Глава 12
— Слава Богу, — приветствовал меня подпоручик Аверин, полушёпотом. В глазах его отражались блики огонька керосинки. И от того казалось, что он они блестят и сам он встревожен и взволнован. — Заставляете ждать, господин прапорщик.
— Прошу прощения, Михаил Иванович, — моментально отреагировал я. — Но мои часы точны и до выхода у нас остается еще минимум час с четвертью.
— Полноте, Михаил Степанович, — голос Аверина стал мягче. — Не обращайте внимания. Внутреннее напряжение перед важным заданием — та еще негативная привычка. Никак не могу от нее избавиться.
— А отчего же почти шепотом? — спросил я, хотя вопрос, судя по всему, прозвучал неуместно. Достаточно было оглядеться, чтобы понять причину того, почему подпоручик говорил тихо. Офицеры, что занимали места в этой же палатке, мирно спали. Один из них, если не ошибаюсь, прапорщик Веселов, даже похрапывал, да так музыкально, что я невольно улыбнулся. Думая, что вряд ли удалось самому заснуть.
— Как видите, Михаил Степанович, — Аверин показал рукой на спящих. — Предлагаю взять наших коней и прямиком идти к казакам. Там обсудим последние детали и…
Я немного растерялся. У меня есть конь? Прекрасно. Катание у бабушки будет считаться за навык? Подпоручик не успел заметить смятение на моем лице. Потому что, как раз в этот момент, один из офицеров зашевелился на узкой походной кровати, привставая на руке.
— Господа, дайте поспать, — раздался сонный голос поручика Ордовского.
Аверин приставил указательный палец к губам, и молча кивнул мне в направлении выхода из палатки. Я ответил ему таким же кивком головы. Впрочем, мне и брать с собой, окромя карты, на которой я тщательно прорисовал маршрут нашего следования, не было практически ничего. Все мое было на мне. Я даже не успел толком облюбовать отведенную мне походную кровать, скорее напоминающую раскладушку. Карта была со мной. Для верности я просунул руку во внутренний карман походного мундира. Бумага приятно зашелестела. Аверин вопросительно посмотрел на меня. Мол чего ждем? Я пожал плечами, давая понять, что готов, и мы с ним вышли наружу.
Прислушался. Облегченно выдохнул, никто не крался, не хватал меня за плечо и не называл «комсоргом Мишка». Может, показалось?
Ночная мгла окутала лагерь. Лишь несколько костерков, у которых сидели караульные, лизали языками пламени темный, непрозрачный воздух. Искры от горящих поленьев, то и дело рассыпались мириадами ярких светлячков и устремлялись вверх, к нависшему куполу небосвода, с которого ярко светились созвездия звезд. Я невольно залюбовался этой красотой. «На костер, внук, можно смотреть не отрываясь долго», — говаривал дед, когда брал меня на реку, на ночную рыбалку.
«Эх, дед, — пронеслось у меня в голове. — Знал бы ты кто теперь твой внук! И самое странное в этой истории, что предателем я себя не ощущаю».
— Михаил Степанович, — голос Аверина прозвучал со стороны, вырывая из грез. — Не время предаваться мечтам. Пойдемте седлать коней. Пора.
— Да. Иду, — отозвался я несвязно. Признаться, мне с трудом представлялась вся наша экспедиция. Но в голову снова, будто послание с другого мира, влетели слова деда:
— Война план покажет!
— Война план покажет, — вторил я, буркнув себе под нос.
— Что, простите? — переспросил подпоручик.
— Я мыслями уже в походе, Михаил Иванович, — отреагировал я на вопрос своего командира.
— А вот это хорошо! — сказал Аверин. — Значит дело выгорит. К тому же, вы единственный из всего нашего отряда, кто видел позиции красных.
— С воздуха, — уточнил я.
— Это уже много значит, — вторил подпоручик.
— Но местность мне не совсем знакома, — с намеком на то, что было бы неплохо послать впереди нашей группы более опытного разведчика.
Подпоручик понял мой намек:
— Прекрасно могу вас понять, Михаил Степанович. Пойдемте.
Кони, на мою радость, уже стояли оседланы. Еле сдержался от вздоха облегчения. Мог произойти конфуз. Благо денщик Аверина постарался. Иначе бы мне пришлось долго повозиться с конской упряжью, задавая лишние вопросы. Или бы доверился чутью, пуская все на самотек и тело бы послушно выполнила привычные действия. Вон как рука потянулась к лошадиной морде. Я бы так не решился — испугался укуса! А тело сделало все автоматически, еще и потрепало животное по крупу. Поладим!
Коней мы вели под уздцы. Да и не было смысла садиться в седло, чтобы пройти пару сотен метров.
— Здорово ночевали, ваши благородия! — из темноты вдруг раздался густой баритон урядника Казимирова.
— Слава Богу, Харлампий! — ответил Аверин.
— Слава Богу, — подхватил я, копируя своего командира.
— Готовы? — спросил подпоручик.
— Куда мы денемся, ваш бродь!
— Вот и ладно! — заключил Аверин. — Тогда с Богом?
— С Богом, — дружно раздались в ответ несколько голосов.
— Харлампий, — позвал урядника Аверин. — Слушай, братец, мы тут с господином прапорщиком посовещались и пришли к единому мнению, что лучше, чем ты, на местности в темноте никто не ориентируется.
— Ну, — довольно хмыкнул урядник. — Знамо дело.
— Тебе и карты в руки. Ты впереди, мы за тобой. А как светать начнет, поглядим.
— Слухаю, ваш бродь, — вытянулся Харлампий. — Справим, комар носа не подточит.
— Тогда вперед, — скомандовал Аверин.
Харлампий ловко впрыгнул в седло и пустил своего коня шагом. Через минуту он скрылся в темноте. Лишь похрапывание его коня говорило о том, что он шел впереди нас.
Следом за Харлампием шел на своем коне Аверин. Следуя уставу — правило само всплыло в голове, на полуконь, за ним шел я, и за мной попарно следовали десять казаков.
Новолуние украсило темное, звездное небо едва народившимся месяцем. Его тонкие рожки словно втыкались в небесное покрывало ночи. Мысли о походе, так бурно роящиеся в моей голове, постепенно сменились думами о Зое. На сердце приятно защекотало теплом и неизвестным до селе, необъяснимым словами, чувством. «Неужели это и есть любовь? — спрашивал я сам себя и так же сам себе отвечал. — Так быстро? Такого никогда раньше не испытывал.» — Я снова прислушался к себе. — «Безусловно! Что же это, если не любовь? Такую девушку, как Зоя, невозможно не любить!».
Странно, но думать о своих родителях, деде, а тем более о коллегах по работе и, особенно товарище Мае, совершенно не хотелось. А были ли они вообще? Да и был ли я в той, ставшей далекой, словно давнишний сон, почти забытой жизни? «Прапорщик Григорьев, — приказывал я сам себе мысленно. — Отставить сентиментальные разговоры и прекратить предаваться фантазиям! Смирись, раз уж так получилось!» Но сидящий где-то в глубине комсомолец, выросшей на пионерии и научившийся с детства ненавидеть врагов партии, презрительно щурился и молчал, предпочитая не выходить из подполья. Нормальная тактика. Отличная! Настоящий комсомолец — в любой непонятной ситуации — уходи в подполье.
Я помотал головой. В этот раз, может, и не прокатить.
— Сиди и помалкивай, — прошипел я. Аверин услышал и обескураженный обернулся. Я махнул рукой — все в порядке.
Реальность окружала меня со всех сторон и полностью овладевала моим сознанием. От мыслей о Зое на душе становилось приятно и легко. Хотелось поделиться с людьми, миром вокруг, своими переживаниями. Голос моего командира вырвал меня из путешествий по моим размышлениям.
— О чем задумались, Михаил Степанович? — Аверин снова полуобернулся ко мне.
— Так, — пространно произнес я, не намереваясь развивать разговор. Чутье подсказывало — надо меньше говорить, чтобы ненароком не выдать себя словом.
— Ой, хитрите, господин прапорщик, — подпоручик лукаво прищурился. — Неужто причиной вашей задумчивости, та отлучка?
— О чем вы говорите, Михаил Иванович? Какая отлучка? — пытался увести я разговор в сторону. — До ветру ходил. На звезды загляделся.
— Мы с вами, дорогой Михаил Степанович, служим в небольшом, по численности полку. Все, как на ладони. И ваш поход в госпиталь не остался незамеченным.
— А, вы об этом, — я понял, что придумывать какую-то историю о незначительном недомогании, вынудившим меня отправиться к эскулапам, бессмысленно. — Только, пускай, это, останется между нами.
— О чем вы говорите, господин прапорщик? — удивленно сказал Аверин. — Разумеется между нами! Только будьте осторожны, медсестер у нас мало, а вот офицеров много. Все барышни давно имеют своих воздыхателей. Люди у нас простые могут и…
— Да, ладно?! Как все имеют воздыхателей?!
— Война, — пожал плечами Аверин. — что вы хотели?
— Любви.
Подпоручик даже коня остановил. Тронулся медленно с места. Мотнул головой.
— И кто же вам так понравился?
Я замялся с ответом. После паузы решился и выпалил:
— Нравится мне сестричка одна. И, кажется… я ей тоже. И, я уверен, что у нее нет воздыхателей! И, что у нас зарождается любовь, — слова, так и сыпались из меня. Я не мог остановиться. Боясь замолчать до утра. С новостью о «воздыхателей» я чувствовал, как у меня от волнения подрагивают руки, и хочется вернуться обратно в лагерь, к Зое, и все выяснить.
Аверин был собран, не позволяя себе смешки и колкости. Это было неожиданно. Я невольно снова его зауважал.
Вопреки моим ожиданиям, подпоручик вполне серьезно отнесся к моему признанию. И даже по -своему поддержал меня.
— Везет вам, Михаил Степанович! Не так давно вы у нас, а уже любовь. И сейчас… Не смотря, ни на что. Хотел бы я тоже так: кинуться в омут чувств с головой.
— Если бы не война, господин подпоручик. Если бы не война. Сами сказали.
— Оставьте, господин прапорщик! Я же не со зла! — ответил Аверин. — Война — проходящее. Любовь — вечна. Вспомните Святое Писание.
— Мне импонирует ваш настрой, Михаил Иванович, — произнес я. — Спасибо.
— А как же иначе, дорогой вы мой, — искренне сказал Аверин. — Здесь по- другому нельзя.
«Кря-кря!» — вдруг раздался звук спереди. Чудно, но звук действительно был очень схож с кряканием утки.