Мы ищем клад
Наутро мы взяли лодку и поплыли на остров. Грёб Лассе. Мальчишки говорили только о кладе.
— Если мы его найдём, — сказал Лассе, — мы отдадим жемчуг девчонкам. Он им больше подходит.
— Ладно уж, — согласился Боссе. — Правда, его можно продать и получить за него кучу денег, но мне всё равно, пусть он будет девчонкам.
— Конечно, — сказал Улле. — Я не против!
— Что-то вы сегодня больно добрые! — удивились мы.
— Только ищите его сами, а мы с Боссе и Улле будем купаться, — сказал Лассе, когда мы приплыли на остров.
И они улеглись на камень, чтобы позагорать.
— Не забудьте, что искать надо в середине острова! — напомнил Лассе. — А если найдёте, позовите нас. Мы хотим посмотреть, как вы будете открывать жестяную банку.
— Откуда ты знаешь, что жемчужины лежат в жестяной банке? — спросила Бритта. — В записке об этом ничего не сказано.
Лассе немного смутился и ответил:
— Клады всегда зарывают в жестяных банках.
И мальчики стали купаться, а мы отправились на поиски.
— Я им ещё припомню эту жестяную банку! — сказала Бритта.
Посреди острова есть каменная россыпь. Сверху на ней лежали несколько новых камней. Мы сразу догадались, зачем их туда положили. Под ними была спрятана ржавая жестяная банка. Мы открыли её. В ней была записка:
«Ха-ха-ха! Девчонки — дуры, верят любой чепухе! Живший тут в прежние времена».
Вы помните, что на этом острове пасся баран Ульрик, который чуть не забодал нас? После него на острове осталось множество твёрдых чёрных орешков. Мы взяли несколько орешков, положили их в банку и написали новую записку:
«Вот вам настоящие жемчужины! Берегите их, потому что их оставил живший тут в прежние времена!»
Потом мы спрятали банку под камни, вернулись к мальчишкам и сказали, что никак не можем найти клад.
— Теперь вы его поищите, а мы искупаемся! — сказала Бритта.
Сперва они не хотели искать без нас, но потом всё-таки пошли. Наверно, решили перепрятать банку, чтобы её было легче найти. Мы поползли вслед за ними, как настоящие индейцы.
Мальчишки подошли к россыпи, и Лассе вытащил из-под камней банку.
— Вот дурёхи! Ведь она на виду лежит, — сказал он и помахал банкой.
— Там что-то гремит! — сказал Боссе.
Лассе открыл крышку и прочёл вслух нашу записку. Потом он зашвырнул жестянку подальше и воскликнул:
— За это им надо отомстить!
Тогда мы с хохотом выскочили из кустов и, перебивая друг друга, стали рассказывать, что сразу догадались, что это проделки Лассе. Но Лассе сказал, что они тоже сразу догадались, что мы догадались, что это его проделки. Конечно, он врал, но мы на всякий случай сказали, что мы догадались, что они догадались, что мы догадались, что это проделки Лассе. И тогда мальчишки сказали…
Не знаю, сколько раз мы произнесли слово «догадались», но у меня закружилась голова, и больше я уже ничего не слышала.
Потом мы купались возле нашего камня и брызгали друг в друга водой.
После купания Лассе предложил играть в разбойников. Мы устроили разбойничье логово на старом сеновале, где Лассе спасался от Ульрика. Предводителем был, разумеется, Лассе. Он сказал, что он Робин Гуд. Боссе был его помощником, его звали Ринальдо Ринальди. Лассе сказал, что мы должны грабить богатых и отдавать награбленное бедным. Мы задумались, но оказалось, что мы не знаем ни одного богатого. Бедных мы тоже не знали, разве что Кристин.
По приказанию Лассе мы по очереди влезали на сосну, которая росла рядом с сеновалом, и следили, чтобы к острову не подошёл вражеский флот. Чтобы влезть на сосну, сперва надо было забраться на дырявую крышу сеновала. Сосна была такая высоченная, что мы с Бриттой и Анной не решались залезть на самую верхушку. А Лассе, Боссе и Улле ничего не боялись.
Но даже с самой вершины сосны не было видно никакого вражеского флота.
Когда подошло время обеда, Лассе приказал нам с Анной переплыть на материк и награбить еды.
— Помните, грабить можно только богатых! — сказал он на прощание, и мы поплыли.
Но мы так и не знали, кого же нам грабить. Поэтому я пошла к маме и попросила разрешения награбить в кладовке разной еды, так как мы с Лассе и Боссе к обеду не вернёмся. Мама, конечно, разрешила. Я взяла ветчины, колбасы и варёной картошки. И много бутербродов с сыром. А мама дала мне горячих плюшек и большую бутылку молока.
Я побежала к Анне. Она тоже набрала полную корзину еды.
Когда мы вернулись в разбойничье логово и выложили свою добычу, Лассе похвалил нас.
— Прекрасно! — сказал он. — Надеюсь, вам пришлось грабить с опасностью для жизни?
Мы с Анной не были уверены, что нашей жизни угрожала опасность, но на всякий случай сказали, что небольшая опасность нам, конечно, угрожала.
— Прекрасно! — повторил Лассе.
Мы разложили еду на плоском камне и ели, лёжа на животах. В разгар пира Боссе сказал:
— Эй, Робин Гуд! Ты же говорил, что мы должны всё отдавать бедным, а сам только набиваешь себе брюхо!
— А я и есть бедный! — ответил Лассе, беря ещё кусок ветчины.
Бутылка с молоком ходила по кругу, и каждый пил сколько хотел.
День выдался на славу. Мы много купались, лазили по деревьям и воевали, разделившись на две шайки. Мы с Анной и Бриттой были в одной шайке, а мальчишки — в другой. Наша шайка заняла сеновал и охраняла его от мальчишек. Бритта стояла на страже в дверях. Анна выглядывала в окно. А мой наблюдательный пост был на дырявой крыше. Но мне было трудно долго сидеть на крыше, я спустилась вниз и заняла пост рядом с Анной. Мальчишки, конечно, воспользовались этим, залезли по задней стене сеновала на крышу и оттуда спрыгнули вниз. Они взяли нас в плен и хотели расстрелять, но не успели. Лассе крикнул:
— Вражеский флот подходит к берегу!
Это был Оскар, которого мама послала за нами на остров. Он сказал, что уже девять часов, и спросил, неужели мы такие глупые, что сами не знаем, когда нужно возвращаться домой.
— Неужели вам даже есть не захотелось? — сердито спросил он.
И мы почувствовали, что нам действительно хочется есть. Папа и мама уже давно поужинали, но нас в кухне ждали молоко, бутерброды и яйца.
Иванов день
А теперь я расскажу вам, как мы праздновали день Ивана Купалы, первый летний праздник. На лугу был установлен высокий купальский шест. Его наряжали сообща все жители Бюллербю. Сперва мы поехали на телеге далеко в лес и нарезали там много-много веток. Даже Черстин ездила с нами. Улле дал ей в руки веточку, и она размахивала ею, а Улле пел старинную песню.
В золотой коляске
По дороге тряской
Едет крошка Черстин.
Держит кнутик золотой,
Всем кивает головой
Наша крошка Черстин.
Вообще-то пели мы все, каждый своё. Агда пела такую песню.
Настало лето,
Сверкает солнце
И пахнут цветы на лугу!
А Лассе пел так:
Настало лето,
Сверкает солнце
И пахнет навоз на лугу!
И он был прав. На лугу в самом деле пахло навозом, но ведь петь об этом не обязательно.
Потом мы с Бриттой, Анной и Агдой наломали сирени, что растёт за нашим дровяным сараем, и отнесли её на луг. Там уже был приготовлен шест. Мы обвили его ветками и повесили на него два больших венка сирени.
Шест установили на лугу, и вечером все танцевали вокруг него. Дядя Эрик замечательно играет на гармошке. Он играл разные танцы, а мы танцевали. Все, кроме дедушки и Черстин. Дедушка сидел на стуле и слушал музыку. Сперва он держал Черстин на коленях, но она дёргала его за бороду, и потому дядя Нильс посадил её к себе на плечи и стал танцевать вместе с ней. А дедушка не мог танцевать, но мне показалось, что он не очень огорчился из-за этого. Он только сказал:
— О-хо-хо! А ведь когда-то и я танцевал вокруг купальского шеста!
А после танцев мы играли в горелки и разные другие игры. Нам очень нравится играть вместе с папами и мамами, но они играют с нами только в Иванов день.
В этот вечер нам разрешили лечь спать попозже. Агда сказала, что перед сном надо девять раз перелезть через изгородь и положить себе под подушку девять разных цветков, и тогда тебе приснится жених.
Нам с Бриттой и Анной очень захотелось увидеть во сне женихов, хотя мы и так уже знали, кто за кого выйдет замуж. Я должна была выйти замуж за Улле, а Бритта с Анной за Лассе и Боссе.
— Ты хочешь лазить через изгородь? — спросил Лассе у Бритты. — Лазай себе на здоровье, но предупреждаю, я на тебе не женюсь, даже если ты увидишь меня во сне. Я не верю в приметы!
— Надеюсь, что я им не приснюсь! — сказал Боссе.
— Я тоже, — сказал Улле.
Вот дураки, не хотят жениться на нас!
Агда предупредила, что лазить через изгородь надо молча, нельзя ни смеяться, ни разговаривать.
— Тогда Лизи лучше сразу лечь спать! — сказал Лассе.
— Это ещё почему? — возмутилась я.
— Потому что дольше двух минут ты молчала, только когда болела свинкой. А за две минуты девять раз через изгородь не перелезть.
Мы махнули на мальчишек рукой и полезли через изгородь.
Сразу за изгородью начинается густой лес. Ночью в лесу всегда таинственно, даже если эта ночь совсем светлая. И тихо, потому что птицы уже спят. И сладко пахнет деревьями и цветами. Мы в первый же раз, как перелезли, собрали по девять разных цветочков.
Вы, наверно, замечали, что смеяться больше всего хочется, когда нельзя. Нам стало смешно, как только мы влезли на изгородь. А мальчишки ещё и нарочно смешили нас.
— Анна, смотри, вляпаешься в навоз! — сказал Боссе.
— Откуда тут… — начала Анна и вспомнила, что говорить тоже нельзя.
Мы тихонько захихикали, а мальчишки засмеялись во всё горло.
— Ха-ха-ха! Нам можно смеяться, а вам нельзя! — сказал Лассе. — А то ваше гадание не будет считаться!