой-то матери.
Майор велел мне подозвать остальных.
– Прилепко, Демьянов, проверьте переулки по обе стороны и позади дипмиссии. Нам нужен транспорт, любой, какой только попадется. Хоть лошадь с телегой.
Тут майор, конечно, загнул. Натуральными лошадиными силами местные практически не пользовались, даже вдали от столицы. А вот старенькие обшарпанные легковушки и пикапы имелись в изобилии. Можно было надеяться, что хоть одна из брошенных машин окажется невредима и на ходу.
Не прошло и пяти минут, на протяжении которых мы с майором Шемякиным были вынуждены выслушивать жалобы и причитания обступивших нас женщин, как послышался треск и завывание двигателя, и из переулка выкатился белый микроавтобус неизвестной фирмы и национальной принадлежности, с крошечными, по сравнению с кузовом, колесиками и брезентовым тентом вместо крыши. Вряд ли он мог развить ту же скорость, что наши «газики», но зато без проблем вмещал всех непредвиденных пассажиров.
Местные при виде автобуса начали проявлять беспокойство. Не то чтобы их возмутил факт самовольного захвата чужого транспортного средства; тут, по слухам и по виду, каждый автомобиль менял хозяев по несколько раз в год. Но туземцам, видимо, не понравилось, как быстро и умело мы решили проблему с транспортом и организовали эвакуацию. Они явно послали за подмогой и надеялись, что до ее появления мы застрянем возле дипмиссии. Толпа понемногу придвигалась ближе, до нас доносились угрожающие выкрики.
– Живо, живо, все по местам! – распорядился Шемякин, – Уезжаем!
Серега Демьянов остался за рулем автобуса. На жестких сидениях в салоне разместились три женщины, профессор Лебедев, безымянный американец и еще один боец с автоматом из нашего отряда. Как же его звали? Черт, все-таки память стала подводить. Татарин он был, Марат… нет, Тимур. Никакого багажа. Желание одной из женщин вернуться в здание дипмиссии за какими-то личными вещами цинично проигнорировали. Военных советников и кэгэбэшников из дипмиссии рассадили по «газикам».
Возвращаться той же дорогой, вероятно, было ошибкой, но единственный выбор – петлять по малознакомым улицам в поисках другой дороги к аэродрому, майор решительно отверг.
Наши машины, вынужденные двигаться со скоростью старого микроавтобуса, то есть чуть быстрее бегущего человека, уже приблизились к окраине города, когда стало понятно, что так легко нам не отделаться. Дорогу перегораживали наспех наваленные камни и мешки с песком, которых не было час назад. Чуть дальше, поперек проезжей части стояли два пикапа, полные вооруженных людей. По обеим обочинам толпились туземцы; то ли бунтовщики, то ли просто любопытные.
Демьянову или кому-то из пассажиров микроавтобуса хватило ума приказать женщинам лечь на пол, прежде чем мы приблизились к импровизированному блокпосту. Командирский «ГАЗ» остановился метрах в пятидесяти от преграды. Шемякин, жестом показав нам, мол, сидите спокойно и не провоцируйте, вышел из машины и направился к группе боевиков. Тех было не меньше десятка человек, все с автоматами нашего или американского производства. А майор один и без оружия, не считая пистолета в кобуре на поясе.
В боевиков, судя по вооружению и остаткам обмундирования, дополненным ярко-красными повязками на головах и рукавах, переквалифицировались бывшие солдаты армии Вальверде. На том и строился хрупкий расчет Шемякина – попробовать договориться, как военный с военными. Теплилась надежда, что у них еще сохранились некие понятия о дисциплине и чести. М-да, тогда мы еще не до конца понимали, с кем имеем дело и насколько эти люди опьянены вкусом восстания, ненавистью и чувством безнаказанности.
Майор обратился к преграждающим путь боевикам по-английски, хотя в этом и был некоторый риск. Как-никак, американцы насолили местным побольше нашего. Но вряд ли кто из бывших солдат армии Вальверде хорошо владел русским языком, а уж на пиджин-инглиш балакали многие. Да и различали они белых не лучше, чем мы различаем жителей разных африканских стран. Я не расслышал всех слов майора и его собеседника, но о содержании разговора вполне можно было догадаться.
– Послушайте, товарищи, – спокойным тоном начал Шемякин, игнорируя направленные на него стволы автоматов, – Могу я поговорить с вашим командиром? Мы вам не враги…
– Все белые наши враги! – гаркнул в ответ один из боевиков, выходя из-за пикапа и потрясая «калашниковым», – Вы пришли в нашу страну, лишь чтобы грабить ее, а из нас сделать рабов! А теперь, вы говорите, что не враги?!
На самом деле он сказал по-английски что-то вроде «весь белый враг для мы» и так далее, но я передаю речь туземцев в сравнительно литературном переводе, чтобы не ломать язык. Впрочем, я и сам говорил на английском немногим лучше.
– Я вполне понимаю и разделяю ваше негодование. Но я и мои люди, – майор махнул рукой в сторону наших машин, – просто солдаты, такие же, как вы. Мы выполняем приказы, но не хотим воевать с вами.
– Тогда, зачем вы приезжали в город? – спросил туземец уже не столь резко и опустив ствол автомата, – Что вам надо? Почему не сбежали сразу, как остальные?
Шемякин, должно быть, решил, что на верном пути, и решил сыграть на честолюбии и гордости главаря боевиков. То, что тот поддерживал разговор и держал в узде своих головорезов, казалось хорошим знаком.
– Мы всего лишь забрали несколько человек, которые не успели сбежать. Все, чего все мы теперь хотим – покинуть вашу страну, – изобразив на лице кроткую улыбку, сказал майор, – Я так понимаю, и вы этого хотите – чтобы все белые убрались прочь. Так пропустите нас к аэродрому, и больше вы нас не увидите. Мы улетим и не вернемся.
– Лжешь, военный, – ухмыльнулся боевик, но без особой злости, скорее с презрением, – Вы слишком жадные и потому всегда возвращаетесь. С пушками и бомбами, с напалмом и ракетами. Что ж, если вернетесь – вас будет ждать горячий прием. Мы покажем вам, как умеет воевать народ Вальверде!
Майор Шемякин не перебивая выслушал хвастливую тираду главаря боевиков.
– Но сейчас, – продолжал тот, успев, по-видимому, разглядеть и подсчитать количество вооруженных людей в трех машинах и прикинув, во что выльется боестолкновение с нами, – ты прав. Нет нужды стрелять в тех, кто бежит. Убирайтесь! И передайте своим, что если они пришлют больше солдат – будет просто больше могил. Вальверде – наша земля!