– На.
– Я не умею, – пыхтит ещё громче Канюша.
Но леденец в карман всё-таки прячет.
А потом, вздохнув, тянется за стаканчиком с карандашами.
Ура! Теперь у Стаси будет целых две именинных открытки!
А вечером мы поздравляем Стасю с днём рождения. Приходят все-все воспитатели.
Наталья Сергеевна больше остальных радуется, когда наконец-то появляется Алёна. Наталья Сергеевна сразу же уходит, даже не съев ни одного кусочка пирога с чёрной смородиной, который Алёна принесла в Центр на огромном круглом подносе.
Наверно, Алёна немного опоздала к своей смене, потому что сама пекла его.
Стася тоже оживляется. Алёна для неё – хорошая примета, ведь Арчибальд приходит к своей сестре только в дежурство Алёны. Так было и в прошлый раз, и в позапрошлый, и позапозапрошлый… Надеюсь, он не влюбился в нашу воспитательницу?
Интересно всё-таки, как он выглядит.
Когда Арчибальд приезжал к Стасе в сентябре, мне не удалось как следует рассмотреть его: я держала Канюшу, чтобы он не успел наябедничать.
Вообще-то военным нельзя называть точное место, где они сейчас находятся, но Арчибальд приехал к Стасе, а Стася по большому секрету рассказала об этом только нам: Пашке, Сонечке, Мике и мне. А Канюше – нет. Потому что Канюша обязательно проговорится воспитателям, а те доложат, куда не надо, и Стасиному брату влетит.
Но Канюша всё подслушал, и по его глазам я вычислила страшное! Поэтому прикрыла ему рот своей ладонью, схватила за руку и держала так долго, сколько могла. А потом ещё полчаса просила прощения и дула на его покрасневшую кожу чуть выше ладони.
Алёна достаёт чашки, которые прячет на стеллаже в маленькой комнатке, где спят воспитатели, и мы устраиваем пир.
Вообще-то пить чай в игровой не положено, но Алёна умеет хранить секреты. Она даже сама их частенько придумывает, а потом берёт с нас честное слово, что мы – могила. Как сейчас. А когда я представляю себе могилу, то говорить почему-то совсем не хочется.
Однажды я уже видела могилу, когда увязалась за мамой, направившейся по какому-то важному вопросу к дяде Славику.
Когда мы пришли на работу к дяде Славику, его ещё пришлось поискать. Я шла вслед за мамой, а по пути разглядывала таблички с фотографиями разных людей за оградками. Мне было неудобно, что они приветливо смотрят на меня, а я молчу. Поэтому я тихонько здоровалась с каждым, и когда улыбнулась столетней старушке, то даже не заметила, как оказалась возле неё, могилы.
Она была такая чёрная, вонючая и ужасная, похожая на чей-то гигантский гнилой рот, который дядя Славик с равнодушием ковырял лопатой. Из-под лопаты земля улетала вверх и падала к нашим с мамой ногам. Мама ругнулась на дядю Славика, наверное, потому, что тот засыпал землёй её шлёпанцы. А мне всё казалось, что это не он, а сама могила плюнула.
Бр-р! Не хочу больше об этом.
Мы сдвигаем два письменных стола и ставим вокруг них стулья – получается очень празднично. Правда, без скатерти. Но мы с мамой тоже всегда пируем без скатерти. Хотя белая скатерть с миленькими цветочками – это моя мечта. Когда я вырасту, обязательно куплю себе такую.
Или сошью.
Или свяжу.
Если у меня не будет денег на покупку.
Канюша выбирает себе самый румяный кусок пирога и откусывает загорелый бочок. Потом принимается слизывать смородиновую начинку. А я кусаю как кусаю. Смородина кислит, а коржик под ней очень сладкий.
Когда мы съедаем почти весь пирог, Сонечка спрашивает разрешения отнести в соседнюю группу последний кусочек Маринке, своей младшей сестре. Но Стася хочет вручить ей пирог сама, ведь это она у нас именинница.
Алёна разрешает, и Стася убегает.
А я подхожу к окну и вглядываюсь в сумрак за воротами. Я очень надеюсь, что где-то там, в вечерней тишине, Стасю поджидает её Арчибальд. Странно, что он сегодня так и не поздравил свою сестрёнку. Может, у него были дела?
Вообще-то, он часто звонит Стасе на мобильник, который та никогда никому не показывает и прячет где-то очень хорошо, так что даже у Тамары Васильевны найти не получается.
А может, он звонил, да только Стася не слышала?
Но когда я вдруг замечаю чью-то крохотную фигурку, быстро двигающуюся вдоль ограждения, всё понимаю: он звонил! звонил! звонил! И сейчас ждёт её за воротами. Просто Стася теперь держит язык за зубами.
Вообще-то, мы всегда за неё дружно переживаем: не хочется, чтобы кто-нибудь из взрослых в очередной раз всё испортил. Всё – это секретный план Стаси и её брата. Арчибальд обещает увезти сестру на Байконур и поселить в своём личном космическом штабе, с крыши которого можно наблюдать за взлетающими ракетами.
Ра-ке-та-ми…
Я представляю, как это здорово и прекрасно!
– А где же Настя Перегудова? Наша Стася, именинница? – охает Алёна и выскакивает в коридор. А когда возвращается, мечется от окна к окну и взволнованно спрашивает у меня, кивком указывая на улицу: – Лиза, ты её там не видела?
Я молчу. Я же не знаю, видела я её или мне просто хотелось её там увидеть. С Арчибальдом. Но Алёна ждёт ответа. А я всё молчу.
Тогда Алёна хватается за телефон и звонит кому-то – наверное, Тамаре Васильевне. А если Тамаре Васильевне, то… всё.
Всё.
Спустя полчаса Стася уже в Центре.
Инспектор Прибытко, по обыкновению, находит её на рынке, возле киоска с сухофруктами. Стася всегда там отсиживается, в укрытии: заметает следы, свои и военных. Она очень смелая и отчаянная девочка, сильно любит своего брата, поэтому Арчибальда никогда не находят. Ни-ког-да! Как и Стасин мобильный телефон, с помощью которого она через недельку-другую снова свяжется со своим спасителем, и он обязательно за ней приедет. Я-то точно знаю.
А утром… утром у всех неважное настроение.
У Стаси – потому что она сейчас не на Байконуре с Арчибальдом, а здесь.
У Алёны – потому что её ждёт выговор от Тамары Васильевны.
У Канюши – потому что он ненавидит утро.
У Мики – потому что ей приходится расчёсывать свои кудри тугой щёткой.
У Сонечки – потому что у неё по утрам болит лоб.
А у меня – потому что рядом со мной нет Пашки.
Глава 3
Пашка не такой как все. Пашка особенный. Когда ко мне подсаживается Пашка, у меня сразу улучшается настроение, даже если оно до этого было в сто тысяч раз плохим.
Сначала он спрашивает про всякую ерунду, до которой ни мне, ни ему нет дела. Потом рассказывает какие-нибудь глупые истории, помогая рассказу пальцами, и смеётся громким шёпотом, проверяя мою реакцию. И реакцию воспитателя тоже. А когда запас новостей кончается, мы просто сидим, как и сидели, и молчим – делаем вид, что читаем заданные темы по окружающему миру. Но на самом деле это не так. На самом деле с молчания всё только начинается.
Мы не телепаты, нет. Но, по-моему, между нами какая-то магия. Ведь время от времени, когда я касаюсь Пашкиного локтя своим локтем, вижу, как он улыбается. И тогда я тоже улыбаюсь. Улыбаюсь по-настоящему.
Жаль, что Пашкина мама работает не чаще, чем сутки через трое…
Стыдно. Я не должна так думать. Я не должна, но не могу! А ещё мне грустно оттого, что Пашка учится в другой школе.
В моём классе тоже нормальные ребята: Марк Ревда – спортсмен, Марина Стольникова – отличница, у Ксюши Головиной всегда оригинальные причёски и прикольные заколочки, Рома Мухин – внук нашего директора, Женя Будейко классно рисует. Но молчать и улыбаться почему-то получается только с Пашкой.
Поэтому сейчас у меня неважное настроение.
Но неважное оно ровно до того момента, пока я не замечаю кусочек чёрного хлебушка вдалеке – двор Санты. И самого Санту – он возится во дворе с чем-то большим. И кажется, это…
Я взвизгиваю от увиденного и несусь к Санте на всех парусах.
– Он пришёл! Он пришёл! Наш Джульбабос! – кричу я издалека.
Не думая ни о чём на свете, я плюхаюсь на коленки и еду на них по влажной траве к Джульбабосу, который, виляя своим огроменным мохнатым хвостом, мчит мне навстречу. Я растопыриваю руки настолько широко, насколько могу, и пёс прыгает в мои объятия. Здоровенные лапы Джульбабоса впечатывают меня затылком в грязь, и я хохочу, как сумасшедшая, когда пёс принимается вылизывать мне лицо.
– Эй, эй! – стаскивает с меня пса Санта. – Придушишь, лошадь!
И, смеясь, треплет его по чёрному загривку, пока я встаю.
А я снимаю с головы свою грязную шапку и натягиваю её на уши Джульбабоса. Тот доверительно смотрит мне прямо в глаза, отчего я не сдерживаюсь и целую его в нос. А потом вспоминаю про кусочек хлебушка.
Я лезу в рюкзак.
– Хороший мальчик! – протягиваю ему свою заначку.
Пёс одним махом хватает с моей ладони хлеб и принимается вкусно чавкать. С его стариканских усов, которые и не усы вовсе, а длинная косматая шерсть, оттопыренная вокруг носа, стекает прозрачная слюна. Я вытираю её рукавом куртки и обнимаю Джульбабоса так крепко, как могу.
– Тебе пора, Лисичка, – напоминает Санта и указывает на Белую Скалу. Её окна все до единого светятся в сумраке. – Иначе она тебя поглотит.
– Да, – соглашаюсь я и на прощание чешу за ухом Джульбабоса особенно усердно. – Увидимся после обеда! – выкрикиваю я Санте уже на бегу.
И мне почему-то кажется, что у Белой Скалы нет ни единого шанса поглотить меня.
Глава 4
Сегодня к нам в класс пришла новенькая.
Она такая красивая, и зовут её красиво – Зарина. Я смотрю на неё, и мне кажется, что она принцесса из сказки – Рапунцель с длинной-предлинной косой. Только волосы у неё ежевичного цвета.
А у меня мышиные – так говорит Тамара Васильевна. И коротко стриженные, чтобы не надо было полчаса заплетаться. А отросшую чёлку я закалываю, если нахожу чем.
Таких причёсок у принцесс-то и не бывает! Но я не расстраиваюсь. Мне гораздо больше хочется быть гребцом на каноэ. Или путешественником, который обязательно встретит лампак. Или собаководом. Или просто человеком, у которого много-премного друзей и родственников.