ение было для него обидным.
– Конечно. – Элис терялась, не зная, что спросить. Боже, они так долго жили в одном доме, а она практически ничего о нем не знает. – Мы сегодня были у Лин.
– Как она? – Его лицо тут же оживилось, преобразилось, словно тот самый слой пыли сдуло весенним ветром.
– Держится, – улыбнулась Элис. – Наша девочка очень храбрая: вела себя так, словно не в приют попала, а на курорт. Мы тебе купили телефон новый, он в пакете. Там есть номер Лин – можете разговаривать, когда захотите.
Астор сдержанно кивнул, но Элис чувствовала – это было для него самой важной и счастливой новостью. То, что в доме все в порядке, он понял, едва Элис вошла в палату. Иначе сюда бы врывались бойцы Вик и полицейские в лучшем случае. В худшем – очередные головорезы, жаждущие крови.
– Нам дали временный дом, так что, как только Акина разрешит, мы заберем тебя. Может, тебе что-то нужно сейчас? Ты только скажи – мы все достанем.
– Нет, спасибо, у меня все есть.
«Кроме руки», – мысленно добавила Элис, словно прочла во взгляде Астора. Она старательно, точно как охранник парой часов ранее, пыталась не смотреть на культю, но то и дело ловила себя на странном любопытном разглядывании. Словно в детстве: тебе сказали не трогать корочку, что покрыла рану, а ты с садистским удовольствием закусываешь губы от мелкой противной боли, но все равно по миллиметру отдираешь ее. Жуткая человеческая природа – словом ли, делом, взглядом все возвращаться и возвращаться к источнику боли.
– Могло быть и хуже, – отстраненно заметил Астор, и Элис дернулась, обнаружив, что просто таращится туда, где должна быть правая кисть воина. От неловкости и стыда она залилась краской, устало прикрывая веки.
– Прости. Просто…
– Ты никогда не видела человека без руки? – Голос Астора был ровным и спокойным, что скорее настораживало, нежели восхищало. Не должен человек так равнодушно принимать то, что теперь он навсегда останется калекой. Тем более когда навсегда – действительно означало навсегда. До конца этой гребаной вселенной. – Это здесь – медицина и все такое. В моем мире жестокость и войны были на каждом шагу. Когда у кого-то из головы торчит копье, а рядом лежит другой – с распоротым животом, отсутствие части руки уже не кажется таким страшным.
Элис проглотила тугой комок – воображение очень живо нарисовало все то, что описывал Астор. Она старательно искала, за что зацепиться, чтобы сменить тему, и нашла:
– Кстати, о копье. Куда подевалось твое? Не подумай, что я по нему скучаю, – Элис улыбнулась и потерла шею, вспоминая горячий прием, – просто любопытно – давно уже его не видела.
– Лин заставила его закопать.
– Что?
Астор улыбнулся, явно вспоминая это событие, – улыбка вышла очень теплой и далекой.
– Она все говорила, что я не могу научиться жить в этом мире, потому что не отпускаю свой. А копье – его символ, за который я держусь. Тут ведь люди не разгуливают по улицам с копьями наперевес! – По тону последней фразы Элис поняла, что он цитировал Лин. – Поэтому в один из дней она буквально заставила меня его закопать на заднем дворе, пока никого не было дома. Даже устроила вечер прощания с прошлой жизнью. Она очень хорошая.
– Очень, – подтвердила Элис. – И эта чудесная девочка очень по тебе скучает и хочет, чтобы у тебя была ее часть. Вот, – она протянула ему письмо и кольцо.
Астор бережно взял в руки деревянное украшение, погладил подушечками пальцев, как самое большое сокровище в мире, и поднес к губам.
– Это кольцо ее матери, – сказал он, неуклюже пытаясь надеть цепочку себе на шею. Элис таки не выдержала, положила письмо на столик, поднялась и помогла Астору. – Лин хранила его, изредка надевала – в те дни, когда особенно скучала. Для нее нет ничего важнее этого кольца – она не вышла бы из горящего дома без него.
– А я и не знала. – Элис растерянно опустилась обратно в кресло. Пока она пыталась переварить новую информацию, Астор взял в руки письмо, развернул его с особенным трепетом и волнением – это читалось в его взгляде. Спустя пару мгновений он попросил:
– Прочтешь мне его вслух?
В ответ на непонимающий взгляд Элис Астор продолжил:
– Я не так хорош в чтении, как Лин. Это она схватывает все на лету, а мне нужно гораздо больше времени на самое простое.
– Но это ведь личное…
– Она знала, что делала, когда просила тебя отвезти письмо. Если она тебе доверяет, то и я доверяю, Элис.
Он протянул листок ей, и Элис машинально взяла письмо. Читать чужие письма – плохо, зачитывать его вслух адресату – очень неловко, даже если адресат сам попросил об этом. Астор откинулся на спинку кресла, закрыл глаза и приготовился слушать. Элис прочистила горло и опустила взгляд на крупные, неровные строчки.
«Милый Астор,
Я очень надеюсь, что у тебя все хорошо. Я знаю, о тебе обязательно позаботятся – у нас отличная семья. Они любят тебя так же сильно, как и я. Просто ты не разрешаешь им быть рядом. Прошу, позволь им. Хотя бы Элис или Эвану. У них сейчас тяжелое время, но им обязательно хватит доброты для тебя, правда. Я не успела сделать так, чтобы ты улыбался, но я все еще с тобой и, когда вернусь, обязательно освобожу тебя. Дорогой мой Астор, ты мой лучший друг, ты храбрый и сильный! Я так горжусь тобой! Но ты можешь иногда быть слабым – это не страшно, даже для воинов. Помни, ты всегда делаешь все возможное. Ты не виноват, что Рэя пропала. И в том, что случилось со мной, тоже.
Я очень тебя люблю, правда-правда. Подожди немного – и я вернусь. Мамино кольцо поможет переждать это время, поэтому я отдаю его тебе. В нем вся моя сила и любовь, ты знаешь.
Пусть тебе снятся хорошие сны.
Будь мудрым, ведь все остальное в тебе уже есть.
И расскажи кому-нибудь то, что рассказал мне. Тебе станет легче.
Очень скучаю. Обнимаю тебя, мой храбрый воин.
Твоя принцесса Лин».
Элис не решалась поднять взгляд на Астора. В этом коротком послании было столько нежности и теплоты, что не хотелось разрушать атмосферу ненужными движениями и словами. Они так и просидели пару минут в тишине разлитых по палате сумерек. Снова серая комната, неловкость, только в этот раз – сердце щемит от нежности.
– Спасибо. – Сиплый голос Астора разнесся по палате, ударяясь о стены с глухим звуком. Элис нерешительно взглянула на него: веки опущены, грудь тяжело вздымается, губы дрожат.
– Нам повезло с Лин, – прошептала Элис и снова взглянула на письмо. – Что она просит рассказать?
– Мою историю.
Элис не стала отвечать. Астору нужно было решить самому, стоит ли рассказывать ей то, о чем он молчал все это время. Хотя она ведь никогда не спрашивала. И это стоило исправить.
– Мне было бы интересно послушать ее, правда. Если ты, конечно, хочешь.
В этот раз молчание, заполнившее комнату, можно было черпать ложкой – такое тяжелое и напряженное оно было. Элис отложила письмо и откинулась на спинку, точь-в-точь как сделал это Астор, показывая готовность слушать. Но она оставляла ему выбор, не произнося больше ни слова.
– Эван пытался расспросить меня по прибытии, но я не смог. Ни тогда, ни много раз после. Никому, кроме Лин. Она… Она очень похожа на Рэю, может, именно поэтому ей я смог открыться? Словно исповедаться – так вроде это называется? Попросить прощения, признаться в том, что я совершил.
Астор замолчал, неосознанно теребя кольцо Лин. Спустя пару минут он вздохнул и продолжил все тем же севшим от переживаний голосом:
– Я родился там, где очень тепло, где много песка и мало любви. С раннего детства я прислуживал в семье императора, как и мои сестры, а когда немного подрос, стал обучаться воевать. Драться, управляться с копьем, не жалеть никого. А главное – отдать жизнь за императора и его семью. Он – наш господин, правитель и земной бог. Убить или умереть ради него – великая честь для каждого воина.
Элис вспомнила слова Вик о том, что они с Астором не похожи. Виктория защищала планету, народ, убивала и умирала ради того, чтобы люди могли быть свободными. Астор же служил одному человеку, бездумно и слепо. И это немного пугало и отталкивало.
– Нас так учили, так жили поколения до нас. Я знаю, что вам всем этого не понять. Но дело ведь не в том, что кто-то плох или глуп. Просто нас растили по-разному, я не видел другой жизни до этой вселенной – почему тогда я должен был отвергать вековые истины? Я свято верил в своего господина, в его силу и мудрость и рад был служить. Это такой восторг: иметь возможность быть нужным и полезным, пусть и одним из тысяч. Да, я сражался не за народ, а за одного человека. Но я искренне верил, что этот человек сможет спасти народ, повести его за собой в лучшую жизнь.
Астор замолчал, пристально глядя на Элис. Она впервые видела в нем такую уверенность в своих словах, пугающую решимость не защищать кого-то, а отстаивать свой выбор. Она не смотрела так глубоко, прикрылась мнением Вик о псе на привязи, но вот чтобы понять, узнать, обдумать… Зачем, когда чужое мнение так хорошо улеглось в ее картину мира?
– Я вижу, что об этом ты и не думала. Но я не виню тебя, все в порядке. – Астор снова отвернулся, продолжая разговор, погружая Элис в другую реальность. – Я обучался с другими мальчиками каждый день. Тренировки были очень тяжелыми, но мы уходили оттуда счастливыми. А однажды к нам пришла девочка – очень красивая, хрупкая, с огромными темными глазами. Она увлеченно разглядывала нас, улыбалась, а потом молча ушла. Мы не обратили на нее большого внимания, но назавтра она вернулась. А потом снова и снова. Она ходила между нами, заглядывала в глаза каждому, пока не остановилась около меня. Она заговорила со мной и попросила научить драться. Война – не женское занятие, и уж тем более не девичье. Но я не смог отказать ей. Рэе. Было в ней что-то такое завораживающее, теплое…
– Как в Лин, – догадалась Элис.
– Да, как в Лин. Тогда я не знал всех этих красивых слов – это Лин меня научила, она много читала мне после твоих уроков. Но хоть я и не знал, как назвать все это, я восхищался Рэей, я очень ей дорожил. Мы стали видеться и вне занятий: сбегали за деревню, рассказывали друг другу истории, смеялись. Она знала обо мне все, а я о ней… А я о ней, как оказалось, не знал ничего. Рэя была дочерью императора, нашей принцессой. Я стоял в первом ряду – на коленях с опущенной до земли головой, когда она впервые вышла к народу в своем расшитом золотом одеянии. Ничего от той хрупкой и нежной девочки – воинственная, гордая, смелая принцесса. И только взгляд ее глаз – как у олененка в мультике, мне Лин показывала.