«Мы — там и здесь» [Разговоры с российскими эмигрантами в Америке] — страница 45 из 53

Очевидно, "заботой о благе родины" руководствовался и посетивший Америку министр здравоохранения СССР Борис Петровский. "Я сопровождал его в поездках, переводил его выступления, — рассказывает Дмитрий. — Многое из того, что он рассказывал американским слушателям, для меня было сомнительным. Но однажды он попросту соврал. Это было в резервации индейцев племени Наваху. Министра спросили, играют ли женщины сколько-нибудь заметную роль в советской медицине. Петровский стал подробно объяснять, что женщин-врачей на его родине значительно больше, чем мужчин. И это происходит потому, что в Советском союзе женщина имеет особенно широкие возможности избирать себе профессию по вкусу. "А на руководящих медицинских постах сохраняется такая же пропорция?" — спросил другой слушатель. "О, да, конечно!", — воскликнул министр." Заречняк уже неплохо к этому времени знал детали советской жизни и понял, что министр врет. Переводить враньё — занятие не самое приятное, но у переводчика другого выхода нет…

Советский страшок явственно вылез и в разговорах американского переводчика с известными советскими поэтами Наровчатовым и Лукониным. Эти двое в обществе переводчицы Фриды Лурье прибыли в Соединённые штаты в начале 70-х в порядке "культурного обмена”. Дмитрий целый месяц возил их по стране, переводил во время встреч с американцами. За это время переводчик и русские стихотворцы сблизились и даже подружились. Поэты любили выпить. Особенно Наровчатов. Когда вернулись в Вашингтон, Наровчатов на прощанье хватил лишнего и в присутствии остальных соотечественников пустился в откровенность: "Слушай, Дима, мы тебя полюбили, мы тебе доверяем…. Я тебе признаюсь: когда мы выезжали из Москвы, нам в ЦК сказали……". Договорить фразу до конца Наровчатов не успел, Луконин и Лурье с расширившимися от ужаса глазами кинулись к нему и только что не заткнули ему рот. "Я сделал вид, что ничего в этой сцене не понял, — смеется Заречняк, — но эти "интеллектуалы", судя по всему, уехали домой изрядно напуганными. Ещё бы, чуть не проболтались…".

В разные годы Дмитрий переводил для Никсона, Картера, Рейгана, Буша, Клинтона. Президенты, по его словам, по отношению к нему проявляли себя, как правило, людьми корректными. Одни запоминали имя переводчика, другие нет, но это его мало беспокоило. Интереснее было наблюдать их, так сказать, личностный облик. Рейган был человеком чётких взглядов. Коммунизм, права человека, вера в Бога были для него не пустыми понятиями. То, во что он верил — он верил, что не любил — то не любил. Он не позволял себе отказываться от своих принципов ради сиюминутных политических выгод. Но в советско-американских отношениях гораздо лучше Рейгана разбирался Буш. По-разному относились Президенты и к текстам своих выступлений, которые им готовили специалисты. Рейган читал речи по заранее составленным текстам, ничего в них не меняя. Клинтон, наоборот, имеет обыкновение менять текст своих выступлений. Он продолжает заниматься поправками до последней минуты. Для переводчика такая манера создаёт повышенное напряжённость. Если текст заготовлен заранее, переводчик имеет время и возможность его отшлифовать, сделать в переводе более гладким и даже более красивым. За минуту до выступления такую работу уже не сделаешь.

Мой собеседник не скрывает: быть переводчиком на таких "высотах" — дело непростое. Переводчик Президента постоянно испытывает на своей работе напряжение и даже волнение. Да и как не волноваться, если очередная встреча Президента с высокими гостями происходит на лужайке Белого дома под надзором множества телевизионных камер, и твой перевод слышат миллионы людей во всём мире? Элемент напряжённости возникает и от мысли, что ты призван способствовать беседе политически чрезвычайно важной. Такой, например, была встреча Рейгана с Горбачевым в Женеве, первая встреча руководителей двух великих держав после почти двадцатилетнего перерыва. "Вечером перед этой встречей, ложась спать, я горячо молил Господа, чтобы он простил меня, если завтра я допущу какую-нибудь ошибку, — вспоминает Дмитрий. — Слава Богу, никаких ошибок в тот день не случилось".

Но, хоть и не часто, такие непредвиденные неприятности в работе высококвалифицированного переводчика происходят. Так случилось, когда с группой американских сенаторов Заречняк отправился в Ленинград на открытие памятника жертвам блокады. Глава американской делегации в своей речи использовал слово GRAVE, что означает общая могила. Дмитрий же по созвучию перевёл это английское слово как ГРОБ. "Какой гроб?! — возмущёно заорал ленинградский партийный вождь товарищ Романов. — Там никаких гробов нет!" Он был прав. Пришлось извиняться.

От точности перевода речи высокопоставленных персон зависит многое, даже взаимоотношения держав между собой. Готовясь к переводу первой примирительной речи Рейгана и Горбачева, Дмитрий обратил внимание на то, что американский Президент в фразе о взаимоотношениях США и СССР использовал слово ADVERSARY, означающее ВРАГ, СОПЕРНИК, ПРОТИВНИК. Звучало это слово в контексте речи слишком резко, с вызовом. Но в то же время термином этим можно воспользоваться, говоря о двух шахматистах, ведущих борьбу на шахматной доске. В последний момент, размышляя над текстом, который ему вот-вот предстояло перевести, Дмитрий нашёл подходящий аналог слову ADVERSARY. Он перевёл его как КОНКУРЕНТЫ. Такой перевод сохранял подлинность текста и в то же время смягчал его. Позднее Заречняк прочитал в газете статью американского корреспондента, который в Москве слушал выступление Рейгана по телевиденью. Рядом с ним находился советский гражданин, знающий английский. Корреспондент был не на шутку встревожен, услышав из уст Рейгана слово ADVERSARY. Но в следующую секунду переводчик, передавший этот термин, как "конкурент”, успокоил его.

Да, переводчику постоянно приходится крутить мозгами, чтобы случаем не внести недоразумение или непонимание в разговоры высокопоставленных лиц. Проблемы возникают подчас почти неразрешимые. Как известно, в английском языке нет принятого в русском разделения на ВЫ и ТЫ. Оба слова сливаются у американцев в достаточно деликатное YOU. Но вот, переводя идущую по телефону беседу Клинтона и Ельцина, Дмитрий заметил, что Президент США называет своего собеседника просто "Борис", как бы приглашая перейти на "ты". Как переводить? Поддержать эту доброжелательную тенденцию американца или сохранить полагающуюся в таких случаях деликатность и нейтральность? Владеющий русским языком советник Президента Таубет посоветовал переводчику впредь подчёркивать близость двух президентов и переводить так, будто оба говорят друг другу "ты”.

Трудности, возникающие перед переводчиком "в верхах", непредсказуемы. В 1985 году группа, состоявшая из восьми американских сенаторов, прибыла в Москву для встречи с Горбачевым. Сенаторы поочерёдно выступали перед московским вождём. Дмитрий записывал их речи (у него своя система записей, в которой основные мысли говорящего излагаются краткими и чёткими символами), потом начал переводить. "Гляжу на Горбачева, он на меня. И вдруг перебивает: "Вы откуда родом?" Я остановился, не знаю, что делать, продолжать ли перевод или вступать в беседу с Михаилом Сергеевичем на постороннюю тему. Меня выручил советский переводчик Суходрев, он ответил, что мой отец уроженец Закарпатья. Горбачев, будто позабыв, что нас слушают сенаторы, начал вспоминать, что вот во время войны в тех местах погиб его отец. И ещё, ещё…. В конце концов я перестал реагировать на его воспоминания и вернулся к переводу сенаторских речей. Горбачев не обиделся. Более того, десять лет спустя, в конце 1995-го на встрече, где присутствовали Буш, Рейган, Горбачев и Миттеран, Михаил Сергеевич проявил к переводчику Заречняку подчёркнутое внимание, даже имя его вспомнил.

О русских коллегах Дмитрий говорит тепло. Их профессиональный уровень считает очень высоким. Особенно восхищает его переводчик Суходрев, который переводил кремлёвских вождей чуть ли не с хрущёвских времён. В Лондоне говорит Суходрев с британским акцентом, в Вашингтоне с американским. Он и по-человечески дружелюбен. Таков же, по мнению Дмитрия, и сменивший Суходрева Павел Пащенко. Симпатии моего собеседника к российским коллегам связаны ещё с тем, что в России ошибки людей этой профессии вызывают значительно более резкую реакцию начальства, чем в Америке. "Им труднее живётся, чем нам,” — говорит Заречняк. Он вспоминает в этой связи эпизод, возникший в Вене ещё в брежневские времена. Один сотрудник, переводя на английский язык речь советского крупного чиновника Замятина, допустил несколько оговорок. Ему тут же прилюдно начальство сделало выговор. На следующий день, встретив коллегу, Дмитрий выразил ему по этому поводу сочувствие. Русский махнул рукой: "Спасибо, пока всё в порядке. Я утром встал, выпил кофе, сижу жду. Но нет, никто арестовывать меня не пришёл. А это уже неплохо…".

Положение американского переводчика по сравнению с российским действительно выглядит намного более устойчивым, но завидовать ему не стоит. Трудовая жизнь Дмитрия Михайловича, при всём его высоком положении, отнюдь не легка. Он не любит жаловаться, но в его рассказе несколько раз мелькало упоминание о физической усталости и ночах без сна. Из-за разницы во времени ему многократно приходилось начинать рабочий день в Москве, проспав всего три-четыре часа. Нелегки и самолётные метания через океан. Дмитрий полушутя даже заметил, что постоянные перелёты эти — причина ранней седины в его бороде. Да и сам процесс перевода, длящийся подчас часами, выматывает силы. И хотя рабочий день Заречняка заканчивается официально в пять вечера, в служебном кабинете приходится то и дело задерживаться значительно позже. Так, перед началом войны в Персидском заливе, Горбачев в надежде уговорить американского Президента закончить конфликт мирно, принялся звонить в Белый дом среди ночи.

Случается, служебные звонки донимают Заречняка и в его собственной квартире. Так было, когда на советском корабле, плывшем по Тихому океану вблизи американских берегов, не смогла разродиться пассажирка. Капитан корабля через военных вступил в радиоконтакт с Государственным департаментом в Вашингтоне. На восточном побережье уже наступила полночь. Русская и американская стороны долго не могли понять друг друга. Тогда подняли с постели Заречняка и Дмитрий объяснил капитану, что именно следует делать, когда с берега прилетит госпитальный вертолёт и опу