После ухода российских журналистов Ольга открыла кладовку. Осталась последняя банка рыбных консервов, полпачки «рожек», горсть гречки, штук десять картофелин и бутылка растительного масла. Как бы ни было горько и гадко на душе, нужно было что-то готовить. Если журналисты не врали, что скоро в город придут фуры с гуманитаркой, то оставалось протянуть на этих запасах пару дней.
С горем пополам Ольга приготовила завтрак. Кусок в горло не лез, но приходилось есть. Разделили с Мартой водянистую кашу. Мама есть отказалась, только губы дала смочить. После обеда Ольга сбегала в библиотеку, подменила Оксану, а когда вернулась домой, увидела пакет с продуктами и бутылку воды. Марта сказала, что их привезли журналисты.
Ольга разобрала пакет. Чего там только не было: консервы, хлеб, мука, даже бутылка молока! Где только все это взяли, непонятно. Половину Ольга сложила в кладовку, остальное велела дочери отнести старикам Никоненко. Но оказалось, журналисты привезли им такой же гостинец. Старики плакали, поверить не могли, что чужие люди заботились о них. Ольга тоже плакала. Единственное, что придавало ей сил все эти месяцы, так это сознание, что она нужна матери, дочери, читателям, соседям. А теперь получалось, что и о ней кто-то подумал. Не хотела ведь общаться с журналистами – опасалась их назойливости, – а они оказались нормальными. Стало стыдно. Подумала, что нужно будет отблагодарить при случае. Только бы повод был не такой, как сегодня.
Ночью опять стреляли. Не по их кварталу – по соседнему. Ольга с Мартой спали в коридоре. Ну как спали… Скорее дремали в редкие минуты затишья. Хотелось, чтобы наконец настало утро и все прекратилось.
Алый рассвет растекался по горизонту, а выстрелы не стихали.
Ольга встала и пошла в комнату матери. Старушка лежала с открытыми глазами и не моргала. Ольга позвала мать, но та не отозвалась. Пощупала пульс. Мать умерла. «Отмучились», – подумала Ольга и села возле ее кровати.
Горевать не было ни сил, ни времени. Нужно было думать о похоронах. Больницы едва успевали принимать раненых, морги не работали, кладбища тоже. Денег не было. Потерпеть бы матери, пока все наладится, пожить бы еще… Ольга ругала себя за такие мысли, но ничего не могла с ними сделать.
Соседка с первого этажа пообещала оформить нужные бумаги у себя в больнице, советовала хоронить быстрее, а то жара на улице. Ольга и сама это понимала. Нужна была машина, могильщики, о каких-то других похоронных атрибутах речь уже и не шла.
Послала дочь в библиотеку предупредить Оксану, чтобы та не ждала. Пока Марты не было, опять приехали журналисты. Ольга набралась смелости и обратилась к ним за помощью. В любое другое время просить бы не стала, но теперь было не до гордости.
Бородатый кивнул и куда-то уехал. Через час вернулся. Вынули с водителем из машины гроб: грубый, нелаченый, пахнущий свежим деревом.
Дочь вернулась, когда заколоченный гроб грузили в машину. Мужчины поехали вперед, а Ольга с Мартой и московской журналисткой отправились следом на автобусе, еще Гриша с ними увязался. На кладбище все встретились. Могилу решили копать на окраине, у дороги, чтобы легче потом было найти. Достали из машины лопату. Копали по очереди: то бородатый, то водитель, то Гриша. Сухая, закаменевшая земля не поддавалась, приходилось ее долбить лопатой, словно ломом. По лицам и рукам мужчин текли струи пота, рядом кружили слепни, так и норовя присосаться.
Могилу выкопали неглубокую, насколько хватило сил, опустили туда гроб и засыпали землей. Водитель убрал лопату и достал из машины бутылку водки, хлеб и банку тушенки. Со словами: «Шо мы, не православные?» – он налил водки бородатому, Ольге и журналистке. Все выпили по глотку, больше не лезло. Молоденькая москвичка зажмурилась, но выпила, а потом жадно вцепилась в кусок хлеба. Поминали молча. Все были родными, и всех хотелось обнять.
Тишину нарушил раздавшийся вдалеке грохот орудий.
– Ну началось… – процедил водитель и добавил крепкое словцо.
Может, и не было никогда нормальной жизни. Может, Ольге эта жизнь только снилась. И не было у войны ни конца, ни начала, и не было от нее спасения ни живым, ни мертвым.
Сначала Яне Артем не понравился. Он казался ей грубым, циничным и злым. Видимо, сказывались постоянные командировки в горячие точки. Потом она стала привыкать и поняла, что, несмотря на все недостатки военкора, с ним не пропадешь. Он прекрасно знал город, как будто провел там большую часть жизни. Умел в нужный момент находить нужных людей. Но главное – с ним было не страшно.
После съемок первого репортажа Артем повез Яну в центр города. По дороге спросил, когда она последний раз ела. Девушка неуверенно ответила, что, кажется, это было вчера. Машина остановилась возле продуктового магазина, и Яна с Артемом вошли внутрь, где на полках лежал разномастный товар с написанными от руки ценниками. Принимали любую валюту: рубли, гривны, доллары. Яна набрала два пакета продуктов.
– Зачем тебе столько? – спросил Артем.
– Я хочу отвезти той женщине, у которой больная мама, – ответила девушка.
Яна подумала, сейчас он скажет: «В городе столько людей, всем не поможешь». Но Артем понимающе кивнул и помог донести пакеты до машины.
По дороге Яна что-то пожевала, только чтобы военкор отстал. Аппетита не было, зато все время хотелось пить. Солнце безжалостно жгло, как будто было заодно с теми, кто лишил город воды.
После обеда Артем с водителем умчались на позиции. Яну с собой не взяли, высадили ее возле гостиницы и велели сидеть в номере. Вдалеке раздавались выстрелы, которые стали таким же привычным явлением, как солнце, ветер или смена времен года.
Яна больше не боялась: поняла, что бессмысленно. Бойся не бойся, а от войны, как и от себя, не убежишь. Она прислушивалась к каждому шороху в коридоре, но там было тихо, как будто во всей гостинице жила она одна.
Ближе к ночи послышались знакомые быстрые шаги. Яна выскочила в коридор и столкнулась с Артемом.
– Чего ты? – спросил он.
– Ничего, – смутилась Яна. – Просто хотела убедиться, что с тобой все в порядке.
– Нормально все, – уже мягче сказал Артем. – Ложись спать, завтра будет тяжелый день.
Военкор не обманул. Следующий день был тяжелым. С утра поехали в обстрелянный район. И снова разбитые дома, слезы, кровь. И снова всех жалко. И ничего нельзя изменить.
После репортажа Яна попросила Артема заглянуть к Ольге. Она не могла объяснить, почему ее тревожит судьба этой женщины, но упрямо убеждала Артема, что заехать туда нужно. После недолгих уговоров он сдался, и они поехали – «на пять минут, не больше».
Оказалось, их ждали. Может, не конкретно их, а любого, способного помочь. Артем с водителем быстро куда-то уехали, но так же быстро вернулись. Яна украдкой подошла к водителю и спросила, где они взяли гроб.
– Да это деда моего, – нехотя ответил тот. – Он для себя держал, а я ему сказал, чтоб не помирал, пока вся эта байда не кончится.
Девушка решила больше ни о чем не спрашивать. На кладбище ехали молча. Хоронили и поминали тоже молча. И так все было понятно. Впервые Яне пришлось выпить водки. Не хотелось, но и отказаться было нельзя. Водка жгла горло и не давала вздохнуть. На жаре Яну мутило, но признаться в этом она боялась: не до нее сейчас всем было.
– Спасибо вам, – наконец сказала Ольга. – Не знаю, что бы я одна делала.
– Ладно, не чужие, – махнул рукой водитель.
– Нам ехать надо, – сказал Артем. – Вы сами домой доберетесь?
– Конечно, – ответила Ольга. – Можем и девушку с собой взять. – Она кивнула в сторону бледной Яны.
Только войдя в квартиру Ольги и выпив воды, Яна стала приходить в себя.
– Вы, наверно, не ели ничего, – предположила Ольга.
– Ела, – соврала Яна.
Ольга все равно сунула ей холодную кашу, которую Яна уплела с удовольствием.
– Что вы теперь будете делать? – спросила девушка, расправившись с едой.
– Что делать? Жить будем, как до этого жили, – ответила Ольга.
– Но вы же теперь можете уехать. Вас больше ничто не держит.
– Некуда нам ехать. И не нужны мы никому там. – Ольга неопределенно махнула рукой. – Здесь дом. Опять же за могилкой нужно смотреть…
– А как же война?
– Война когда-нибудь закончится. Не век же воевать.
Яна внимательно смотрела на усталую женщину, но так и не могла понять, что за сила помогала той вынести все испытания.
– А вы когда назад поедете? – спросила возникшая на пороге кухни Марта.
– У меня завтра утром самолет, – ответила Яна, немало удивившись тому, как быстро пролетело время.
– Да, вам надо ехать, – сказала Ольга отстраненно. – Кто знает, что дальше будет.
На улице просигналил автомобиль.
– Это за вами, – сказала Марта, выглянув в окно.
Яне хотелось на прощание сказать что-нибудь важное, но вместо этого она выдавила дежурное:
– Берегите себя.
– Вы тоже, – ответила Ольга.
Яна окинула взглядом квартиру, подъезд с неряшливой белой надписью и вышла во двор. Ей хотелось, чтобы память запечатлела все это, как кинопленка.
– Подождите! – раздался голос Марты.
Яна обернулась. Девочка подошла к ней.
– Вы же напишете правду, как все было? – спросила она.
– Конечно, – ответила девушка.
– Тогда держите. – Марта протянула ей блокнот.
– Что это? – спросила Яна, принимая дар.
– Сами все увидите, – ответила Марта. – Доброй вам дороги! – Она махнула рукой и скрылась в подъезде.
Яна сунула блокнот в рюкзак и поспешила в машину.
Доехали до гостиницы. Теперь настало время прощаться с военкором.
– Может, в Москве встретимся, когда приеду на побывку? – предложил Артем напоследок.
Яна согласилась. Она на миг представила, как этот пропахший порохом человек впишется в столичную жизнь. От этой мысли стало смешно, и она улыбнулась. Артем тоже улыбнулся какой-то неуверенной улыбкой подростка.
На горизонте показалась желтая «газель».
– Эй, мы девушку с собой забираем! – крикнул, высунувшись из окна, Семен.