– Это ведь ты все придумал. Ты и есть Автор, да?
– Что? Элис, автор чего? – Вик поднялась на ноги, пытаясь разобраться в происходящем.
– Скажи, что это неправда! Что это не ты придумал этот мир! Скажи, что твои сны и то, что видел Сэм, – не одно и то же! Скажи, пожалуйста, Эван… – Слезы обжигали щеки, капали на рубашку, оставляя темные пятна. Ей так хотелось верить, что она ошиблась в своем предположении, что Эван здесь ни при чем. Но он молчал. Он молчал, разрывая ее сердце на куски.
– Ты почти права. Я – создатель этого мира в какой-то мере. Но… – он шагнул ей навстречу, и Элис тут же отпрянула.
– Не подходи ко мне! Нет! Трус! Обманщик! Не подходи! Боже мой, что же я наделала… – и не давая Эвану шанса объясниться, Элис стремглав выбежала из дома, оставляя всех в немом оцепенении осознавать то, что только что произошло.
Часть IIМы вернемся
Пролог
– Черт!
Я устало потер глаза и запустил пальцы в волосы, разлохмачивая и без того неаккуратную шевелюру. Скомканные листы бумаги валялись буквально везде, где не стояли чашки с недопитым кофе, – он успевал остыть и превратиться в отвратительную жижу до того, как я вспоминал о нем. Еще одним дополнением к этому «натюрморту» были пачки от сигарет и гора окурков в пепельнице. Обычно курить начинали еще в школе – это автоматически делало тебя взрослым и крутым. Но я был из тех, кто однажды на вечеринке попробовал и после первой затяжки, едва не выкашляв легкие, больше не притрагивался к сигаретам. Но пару месяцев назад никотиновый дым прочно поселился в моей квартире, и я уже не мог отказаться от этой пакостной привычки.
Мне очень хотелось что-нибудь сломать, накричать на кого-нибудь или влезть в драку. Но вещей в квартире оставалось все меньше, так что это кощунство – что-то еще сломать. А покричать и подраться мне просто было не с кем: друзья смотрели на меня со смесью сожаления и отвращения, да и то раз в полгода, когда я сталкивался с кем-нибудь из них в ближайшем супермаркете. А Софи…
Софи Демаршалл была не просто девушкой – она была природным явлением. Внезапная, роковая, необъяснимая. Может, именно поэтому никто так до сих пор и не смог понять, почему она выбрала меня: тогда на свадьбе ее кузины и моего школьного друга было достаточно привлекательных и перспективных мужчин, но право набросить ей на плечи пиджак получил именно я. Как и все остальные права, такие как целовать ее пальцы, любоваться выразительными глазами, греть по ночам ее ледяные ступни, любить ее и быть объектом ее обожания. Софи верила в меня, и мне казалось, что я способен на многое, если не на все. И тогда я начал писать. Сначала статьи для разных журналов – и они неплохо продавались. Это делало меня самоуверенным, а Софи – гордой за своего избранника. Она всегда чуть приподнимала подбородок, когда рассказывала друзьям и знакомым о моей очередной публикации – Королева восхваляла своего Короля и порождала зависть у остальных. Но чем больше проходило времени, тем сильнее я мечтал о романе – захватывающем огромном произведении моего авторства. Я продумывал сюжет, зарисовывал героев, разыгрывал в своем воображении сцены и диалоги… В общем, я сам поселился в этом выдуманном мире и перестал замечать, какие тонкие и длинные пальцы у моей любимой, что глаза ее больше не светятся, а спит она теперь в носках – чтобы ноги не мерзли. Мне было не до этих мелочей, которые просто кричали о том, что я теряю. Я услышал этот крик, только когда под окном просигналило такси – то самое, что увезло Софи Демаршалл из моей жизни. Как оказалось – насовсем, ведь даже за вещами приезжал курьер – безликий свидетель крушения моей жизни. Я не заметил, как поставил вымышленных людей выше настоящих, как нереальный мир заменил реальность. Какая девушка станет счастливой на вторых ролях? Точно уж не Королева. А если не быть счастливой, то есть ли смысл быть вообще?
Вот так я потерял свою Софи, а вместе с ней и себя. Я был все так же увлечен романом, но вот написать хоть что-то стоящее не выходило. Оказалось, когда нет кого-то, кто верит в тебя больше, чем ты сам, все просто валится из рук. Я закурил, продал половину вещей, чтобы оплатить аренду квартиры, отрастил жуткую бороду и превратил свой дом в подобие свалки. И свою жизнь заодно. Мне все время казалось, что вот-вот – и я ухвачу лучшую в мире идею за хвост, но каждый раз, перечитывая на более-менее свежую голову новый отрывок, я проклинал себя и это глупое желание стать писателем.
Вообще-то в детстве я даже не думал писать книжки – я мечтал попасть на их страницы. Сначала представлял себя вместо любимых героев: вот я побеждаю Капитана Крюка, вечно маленький и вечно счастливый, а вот – несу кольцо всевластия в Мордор. А потом я мечтал совершить что-то такое, о чем обязательно напишут книгу – желательно бестселлер, а потом еще и кино снимут. И меня сыграет какой-нибудь знаменитый актер – вот такие великие мечты блуждали в моей голове. Но я не представлял себя писателем, ровно до того момента, как сел писать. Вдруг все стало так очевидно и просто: хочешь стать героем книги – напиши ее! Я чувствовал себя в своей тарелке, взгляд Софи лучился обожанием и верой, так что первые пара десятков страниц родились быстро и захватывающе. Ну а потом вы уже знаете – безысходность, ненависть и злость. И ни слова, ни единого подходящего слова не добавилось к тем самым счастливым страницам.
– Как твой роман? – Ее голос был таким же мягким, каким я его помнил: словно она не говорит с тобой, а гладит по щеке – нежно и бережно.
– Отлично! – Я не хотел говорить, что иду ко дну. Только не ей, такой красивой и неизбежной. Она стояла возле входа в банк, в котором я только что оформил ссуду – после начала работы над романом я перестал писать статьи, а жить на что-то нужно. Даже такому затворнику, каким стал я.
Софи опустила веки, словно вела внутри себя свой собственный диалог, и почесала мочку левого уха. От этих простых машинальных движений у меня защекотало в носу – я знал каждый жест наизусть и скучал, невероятно скучал по ним.
– Ты все врешь, дружок. Как всегда, врешь.
«Дружок» был ударом под дых – этим прозвищем она называла меня, когда хотела отругать, но в свойственной ей манере, без скандалов и истерик. Одно это слово ее внезапно шершавым голосом, и я готов был провалиться под землю от стыда и сожаления, что сделал что-то не так. Вот и сейчас я чувствовал себя невероятно виноватым перед ней, собой и всем остальным человечеством. А еще больше – перед героями до сих пор не написанного романа, ведь у них, как и у меня, жизнь остановилась.
– Где тот мужчина, которого я полюбила? – И в этой фразе не было упрека или обвинения, только горечь. Словно все это время она надеялась, что я вернулся в норму, и однажды она встретит меня прежнего, и все вернется на круги своя. Но вот я стоял – небритый и потерянный – и наблюдал, как в ней растворялась последняя надежда на наше совместное счастье. И на мое личное счастье тоже.
– Софи…
Она отрицательно покачала головой и буквально сорвалась с места. Ветер подхватил полы ее пальто, а я заметил, как задрожал ее подбородок – явный признак близких слез. Как же я ненавидел себя в тот момент! Как же я хотел стать тем самым мужчиной, которого Софи не нашла во мне в эту внезапную встречу…
Вернувшись домой, я остервенело принялся писать. Я хотел доказать Софи, что я достоин ее любви. Но прежде всего – себе, что я не зря разрушил свою жизнь собственными руками. Что эта история стоила того.
С тех пор прошла пара месяцев. Точнее – два месяца и четыре дня с нашей случайной встречи. За это время… За это время я написал еще пару десятков страниц, но в них не было жизни. Герои были плоские и похожие один на другого, словно их клонировали. Сюжетные линии не сходились, а детали – важные, просто жизненно необходимые – не придумывались. А главное, каждый раз я думал, что это все – не то. Что я могу лучше, что книга выходит пресная и скучная! Интересно, терзали когда-нибудь такие мысли Сэлинджера? А Конан-Дойля? Да, вы правы, я замахнулся на классику, но если не стремиться к звездам, стоит ли вообще поднимать взгляд в небо?
Я подкурил очередную сигарету – последнюю, кстати, что меня дико разозлило, – и принялся расхаживать по квартире. Мысли глухо ударялись друг о друга, и искры от этих ударов сыпались у меня из глаз. Я слышал голоса моих героев, видел их сидящими на моем полу, но не знал, что с ними делать дальше. Они молчали, молчали и ждали, когда же я придумаю каждому из них историю. А кто-то там наверху, наверное, так же расхаживал по своим владениям и не знал, что делать со мной. Я был отыгранным, плохо прописанным персонажем и ждал, когда моя личная сюжетная линия наконец начнет развиваться.
Я не знал только одного – что мой сюжет уже написан.
Кофе был отвратительным. Так же, как и очередной сюжетный поворот, который я смял и с яростью бросил на пол. Все ты врешь, дружок, никакой ты не писатель. Голос Софи гудел колокольным набатом в больной голове, глаза слезились и уже плохо различали буквы. Кажется, мои герои начали подумывать о самоубийстве. Коллективном. Это было бы гораздо гуманнее, чем то, как над ними издевался я. Столько прорех, столько необоснованных правил было в моем придуманном мире, а я все никак не мог найти им объяснений. Я всегда думал, что можно просто сесть и писать – что взбредет тебе в голову. Знаете, как часто рассказывают писатели: о нет, я не составлял подробный план, я просто сел и записывал то, что происходило в моем воображении! Лично в моем воображении перекати-поле летали по голой сухой пустыне.
Я больше не злился, не мог злиться. Я просто глубоко сожалел, ведь придумав персонажа, я дал ему жизнь. Вернее, обещание жизни, а саму жизнь все еще прятал от него где-то глубоко в своем сознании. Их было много – моих героев, моих детей, но у всех была только одна огромнейшая беда в жизни – я в роли создателя.
Сигарета тлела в дрожащих руках, пока я засыпал. Проваливался в сон, словно придумывал очередную историю. Изможденное бессонными ночами и адским режимом тело расслаблялось, разваливалось на не слишком удобном стуле. Я чувствовал, как туман в голове рассеивается, сменяется тишиной и покоем. А еще шумом воды – прямо передо мной распростерся океан, сверкающий на солнце, словно огромное серебряное блюдо. Я шел по теплому песку, щурясь от яркого сол