Мы переглянулись с Авериным и снова уставились на полковника. Тот внимательно посмотрел сначала на меня, затем на подпоручика, словно убеждаясь в том, стоит ли доверять нам то, что он собирался сказать. Затем прошелся по кабинету и снова подошел к карте. Взяв в руку тонко очиненный карандаш, он зажал его между большим и указательным пальцами и тыкнув в карту, словно указкой, прочертил небольшой круг. Мы смотрели за его движениями не отрываясь.
— В этом районе сосредоточены большие силы красных, — сказал наконец полковник. — Это показывают данные воздушной разведки. То есть ваши, прапорщик.
Я напрягся. В голове смутно мелькали отрывки того, как я оказался в той маленькой церкви, как схватился за хоругвь, как меня накрыла яркая вспышка света. Какими-то туманными сюжетами в голове возникали неясные картины самого полета. Рев аэроплана, выстрелы из пушек, отмечавшиеся белыми облачками пороховых газов, множество снующих туда-сюда людей, похожих с высоты на муравьев и наконец ужасной силы толчок в борт самолета, мертвый пилот, падение.
— Так точно, господин полковник, — сказал я уверенным голосом, по крайней мере мне так казалось и показал на карту. — Именно в этом районе нас и подбили. С высоты было трудно определить истинное количество сил красных, но можно сказать, что их было не мало. Плюс пушки.
— Плюс пушки, — то ли передразнил, то ли всерьез произнес полковник и тут же выпрямился, и добавил. — Так вот, господа, чтобы не теряться в догадках с какой истинной вражеской силой нам предстоит вести бои, командование армии ставит перед нами задачу.
Тут полковник на секунду замолчал и, переходя на негромкую речь, закончил:
— Провести наземную разведку, выдвинувшись в расположение красных небольшой группой. Командовать группой будет подпоручик Аверин. В вашем подчинении, подпоручик, насколько мне известно, отряд конных казаков. Выберите из них с десяток самых надежных. Вы же, Григорьев, как офицер, проводивший воздушную разведку и знающий примерное место дислокации вражеских сил, будете «глазами» группы. Это значит, что прокладывание маршрута движения ложится целиков на ваши плечи. Задача ясна?
— Так точно, — выпалили мы с подпоручиком одновременно.
— Тогда, господа, не смею боле задерживать. На сборы минимальный срок. Данные разведки нужно собрать как можно скорее. Надеюсь, вы понимаете всю серьезность и важность этой операции?
— Так точно, — вновь повторили мы с Авериным в один голос.
— Тогда с Богом, господа! — закончил полковник, давая понять, что разговор окончен.
Мы, приставляя каблуки сапог, кивнули головами и следуя один за другим, покинули кабинет.
— Что, тезка, — произнес Аверин, задумчиво глядя в темнеющее небо. — Накрылась наша шурпа вместе с кулешом?
— Отчего же, — парировал я. — Господин полковник сказал «как можно скорее». А чтобы скорее выполнить задание, нужны силы.
— Абсолютно правильный ход мыслей, Михаил Степанович, — потирая ладони, заметил Аверин. — А, чтобы сил хватило на дольше, мы и подкрепим их, обещанной урядником Казимировым, шурпой.
— Тогда, командуйте, господин подпоручик, — поймав веселый тон своего командира, произнес я.
— Тогда вперед, господин прапорщик, — отозвался Аверин. — Только вперед!
Глава 9
«Вперед», — означало для меня — найти место, где расположились казаки. «Бивуак», — как называл их стан Аверин. Кстати, если тезка, сначала вызвал во мне неприязнь — показался слишком надменным и высокомерным, не в меру отстраненным от всех. То сейчас я все больше проникался к нему симпатией и видел за напускной холодностью вполне общительного улыбчивого молодого человека, чуть старше меня по возрасту, но вполне годного для дружбы и повседневного общения. Или, быть может, я был принят в круг знакомых и отношение ко мне незаметно поменялось?
При слове «бивуак» почему-то в голове сразу представлялся поздний вечер в пионерском лагере: большой костер, веселая компания с песнями и историями. Но до образования пионеров еще четыре года. С восемнадцатого до двадцать второго года бездна времени. Как не торопи. Так что пока, посмотрим, как отдыхают казаки. Впрочем, мне были и интересны и снующие гимназисты в своих узнаваемых шинелях и фуражках. У некоторых винтовки были почти с рост владельца.
Но как найти место сбора казаков?
С ориентацией на местности, тем более в военно-полевых условиях, это для меня было довольно сложной задачей. Первое мгновение я ловил себя на мысли, что просто замираю, и стою на месте с широко раскрытыми глазами, пытаясь понять, что происходит, где нахожусь, и откуда пришел. Страшно признаться в своей некомпетентности. Подпоручик, видя мое замешательство, был терпелив, списывая всё на контузию. И практически дружески похлопывал меня по плечу, приводил в чувства, ведя ненавязчивую беседу.
Отупление быстро проходило. Спадая пеленой. Открывая для меня новые границы сознания.
Я практически не слушал, что говорит Аверин.
Я прислушивался к себе.
И понимал, что прояснение в сознание открывало совершенно новое, недавно зародившееся во мне чувство, шестое или седьмое, пожалуй, столько еще науке не знакомо, так вот это самое чувство и вело меня, подсказывало подсознательно, что ли дорогу. Я стал замечать, что во мне жило сейчас два человека и прапорщик Григорьев постепенно и уверенно одерживал победу над Мишкой-комсоргом. Подавлял его! Зарывал в глубь. Прятал. С меня словно шелуха слетала, оголяя мысли и заставляя смотреть на гражданскую войну изнутри, новым взглядом. Странно. Куда девалась неприязнь к белым, так внушаемая мне с детства? Я сейчас ничего не чувствовал! Я просто шел по полевой дороге с белым офицером, который бодро рассказывал мне о своем имении под Суздалем, о вишнях и прекрасной соседской девочке Катеньки, которая выросла в ослепительную красавицу и сейчас где-то пропала в пучине переворота.
Я проникался сочувствием к трогательной истории. Мне нравился в своей искренности Аверин. И я не понимал, как он может быть врагом. Тезка умело обходил тему политики, и я не слышал обвинительных речей о новом режиме, который распространялся сейчас везде, как чума.
Мы шли с подпоручиком нога в ногу.
После рассказа о соседской девчонке Аверин закурил и теперь предпочитал больше молчать, чем вести беседу. Изредка он тяжело вздыхал, и мы перекидывались одиночными, ничего не значимыми фразами.
Аверин то и дело посматривал на меня украдкой. Я ловил его взгляд. Может быть он ждал моего рассказа? Откровенность за откровенность. Что мог рассказать я? Тезисы 25 съезда КПСС? Получил бы сразу пулю в лоб, и никакая ссылка на контузию не помогла бы. В твердости духа подпоручика я был уверен, такие никогда не изменяют своим принципам.
О чем он думал? Или его интересовала моя задумчивость. Нужно как-то стараться не показывать внешне свои внутренние переживания. «Ты же офицер русской императорской армии! О чем ты сейчас должен думать? О чем переживать? Соберись! — командовал я себе мысленно. — Не хватало еще сразу выдать себя с головой неосторожным словом. Давай уже настраивайся! Соберись!»
— О чем задумались, Михаил Степанович? — будто угадывая мои мысли, спросил Аверин, туша папиросу, но не выбрасывая окурок, а аккуратно пряча его в золотой портсигар. Я подивился такой чистоплотности. И выдохнул:
— Обдумываю каким путем лучше выдвигаться на разведку. — Раз я офицер воздушной разведки, то именно это должно меня сейчас волновать. — Господин полковник приказал быть «глазами» нашего отряда. Вот и думаю, как лучше справиться с поставленной задачей.
Мой голос прозвучал как будто из глубокого колодца.
— Весьма похвально, — улыбнулся искренне Аверин. — Но оставьте, эти переживания, господин прапорщик. Положимся на наших казаков. У них природное чутье на всякого рода разведки и диверсии. Помните у графа Суворова Александра Васильевича?
Я пожал плечами. Мол много, что говорил граф, что там: пуля –дура, штык — молодец. Но это вроде, из-за того, что боеприпасов вечно не хватало и старые винтовки иногда давали осечки. В слух не высказался, промолчал.
— Казаки — глаза и уши армии, — размеренно произнес подпоручик. — Так давайте оставим этим природным воинам, соответствовать тому, что о них говорил великий русский полководец.
— Как будет угодно, — буркнул я, внутренне радуясь тому, что идея Аверина была как раз кстати, учитывая то, что прокладывание маршрутов для продвижения в тылу противника не было моим коньком. Пока. Или вообще.
— Вот мы и пришли, — сказал подпоручик, указывая на один из перелесков. Здесь росли в основном невысокие березовые деревья, обрамленные у основания стволов неизвестным мне густым кустарником. Запах готовящейся пищи, смешанный с запахом костра, защекотал приятно в носу. Я присмотрелся. Странно, но ни дыма, ни тем более костра не было видно. Аверин понял мое легкое недоумение:
— Что, Михаил Степанович, сразу и не понять где люди прячутся? — радостно заметил подпоручик. — Не зря они и глаза, и уши.
И обращаясь куда-то в сторону густой кустарниковой поросли, мой тезка крикнул:
— Харлампий!
Буквально через секунду один из кустов чудесным образом отодвинулся и показалось бородатое лицо знакомого мне казака.
— Тут я, ваше благородие!
— Что я вам говорил, прапорщик? — довольно прищелкнув языком, произнес Аверин. — Днем с огнем не сыщите.
— Так, а чего нас искать, — удивился Харлампий. — Кого нужно, мы сами найдем, ну и, стало быть, приведем куда надо.
Губы его задергались в задорном смехе.
— Проходьте, ваши благородия, — гостеприимно пригласил нас с Авериным казак. — Все уже готово. Вас только ждем.
Аверин прошел через заросли кустарника, и я сразу последовал за ним. Харлампий зачем-то внимательно посмотрел по сторонам, довольно крякнул и, притулив отодвинутый ранее куст на свое место, протиснулся между мной и подпоручиком.
Я огляделся. Передо мной было что-то вроде поляны, умело замаскированной ветками деревьев от постороннего глаза. Костер догорал, над ним висел на треноге казан, рядом дымился котелок поменьше. У костра сидело