- Вань, помнишь, я тебе говорила, в Осинке... Это тот самый, который предлагал мне... поперек седла,- она указывала на молодого, не старше 22-24-х лет старшего урядника с всклокоченной шевелюрой и разбитым в кровь лицом...
После этих жутких событий обитатели "Орлиного гнезда" словно очнулись. Люди как-то сами по себе стали терпимее, будто шоры ненависти и злобы с них спали, и человеческое, наконец, начало побеждать животное, звериное. Пасху 1920 года анненковцы встречали еще в лагере. В святую ночь люди не спали, сидели у костров, в свете которых кружились и падали редкие снежинки. Ровно в полночь все встали и руководимые отцом Андреем дружно пропели пасхальное песнопение "Христос воскресе". Потом стали приветсвовать друг друга: "Христос воскресе".... "Воистину воскресе" и братски целоваться...
В середине мая китайцы, наконец, разрешили переход на их сторону. На последнем перевале, артиллеристы подполковника Грядунова расчехлили орудия и взрыхлили своими последними снарядами горное плато, написав гигантскими буквами: МЫ ВЕРНЕМСЯ!
8
Павел Петрович Бахметьев по-прежнему намеренно не претендовал на первые роли в уездном ревкоме, занимая скромный пост заведующего управлением народного образования. Руководящие директивы по данному ведомству требовали полнейшего искоренения старой образовательной системы в уезде и заменой ее новой, призванной воспитывать подрастающее поколение преданной не царю и православной вере, а советской власти. Когда Красная Армия с боями брала станицы на Горькой линии, то политотделам наступающих войск вменялось обязательное
уничтожение библиотек в станичных школах. Но Бухтарминскую линию взяли без боя, потому огульного, под горячую руку уничтожения библиотек в поселковых школах и станичных высших начальных училищах не было. Этим не очень приятным делом и пришлось руководить Павлу Петровичу. Он, будучи человеком компетентным, не стал сжигать книги прославляющие царя и старый режим... он просто ездил по школам и терпеливо изымал их. Второй задачей, которую он решил, стала организация курсов для подготовки новых кадров учителей. Из старых учителей, преподававших в казачьих, церковно-приходских и министерских школах, остались на своих местах единицы, но и они вряд ли могли соответствовать новым требованиям. Из разных уголков уезда в Усть-Каменогорск на эти курсы съезжалась "социально подходящая" молодежь, в основном из наиболее грамотных крестьян-новоселов, для подготовки сельских учителей. Уже с сентября этого, двадцатого года новые советские школы должны были заменить старые. Здесь Павел Петрович развил бурную деятельность - он ведь сам по специальности был учитель. Бахметьев добирался даже до кержацких высокогорных селений и степных киргиз-кайсацких аулов. В последних он небезуспешно пытался убедить степняков, что неграмотность это большое зло. Куда труднее оказалось достучаться до твердокаменного сознания кержаков - те учили молодежь по-своему, по старинке, на своих церковных допетровских книгах, и всякую светскую грамоту не признавали, как в царские времена, так и сейчас. И если на курсах киргиз-кайсацы все-таки появились, то из кержаков не приехал никто... Что касается преподавательских кадров для курсов, то в городе их хватало, даже бывшие петербургские профессора имелись - все они со своими семействами спасались здесь от голода и войны и соответственно были привлечены Бахметьевым. В то же время Павел Петрович не отказывался и от дополнительных, самых не престижных и хлопотных должностей . Таким образом в первой половине двадцатого года, все должности, где главную роль играло образование, грамотность, но не дававшие реальной власти, оказались его: кроме зав отделом образования он еще заведовал профбюро и возглавлял редакцию уездной газеты...
Павел Петрович надеялся, что таким образом он переждет самый опасный первоначальный период становления новой власти, на котором неминуемо набьют себе шишек, а то и "свернут шею" лица возглавляющие уезд. Так и вышло. Надежды крестьян-новоселов на советскую власть не оправдались. Они ожидали, что вслед за красными войсками прибудут пароходы с товарами и мануфактурой, и они станут на них обменивать свой хлеб. Но никаких товаров новая власть прислать была не в состоянии - промышленность не функционировала, ничего не производилось. Вместо товаров пришли упродкомы с жесткой системой продразверстки. Население Бухтарминского края, относительно спокойно пережившее годы гражданской войны, столкнувшись с беспардонным изъятием хлеба, плодов своего труда, заколебалось. Заколебались даже новоселы, а что оставалось казакам и кержакам. Домой за зиму вернулось немало станичников, служивших в различных белых частях. Кто-то приходил втихаря, кого-то, добровольно сдавшихся рядовых, сначала отпускали по домам и сами красные. Усть-бухтарминцам, что ушли от Анненкова перед Джунгарским ущельем и пошедших прямиком, сначала через камыши, потом через горы... Им повезло больше чем тем, которые рассчитывали на милость победителей. Тех, решивших сдаться, встретили не то "алаши", которые считали, что анненковцы, уходя в Китай их предали и оставили на погибель, не то какая-то сильно разозленная красная часть... Так или иначе, но большая часть этих почти безоружных людей погибла под пулеметным и винтовочным огнём вместе со своими беженцами. Бухтарминцы тоже хлебнули лиха, преодолевая два обледенелых горных хребта. Из почти полусотни человек лишь тридцать шесть дошли до станицы Зайсанской, а оттуда мелкими группами добирались до Усть-Бухтармы и поселков. Дошел до дому и подхорунжий Осипов, передав письма от Полины и Ивана...
Наличие красного гарнизона, как ни странно, сыграло для Усть-Бухтармы положительную роль. На население станицы возложили обязанность по обеспечению продовольствием и фуражом данного гарнизона, а в бывших войсковых складах, в крепости имелись солидные запасы того и другого. Наголодавшиеся за войну красноармейцы, здесь успели отдохнуть и отъестся, и потому не проявляли воинственности. Командир гарнизона оказался мужик толковый, и когда на него возложили обязанность по проведении продразверстки в станице, он по согласованию со станичным советом занизил количество сданного ему бывшим станичным атаманом находящегося на складах продовольствия. Получившийся излишек он оприходовал как полученное от продразверстки и отправил его обозом в Усть-Каменогорск. Таким образом, в апреле 1920 года в Усть-Бухтарме продразверстки как таковой не проводилось вовсе. Увы, другим станицам, поселкам и деревням так не повезло...
На хутор к Дмитриевым продотряд нагрянул под вечер. Братья, думая что все пойдет как обычно, покормили замерзших и уставших с дороги продотрядников, уложили спать. Рано утром командир подошел к старшему Василию:
- А ну хозяин, отворяй амбар, будем смотреть твои хлебные излишки!
- Тебе чего надоть? Ты скажи, мы тебе и хлеба отсыпем и овса лошадям в дорогу дадим. Самогонки хошь? Четверть нальем, и езжайте с Богом,- зевая со сна, не понял смысла слов продотрядника Василий.
- Это ты белякам отсыпал и самогонкой откупался. А с советской властью такие фокусы не пройдут. Отворяй амбары, нам с тобой долго говорить неколе, не откроешь, сами замки посшибаем...
Пошли в амбар, бойцы стали ссыпать зерно в мешки и таскать на подводы. Был бы жив Силантий, наверняка удержал бы сыновей, а так... Не выдержали братья-работяги, похватали спрятанные винтовки, да начали палить в продотрядников - уж очень жаль стало им так нелегко давшегося урожая. В той перестрелки убили двух бойцов и ранили командира. Погиб и Василий и полугодовалая дочка среднего брата Прохора, лежащая в зыбке от случайной пули. Оставшихся в живых двух братьев Дмитриевых скрутили, арестовали, судили и расстреляли, все имущество реквизировали. Оставшиеся одни, жены старших братьев забили крест накрест окна и двери, и с детьми покинули хутор, разошлись по деревням искать прибежища и куска хлеба. Уже летом на хутор забрели какие-то бродяги и, уходя, потехи ради запалили его. Так закончил свое существование хутор Силантия Дмитриева, одно из самых зажиточных хозяйств в Бухтарминском крае.
Первым, кто "сломал себе шею" на продразверстке, оказался так подозрительно относившийся к Бахметьеву начальник уездной ЧК Малышкин. После ряда неудачных попыток провести изъятие хлебных излишков, когда продотрядники либо не находили спрятанный хлеб, либо пасовали перед дружным отпором в казачьих поселках, кержацких и даже новосельских деревнях, Малышкин решил сам показать пример, как надо проводить продразверстку. Поступок опрометчивый, но начальник ЧК надеялся, что возглавив продотряд, поведет его в свои родные, хорошо знакомые ему места, где найдет понимание и помощь местных крестьян. Но он жестоко просчитался. Хлеб не захотели сдавать не только староверы с казаками, но и его земляки новоселы. И когда на продотряд, ночевавший в одной из деревень, сами же местные крестьяне навели белых партизан, для Малышкина это стало неприятным открытием, которое он сделал перед самой своей смертью, ибо был убит, а продотряд полностью уничтожен. Командовал белыми партизанами бывший атаман поселка Александровский Никандр Злобин. После этого события срочно провели заседание уездного ревкома с соответствующей повесткой дня. Постановили, немедленно выделить дополнительные воинские подразделения для уничтожение данного белопартизанского отряда... Ну а Павел Петрович волею провидения лишился своего самого опасного недоброжелателя.
Отряд атамана Злобина у кержацкой деревни Зубовка напоролся на красноармейцев. В бою Никандр Алексеевич был тяжело ранен. Казакам удалось уйти в тайгу и на руках вынести его, но организм старого атамана не сдюжил, и через два дня его похоронили в неприметном месте. Новым командиром избрали Степана Решетникова. Анненковский сотник резко изменил тактику. Помня наказ Анненкова, он сразу начал налаживать связи с другими отрядами белых партизан. У советской власти явно не хватало сил, чтобы взять под контроль весь труднодоступный Бухтарминский край. Красн