вах – хорошем и, как водится, плохом. Хорошо было то, что засевшие в доме вояки, очевидно, сами не ожидали от себя такой прыти. И теперь, вырвавшись далеко вперед, не имели никакой поддержки с тыла. И их было мало, не более тридцати (какой-то смельчак, вроде мальчишка, просемафорил с крыши). Скорее даже не полноценное боевое подразделение, а какая-нибудь оборзевшая разведгруппа. Что же касается плохого, то, по данным воздушной разведки, обээсэшники уже выехали.
Выслушав приказ, Палыч с сомнением прищурился на стоящее в зените холодное октябрьское солнце, воткнул в подсумок видавший виды «Иридиум»[12], заботливо заплевал изрядный еще окурок и повел бойцов в бой.
На прикрытие брони рассчитывать не приходилось: у единственной на тот момент приданной группе БМП не далее как вчера в кашу расплющило правый трак.
Двигались прямо с фронта. Без бесполезных из-за резкого встречного ветра дымов, зато в наскоро отобранных у местных ушанках и ватниках, маскируя под ними штатные АК-74. Все громоздкое: миномет, два станковых СПГ-9 и прочее – оставили на исходной. Все равно их нельзя было применить.
Шли через вытоптанный пустырь. Не бежали, а именно шли. Во внезапно повисшей вибрирующей тишине. И не цепью, а плотной гурьбой, вроде бы по какому-то сугубо цивильному делу – буднично, не особо спеша и в упор не замечая темных оконных проемов впереди. Во многих из них уже можно было различить озадаченные, пялящиеся сквозь бликующую оптику лица. Если присмотреться. Но они не смотрели: запретил Палыч, который вовсю балагурил и вполголоса, сквозь зубы, сдерживал слабонервных, чтобы не рванули под прикрытие теперь уже совсем близких, лежащих на полпути к дому гаражей. Сам он щеголял в натянутой поверх кевлара женской плюшевой кацавейке и цветастой, повязанной на манер бурнуса плахте с люрексом.
Наглость сработала – первый выстрел раздался, когда до спасительных «ракушек» оставалось всего ничего. Рядом с Карлютой щелкнуло. И еще раз. Кто-то неподалеку взвыл от боли. И только тут Палыч, отбросив притворную беззаботность, деловито скомандовал: «Ломим!» И сам подал пример. Да так, что не всякий спринтер угонится. Несмотря на солидное брюшко и еще более солидный возраст, он птицей метнулся вперед и первым оказался под защитой стоящих в несколько рядов штампованных железных коробок. И сразу же скрылся в их лабиринте.
Добежали почти все. Позади, на выжженной летним зноем земле, осталось человек пять, не больше. Вернее, тел.
Карлюта нырнул в спасительную тень гаражей одним из последних. В буквальном смысле – рыбкой. И одновременно услышал, как будто кто-то с силой швырнул на металлическую крышу над ним несколько горстей высушенного гороха. Ополченец, который бежал рядом, ойкнул и осел наземь: одна из пуль срикошетила и уже на излете, практически из-за угла, клюнула его в ногу. Карлюта ухватил раненого за шиворот и втащил в безопасную зону. У того на бедре под камуфляжем быстро расползалось бурое пятно. Карлюта зубами вскрыл упаковку промедола и прямо сквозь штанину воткнул шприц-тюбик бедняге в ягодицу. Потом осмотрел рану. Выглядело скверно. Скорее всего, разорвало артерию, что в данных обстоятельствах означало одно: парень не жилец. Но – и в этом был весь Карлюта – он встал на колени и начал бинтовать. Несуетливо и методично. Строго по инструкции.
Свинцовый град слегка поутих. Рядом кто-то молился, чуть дальше двое, упершись руками в колени и дыша как загнанные собаки, истерически смеялись неизвестно чему. Успокаивались на мгновение, переглядывались и снова заходились от хохота. Где-то впереди, в ржавом, гулком нагромождении, собрались основные силы отряда. Оттуда звучала беспорядочная стрельба и мат. Материли в основном Палыча. Мол, ну и че теперь? От крайней линии гаражей до здания оставалось еще хороших двести пятьдесят метров. Только уже по совершенно открытой местности. Это если атаковать с левого фланга. А если с правого – то все триста.
– Сука! Иван, мать бы его, Сусанин. Еще и урыл хер знает куда. От де, де он шарится?
– Мало ли, может, бражку ищет.
– Якщо знайдэ, вобщэ труба.
– Да типун тебе на язык, не дай бог!
– Не, ну не придурок?
Карлюта едва не улыбнулся. Впереди продолжали причитать:
– Во попали мы, пацаны, во попали… От же, прости господи, повезло со старшим…
И вдруг все стихло. И выстрелы и голоса. Очевидно, Палыч нашелся: при нем не очень-то помитингуешь. Себе дороже. Ну и к тому же командира любили.
Тем временем раненый умер. Когда Карлюта закрывал ему глаза, то заметил, что из них вытекли две крупные черные слезы. Может, копоть. А может, и гадина пыль. Паскуда такая. Карлюта сочувственно щелкнул языком, поднялся на ноги и, подобрав автомат погибшего, поспешил к своим. Вслед за давешней парой весельчаков.
Палыч сидел, прислонившись к облупленной кирпичной стене то ли бойлерной, то ли щитовой, и невозмутимо добивал затушенную перед атакой сигарету. Рядом пощипывала реденькую травку невесть откуда взявшаяся, зыркающая исподлобья коза. Или скорее козел, судя по запаху. Мужики, выстроившись в две шеренги, переминались с ноги на ногу.
Докурив до фильтра, Палыч выстрелил чинариком далеко в сторону, встал и деловито помочился на щитовую. А затем произнес короткую речь. Вот ее тезисы. Раз – если кто чем-то недоволен, могут валить назад. В спину стрелять не будем: найдется кому и без нас. Два – нычиться среди гаражей тоже не фонтан: бандерлоги явно чего-то ждут. Да и место приметное, артиллерии на два залпа работы. Даже корректировать не надо: первый пристрелочный, вторым накроют. Три – запоминаем! Здесь Палыч раскрыл блокнот – ну вылитый Джон Сильвер, предъявляющий своим удальцам вожделенную карту. Оказалось, все это время он с крыши щитовой вычислял огневые точки противника. Их было порядка десяти, из которых как минимум две – снайперские позиции. И еще одна под вопросом.
Дальше последовали команды:
– Как мы с Карлютой начнем – Котя со своими в обход. Бешеному кобелю сто верст не крюк. Заходите со стороны шоссе: там вряд ли минировали – для себя коридор держат. Не останавливаться, не пытаться залечь – перебьют. Только вперед. Остальные прикрывают. Встречаемся внутри. Вон то парадное, верхний этаж. Сейчас рассредоточились и отвлекающий огонь. Высовываться не обязательно, главное – участие. Патронов не жалеть: если что, не понадобятся. У кого кончатся, вон там стекла целый штабель – набейте и в глаза им маячьте, солнце как раз хорошее, яркое, може поможе. Короче, не сцо! Карлюта, готов?.. Все, погнали.
Козел подытожил сказанное протяжным «бэ-э!» и увязался следом. Один из весельчаков прыснул.
Замок на присмотренном Палычем боксе оказался с секретом – пришлось повозиться. Изъятый мотоцикл здорово походил на отцовский. Только черный.
Они с ревом вылетели из-за гаражей и помчались строго вперед. Не с левого и не с правого фланга, а точно по центру – со стороны солнца. Сквозь сектор самого что ни на есть перекрестного огня. И, как выяснилось потом, угадали: все остальные подходы к дому были заминированы.
Козел старался не отставать. Но когда засвистели пули, взмекнул дурным голосом и дернулся в сторону. Через секунду позади раздался взрыв. «Газу, газу, газу!» – азартно орал Палыч в ухо, изо всех сил прижавшись к Карлютиной спине. Детский грибок рядом прошила очередь. Однако мотоцикл уже пересек мертвую зону. Времени тормозить не было, единственное, что Карлюта успел, – отчаянно вывернул руль, подставляя стремительно надвигающейся стене пустую мотоциклетную коляску. Это смягчило удар и позволило им обоим удержаться в седлах. Мотор в последний раз взвыл на самых высоких оборотах и заглох.
Палыч уже крался вдоль фасада в сторону левого углового подъезда. Быстро-быстро, где надо ужом стелясь под нависающими сверху балконами. Карлюта бросился следом. Очутившись под козырьком, они позволили себе перевести дух. Карлюта взглянул в сторону детской площадки и вздрогнул: из расщепленной пулями песочницы мертво таращилась искромсанная козья морда. Тело несчастного животного валялось в нескольких метрах, у входа в решетчатую желто-голубую космическую ракету.
Палыч бормотал:
– Ща, ребята, ща… накрошим укропа… – Проследив за взглядом товарища, успокаивающе похлопал его по плечу: – Ну-ну, все, все… У войны, мой друг, не женское лицо. – Немного подумал и добавил: – Хотя за козла ответят!
После чего решительно выскользнул из-под козырька и, изловчившись, метнул первую гранату. Стоя спиной к стенке, как бы за себя и вверх, почти вертикально. Где-то на уровне второго этажа посыпались осколки. Пару секунд ничего не происходило. А потом раздался взрыв, вопли и снова взрыв: видимо, сдетонировали боеприпасы. Или рванул газовый баллон.
Карлюта плохо запомнил последующие десять минут. Как-то кусками. Он прикрывал командира. За это время тот, методично сверяясь с блокнотом, подавил пять вражеских точек. Все так же – из мертвой зоны. С каждым разом смещаясь вдоль дома. Ошибся только единожды – попал не в то окно. Погибли, как позже выяснилось, восьмидесятилетняя пенсионерка и семь ее кошек.
Периодически их с Палычем пытались нейтрализовать. Дважды выручал Карлюта. В первый раз ураганным огнем заблокировал в подъезде четверых штурмовиков – дырявил хлипкую дверь, пока те сами не передумали выбираться наружу. Во второй – скосил наповал выпрыгнувшего из окна первого этажа «киборга» в тяжелой экипировке. Попал точно в забрало. Длинной прицельной очередью, с десяти метров. Какая там, к свиньям, защита – да будь хоть «жидкий металл». Все происходило рывками и быстро, быстрее даже, чем я пишу.
А в третий раз их спас Бог. И реакция Палыча. Они прошли очередную секцию и остановились. Палыч, слегка раскачиваясь, примеривался к забросу очередного гостинца, как вдруг поблизости возник белый шум включившейся рации. Откуда в ладони командира взялся «стечкин», Карлюта так и не понял. Он мог поклясться, что только что в ней лежала готовая к использованию эргэдэшка. Сейчас же локоть Палыча твердо упирался в плечо так и не успевшего развернуться Карлюты, а пули из его пистолета трудолюбиво крошили наглухо зашитый фанерой торец балкона на втором этаже. До самого отката затвора. Когда непривычно серьезный Палыч убрал оружие, Карлюта понял, что оглох на одно ухо. И все же он услышал, слишком уж необычно звучала в их широтах иностранная речь.