Аманда обиженно моргает:
– Как с ней не говорить?
– Как будто ты выше нее по статусу. Потому что это не так.
Ложка Джо Дюбуа пронзает парфе и ударяет по тарелке слишком сильно, чтобы это было случайностью. Я перевожу на него взгляд, а он раздувает ноздри.
– При всем уважении, Нокс. Эта девушка – ваша домработница. Ее работа – обслуживать нас.
– Она здесь не для того, чтобы…
– Нокс, – останавливает меня Пейсли, поднимая фужер Аманды. – Успокойся. Все в порядке.
Мне хочется вскочить и заорать, что все совсем не в порядке, потому что она для меня – все, просто все, а Аманда высокомерная, коварная и, я вдруг осознаю, что она такая же, как все, с кем я общался все эти годы. Представить, что теперь, когда я знаю Пейсли, все будет так же, как раньше… невозможно. От одной этой мысли у меня урчит в животе. Хорошо, может, это из-за алкоголя, но это вряд ли.
– Да, Нокс, – шипит Большой По рядом со мной так, что слышу его только я. Его лысина значительно увеличилась с тех пор, как я видел его в последний раз, – в геометрической прогрессии по отношению к его животу. Еще одна ложка парфе – и я могу поспорить, что центральная пуговица его рубашки выстрелит в салфетку на его груди.
– Да что с тобой такое? Я люблю тебя, чувак, но ты сейчас все портишь. Причем основательно.
Он любит меня только потому, что мы родственники. Он мне не совсем родня. Большой По – кузен брата моего сводного дяди по материнской линии или кто-то в этом роде. А еще он работает в Rockstar Energy.
– Мне все равно, – бормочу я и начинаю качаться на стуле. – Абсолютно все равно.
На секунду отец срывается с цепи. Его покерфейс пропадает, когда он тянется к спинке моего стула и возвращает его на пол с деревянным стуком.
– Возьми. Себя. В руки, – шипит он сквозь стиснутые зубы.
Я больше не в настроении. Этот вечер меня раздражает. Аманда меня раздражает. Я уже подумываю просто встать и пойти спать, когда стук каблуков возвещает о возвращении Пейсли, и я решаю все-таки остаться.
– Вот, – говорит Пейсли и ставит шампанское перед Амандой. – Прошу.
Ее голос звучит сладко. Как сахар. Или мед. Или поп-тартс с коричневым сахаром и корицей.
Поп-тартс с коричневым сахаром и корицей? Вот зараза. Началось. Я становлюсь человеком, который сравнивает людей со сладостями. Я ненадолго задумываюсь о том, какой сладостью был бы я. Вероятно, чем-то непримечательным, переоценивающим свое влияние на окружающих. Конфеткой от кашля или что-то в этом роде.
Аманда не благодарит. Она делает глоток из бокала и так морщится, что это не может не заметить никто за столом.
Ежик обеспокоенно оборачивается к дочери:
– Все хорошо?
Я закатываю глаза. К сожалению, Джо это замечает, но мне все равно.
– Нет, – она морщится так сильно, словно глотает воду от консервированных грибов. – Я пила не «Дом Периньон», а «Руинар Розе».
Аманда не была бы сладостью. Она была бы банкой горчицы.
– Ой, – лицо Пейсли заливает краска. – Простите. Я исправлюсь.
Может, дело в количестве алкоголя, а может, в избытке тестостерона. Как бы то ни было, я уже готов сорваться, когда осознаю, насколько неловко чувствует себя Пейсли в этой ситуации. Я так зол на Аманду, что мне хочется выплеснуть «Дом Периньон» на ее чрезмерно облегающее платье.
– Все в порядке, Пейсли. Останься, – я бросаю на Аманду ледяной взгляд. – От нее не убудет, если она выпьет «Дом Периньон».
Обстановка за столом ужасающая. Воцарилось гнетущее молчание, ни малейшего намека на оживление. Видно, что Джо Дюбуа на грани срыва. Рядом со мной Большой По тянется к своей полотняной салфетке и вытирает со лба капли пота. Йода уставился в пустоту и время от времени убирает воображаемые ворсинки с брюк своего костюма. У отца лицо белое, как известь, а Пейсли неуверенно переминается с ноги на ногу.
– Я буду пить то, что хочу, – шипит Аманда. – И я всегда получаю то, что хочу.
Я поднимаю бровь:
– Очевидно, что нет.
Она разражается звонким смехом:
– Ох, дорогуша. Ты это обо мне или о себе?
Прежде чем я успеваю что-то сказать в ответ, ее отец прочищает горло. Он ослабляет галстук-бабочку и выпрямляется на стуле.
– Довольно этого детского сада, – он смотрит на меня. – В чем проблема, Нокс? Девушка принесет новое шампанское и только.
– У нее есть имя, – шиплю я. – Она – Пейсли, а не девушка.
– Нокс, – говорит Пейсли, ненадолго прищурившись. – Это не проблема. Я принесу «Руинар» и… О, Боже! Черт! Мне так жаль, я…
В первую секунду я не верю своим глазам. А потом верю и начинаю громко смеяться, пока все остальные дружно ахают: Пейсли опрокинула фужер с шампанским и вылила «Дом Периньон» на облегающее белое платье Аманды. Та просто сидит с открытым ртом и выпученными глазами, а Пейсли в это время хватает салфетку и с усердием растирает ею мокрую ткань. Сама по себе выходка хорошая, но, к несчастью, с остальным не повезло – Ежик незадолго до этого смахнул салфеткой со стола раздавленную малину. Теперь на белом платье Аманды еще и раздавленная малина. Ой-ой.
Я все еще смеюсь, и теперь все смотрят на меня так, будто я только что объявил, что собираюсь бросить спортивную карьеру и наняться конюхом к Уильяму. Однако мой смех резко стихает, когда Аманда вскакивает и отталкивает Пейсли. Она так неустойчиво стоит на высоких каблуках, теряет равновесие, спотыкается и падает на стол.
– Прекрати меня трогать! – кричит Аманда.
Пейсли приходит в себя быстрее, чем я ожидал. Она комкает салфетку и бросает на Аманду ядовитый взгляд:
– Я просто пыталась помочь. Но такой, как ты, помогать уже слишком поздно.
Итак, дамы и господа, позвольте вам представить восхитительную Пейсли Харрис!
Аманда пыхтит:
– Что ты себе позволяешь?
– Я позволяю себе то, что хочу, – передразнивает Пейсли слова Аманды. Я так горжусь ей, слов нет. Хочется откинуться на спинку стула и сказать что-то крутое вроде: «Это моя девочка!», но я понимаю, что она вовсе не моя девочка – и бронхит снова дает о себе знать.
Справа от меня отец зарывается лицом в ладони, слева Большой По выдыхает задержанный воздух. Пуговица на его животе отрывается и падает на пол. Я так и знал.
– Ты просто нелепая домработница, – шипит Аманда. Она похожа на ядовитую змею, но ее слова теряют свою силу из-за большого жирного малинового пятна на груди. Ее тонкие черты лица искажаются в уродливой гримасе, когда она презрительно смотрит на Пейсли – мою прекрасную Пейсли. – Ты не заслужила это платье. Ты не создана для «Валентино», дорогуша.
Мое сердце пронзает резкая боль, и оно вдруг начинает биться о грудную клетку с такой силой, словно хочет ее пробить. Через миллисекунду я понимаю, что это не из-за ее слов, а из-за Пейсли. Ее лицо искажается, а в глазах блестит обида. Я вспоминаю слова своего отца, когда он попросил меня купить ей платье: «Я видел, что она приехала к нам с одной только джутовой сумкой. Бедная девочка».
Должно быть, она была так рада этому платью. Наверно, она перед ужином смотрелась в зеркало и чувствовала себя красивой, впервые за долгое время, потому что, кто знает, через какое дерьмо ей пришлось пройти. И вот момент испорчен, ощущение счастья уничтожено из-за девушки, которая и представить себе не может, что ее грубые слова могут сделать с таким хрупким человеком.
Господи, как же я ненавижу, когда люди считают себя лучше других. Ненавижу, когда говорят, не подумав. Никто не знает, что на душе у другого человека и насколько сильно он страдает. Мы можем в любой момент оказаться рядом с кем-то, кто широко улыбается, хотя внутри у него полный сумбур, и никто об этом не догадывается. Я – лучший тому пример.
То, что Аманда ни на секунду не задумывается о том, как ее слова скажутся на другом человеке, приводит меня в неистовое бешенство. Я вскакиваю на ноги, но отец мешает моим планам. В его глазах вспыхивает яростный гнев, но он лучше меня владеет собой. Так было всегда. И так как он меня знает, так как он понимает, что я на грани того, чтобы снова стать героем новостных заголовков, он смотрит на меня и едва заметно качает головой. Затем он переводит взгляд на Аманду и Джо и говорит:
– Вам пора.
На лице Джо написано недоумение. После недолгого молчания он громко фыркает, рывком отодвигает стул и шипит:
– И я проделал весь этот путь ради этого? Неблагодарная скотина. Это тебе еще аукнется, Джек.
Отец прищуривается:
– Это плохо кончится только для одного из нас. И мы оба знаем, для кого, Джо.
Они молча смотрят друг на друга, пока Джо не фыркает еще раз и машет дочери, чтобы та шла за ним.
После того как дверь закрывается, атмосфера не становится лучше. Становится так тихо, что слышен каждый вздох.
Большой По без пуговицы прочищает горло:
– Что ж, пожалуй, я тоже пойду…
Поднявшись, он указывает на дверь большим пальцем со странным выражением лица, как будто не может выбрать между извиняющейся улыбкой и примирительным жестом.
– Спасибо за приглашение, Джек.
Йода тоже пользуется благоприятным моментом, чтобы сбежать. Через несколько секунд мы остаемся одни. Только папа, Пейсли и я.
– Ух ты, – говорю я в наступившей тишине. – Как быстро они вдруг смылись. Как будто перед нашим домом дает концерт Билли Айлиш.
Отец раздувает ноздри и не реагирует на мою попытку разрядить обстановку. Я вижу, как вена на его виске безудержно пульсирует. Нехороший знак. Вскоре после этого он бросает на меня такой взгляд, будто всерьез подумывает связать меня и бросить в вольер к голодному черному медведю.
– Снова, и снова, – говорит отец, закрыв глаза и потирая указательным пальцем переносицу. – Изо дня в день я твердил тебе, как важна эта встреча, Нокс. Не только для того, чтобы собрать спонсорские деньги, но и для меня. Необходимо провести деловые переговоры. Необходимо спланировать возможные инвестиции. Но, как обычно, – он убирает палец от переносицы и бьет ладонью по столу, – тебе на все наплевать!