– Ты совсем за мировыми тенденциями не следишь, а еще журналист, – сказал он, отправляя в рот кружок огурца. – Сейчас идет борьба за экологию, а ты посуду пластиковую купила.
– Что же, надо было мамин сервиз везти? – пыталась пошутить Яна.
– Зачем сервиз? В магазинах куча бумажной одноразовой посуды. И удобно, и экологично. Вот! – Он поднял пакет с соком и демонстративно потряс им.
Девушка засмеялась.
– Что смешного? Я тебе дело говорю, – сказал Макс.
Потом Яна лежала, положив голову на его колени, а он гладил ее непослушные, вечно торчащие в разные стороны короткие волосы. Мама одобряла Макса, она часто говорила, что за такого мужчину нужно держаться. И Яна сжимала его сильную руку в своей маленькой ладошке, боясь, что, если она ослабит хватку, этот волшебный день закончится.
Вечером, в сумерках, вернулись домой.
Макс сразу же отправился в душ, а Яна принялась разбирать вещи и включила телевизор для фона. Увиденное заставило ее остановиться и замереть перед экраном. Танки давили безоружных женщин, не пускавших боевую технику в свой город. Раньше Яне казалось, что все войны, революции и майданы случаются где-то на другой планете. Теперь она видела, что все это творится с людьми, которые говорят с ней на одном языке и живут совсем рядом. Политика всегда казалась ей назойливой дымовой завесой, которая мешает наслаждаться жизнью и создает множество проблем. Яна писала статьи о выставках, концертах, спектаклях – обо всем, что действительно ее увлекало, а новостную ленту листала, как страницы скучного журнала.
Телеканалы смаковали кадры с горящим в Одессе Домом профсоюзов, с начинающимися вооруженными столкновениями, с кричащими прямо в камеру людьми. Хрупкий, воздушный мир Яны получил серьезную пробоину и полетел вниз, рискуя разбиться.
– Опять зомбоящик смотришь, – сказал Макс, выйдя из душа.
– Погляди, разве можно так с живыми людьми! – ответила Яна, едва сдерживая слезы.
– Ты серьезно веришь во все, что показывают по телику? Ты же сама журналист, знаешь, как ваши дурят народ.
Макс взял пульт и выключил телевизор.
– Ну все, успокойся! Ты такая впечатлительная, – сказал он и обнял девушку.
Яна вырвалась и спросила:
– Разве ты не понимаешь, что все это реальность? Это же самый настоящий фашизм! Так не должно быть.
– Какое тебе дело до них? Сами разберутся. У нас же все хорошо.
Он снова попытался обнять ее, но она оттолкнула его.
Тем же вечером Яна собрала вещи и вернулась к маме. Та несколько дней убеждала ее одуматься, помириться с Максом, но потом перестала. Макс две недели звонил и писал, но потом тоже перестал.
Что-то внутри Яны сломалось. Она читала новости и не понимала, где правда, а где ложь. Ей так хотелось докопаться до истины, узнать, что же происходит на самом деле. Однажды она переступила порог кабинета главного редактора с просьбой отправить ее в командировку в Донбасс.
Главред удивленно посмотрел на нее поверх очков.
– Ты же в отделе культуры работаешь, – сказал он, хотя по глазам читалось: «Совсем, что ли, сдурела?»
– Я хочу написать правду, – уверенно заявила Яна.
– А ты знаешь, что даже федералы отзывают своих военкоров? Там ведь и убить могут.
– Я знаю, – ответила Яна, стараясь не замечать ехидного тона главреда.
– Давай я тебя лучше в отпуск отправлю. Съездишь на море, развеешься, вся дурь из головы и вылетит.
– Это не дурь, – сказала девушка и направилась к двери.
– Ну не могу я тебя туда отправить, идиотка! – чуть не кричал главред. – Что я делать буду, если тебя там подстрелят или убьют? Не дай бог, конечно… Ты как хочешь, а мне жизнь пока еще дорога. И кресла этого, – он демонстративно похлопал по подлокотникам, – я лишиться не хочу.
– Тогда подпишите заявление на отпуск, – сказала Яна и вышла из кабинета.
Кто-то забарабанил в дверь. Марта вздрогнула и кинулась к глазку. На лестничной площадке маячила кудрявая голова. Девочка открыла и выглянула.
– Напугал, дурак! – сказала она. – Чего тебе, Гришка?
– Мамке на работе тушенку дали, – выпалил подросток. – А дядя Толик картошки привез из деревни. Пошли, сейчас такая вкуснотища будет!
– У меня бабушка одна. Мама за водой пошла.
– Ты же ненадолго. Им тоже возьмешь.
Последний раз Марта ела вчера, она привыкла есть мало и ничего не хотеть. Девочка взяла две алюминиевые миски, ложку и спустилась вниз.
На газоне подпрыгивал небольшой костерок. Рыжий юркий Толик ловко управлялся с огнем, подсовывая ему обрывки старой газеты. Над костром болтался котелок, в котором что-то кипело, источая немыслимые ароматы.
– Марта! – крикнул Толик, заметив девочку. – У тебя луковицы нет?
– Нет, – ответила она.
– Жалко, а то такой бы супец получился. А у стариков нет, не знаешь? – спросил он у Гришки.
– Не-е-е, – протянул подросток. – Я им вчера продукты заносил, лука там не было.
– Надо будет им картошки принести. И вам тоже, – кинул Толик в сторону Марты. – А то у меня целый мешок. Куда нам с Веркой столько?
Толик помешал густое варево ложкой, зачерпнул, подул как следует и отправил в рот.
– Во! – Он поднял большой палец вверх. – Еще бы хлеба…
Раздался глухой удар, и земля задрожала.
– В подвал! – скомандовал Гришка, схватил Марту за руку и потащил к дому.
Они заскочили в подвал, за ними последовал Толик. Марта зажала нос от резкого запаха плесени и канализации.
– Вот сволочи! – выругался Толик. – Время ведь выбрали, когда у людей обед. Сами пожрали и давай лупить.
– Воду привезли, – сказала Марта. – Они, наверно, по машине бьют.
– Не, – возразил Гришка. – Бьют наугад, без разбора.
Марта думала о маме. Где застал ее внезапный обстрел? Успела ли она укрыться?
Девочка подошла к закрытому решеткой окну. Ей хотелось узнать, что происходит снаружи.
– Отойди, – строго сказал Толик. – А то как бабахнет – не соберем.
Но Марта не послушалась. Она встала на носочки и выглянула во двор.
– Тихо, – сказала она.
– Погоди, – сказал Гришка. – Это специально, чтобы выманить нас.
Они немного подождали и наконец решились покинуть убежище. На улице, действительно, было тихо, и только перевернутый котелок и разлившееся по земле варево напоминали об обстреле.
Толик поднял котелок и выругался:
– Сами пожрали, черти! Ну ничего, я еще долго жить собираюсь, я вас всех переживу! – Он погрозил кулаком неведомому врагу и повернулся к ребятам. – Верка придет с работы, может, чё пожрать принесет. Вы заходите.
Марта взяла пустые тарелки и отправилась домой. Она тихо вошла в квартиру и, увидев там маму, бросилась ей на шею.
– Отпусти, задушишь, – ласково сказала Ольга. – Как будто сто лет не виделись.
Марта с трудом согласилась отпустить ее. Она смотрела на маму и хотела наглядеться на нее на сто лет вперед.
Утром, пока домашние дремали после очередной бессонной ночи, Ольга собиралась на работу. Марта часто спрашивала, зачем она туда ходит: все равно ведь зарплату не платят. Ольга и сама не знала ответа. Сначала казалось, что скоро все кончится и жизнь пойдет своим чередом. Потом стало понятно, что прежняя жизнь не вернется, а будет ли новая, никто гарантировать не мог.
Ольга ходила в библиотеку, в которой работала уже без малого двадцать лет, скорее по привычке. Потому что каждое утро надо было куда-то идти, потому что жалко было книги, которые без присмотра растащат, жалко было тех редких читателей, которые остались в городе и ходили в библиотеку, как в намоленное место.
Как только началась война, пестрый коллектив стал редеть. К середине августа из сорока человек остались двое: Ольга и Оксана – эффектная блондинка с зычным раскатистым голосом. Муж ее, когда закрыли шахту, неделю беспробудно пил, а потом собрался и ушел в ополчение. Детей отправили в деревню к бабке. Там тоже стреляли, но вода из колодца и продукты с огорода были всегда.
На прошлой неделе в библиотеке взрывной волной выбило стекло. Ольга с Оксаной натянули пленку, чтобы хоть как-то прикрыть дыру, убрали все книги в хранилище и стали дежурить по очереди. И днем, и ночью. Женщины никогда не говорили об этом, но каждая молча верила в то, что когда-нибудь все закончится. Когда-нибудь люди вернутся в город и придут в библиотеку за книгами, которые для них так беззаветно берегли.
Ольга подошла к библиотеке. У двери маячила растрепанная бабушка в поношенном старомодном платье.
– Вы всё по прежнему расписанию ходите, – сказала Ольга.
– А что же делать? Меняться поздно уже, – ответила старушка.
Ольга постучала в дверь. Никто не отозвался. Она постучала настойчивее. За дверью послышался стук каблуков.
– Минута в минуту, – задорно произнесла Оксана, открывая дверь. – А вы, Анастасия Владимировна, привычек не меняете, – обратилась она к старушке. – В десять утра как штык.
– Я газетки свои почитаю, – сказала бабушка и направилась к полупустым стеллажам.
– Новых-то давно нет, а старые вы все читали.
– А я еще раз прочитаю.
Оксана махнула рукой и подошла к Ольге.
– Ну как там? – Она кивнула в сторону улицы.
– Пока спокойно, – ответила Ольга.
– А дома?
– Тоже. Мама меня беспокоит – есть отказывается. Ума не приложу, что с ней делать.
– Не переживай. Сегодня не хочет, завтра захочет.
– А тут как?
– Да что тут кому сделается. Вон наши пошли. – Оксана кивнула в сторону двери, в которою вошел высокий худощавый парень.
– Д-дайте мне Пушкина, – прогнусавил он. – «Руслана и Людмилу».
– Сейчас принесу. – Ольга улыбнулась и направилась в хранилище.
– Колесников, вы тоже своим привычкам не изменяете! – засмеялась Оксана.
На улице светило солнце, в зале сидели читатели, и только пленка на окнах напоминала, что мир давно слетел со своей оси и понесся безумным галопом в неизвестность.
Рейс из Москвы успешно приземлился в аэропорту Ростова-на-Дону. Яна достала с полки небольшой рюкзачок и вместе с потоком туристов проделала долгий путь по коридорам аэровокзала, чтобы встретиться с палящим южным солнцем. Не успела она выйти на улицу, как со всех сторон на нее накинулись таксисты.