Догоревшая до фильтра сигарета обожгла мне пальцы, и я поспешно выкинул тлеющий уголек, неловко встряхивая рукой. Он тоже докурил, аккуратно присыпав брошенный бычок песком.
— Пойдемте обратно. Нехорошо, когда гость долго отсутствует за столом.
Вслед за ним я пригнувшись, чтобы не задеть головой низкий бревенчатый потолок протиснулся в блиндаж. За время нашего отсутствия там мало что изменилось, разве что количество нехитрой снеди на столе изрядно поубавилось. Мальчишки с допотопными «калашами» все также весело гомонили, подшучивали друг над другом и взахлеб рассказывали истории из своей окопной жизни. Христос с мудрой отрешенностью смотрел на них со стены. Неровная тень керосинки причудливо легла на фанеру, и на миг мне показалось вдруг, что по лицу сына божьего катится одинокая скупая слеза.
Обратно в город мы вернулись уже к трем часам по полудни. Несмотря на все уговоры ополченцев погостить у них на позиции подольше, Фима уперся рогом и погнал нашу команду обратно, ссылаясь на общую занятость и плотный график командировки. Даже еще одно пересечение простреливаемого грузинским снайпером пространства не смогло его удержать. На увещевания предлагавшего переждать до темноты Аршака, мой одноклассник лишь скептически улыбался, браво заявляя, что грузины явно доверили снайперскую винтовку какому-то мазиле с врожденным косоглазием и близорукостью, а потому шансы, что он в кого-нибудь из нас попадет настолько малы, что ими смело можно пренебречь. Я, честно говоря, не слишком-то разделял этот его оптимизм. Пуля, она как известно, дура, и вообще, раз на раз не приходится. Однако к моему немалому удивлению снайпер по нам так ни разу и не выстрелил, может в прошлый раз настолько сильно расстроился из-за очередного промаха, что пошел и повесился, а может просто отправился вздремнуть, или пообедать. Короче, до города добрались абсолютно без приключений.
Всю дорогу Рауль изрядно приободрившийся вдали от строгого дяди поздравлял нас с удачным боевым крещением, зазывал к себе в гости и восхищался Фиминой храбростью и самообладанием. Надо же, какой героический у нас фотограф, поперся второй раз под обстрел, чтобы продолжить недоделанную работу. Я, кстати, заметил, что снимал на позициях Фима совсем немного. То есть он конечно щелкал объективом направо и налево, благо в его цифровике с дополнительной картой памяти запас места для фотошедевров практически не ограниченный. Но при этом щелкал он все равно не так, как должен бы, как-то вяло, словно бы не хотя. Когда наш проводник, высадив нас где-то в центре возле приличного по его словам кафе с хорошей кухней, попрощался и укатил по своим делам, я не преминул спросить Фиму об этой странности. В ответ одноклассник скривился как от резкого приступа зубной боли.
— Понимаешь, Андрюха, — начал он, осторожно подбирая слова. — Порожняк все это, полная лажа. Зря съездили, одним словом.
— Не понял…
Я даже остановился в дверях кафешки, удивленно глядя на его уныло вытянувшееся лицо. Фима лишь горестно махнул рукой.
— Пошли, закажем сначала чего-нибудь, потом объясню. А то я уже изрядно проголодался после всех этих пробежек на свежем воздухе. Кажется целого барана могу проглотить, или чего у них тут есть из живности?
Вместо привычной для подобных заведений в России длинноногой официантки к нам подскочил дежурно улыбаясь шустрый парнишка лет пятнадцати и быстро чиркая карандашом в дешевом блокнотике принял заказ. Состоял он из неизбежного на Кавказе шашлыка, зелени и графинчика вина с местных виноградников. Вино, надо сказать, оказалось неожиданно неплохим, обладающим приятным терпким букетом и изумительным вкусом. Не наврал Рауль, действительно, хозяин заведения заботился о том, чтобы его клиенты потребляли только самые лучшие отборные продукты. Шашлык тоже оказался отменным, сочным и в меру прожаренным. Причем стоило все это удовольствие просто смешные по московским меркам деньги. Фима ел так, что за ушами трещало, видно таким образом подействовала на его организм нервная встряска. У меня же наоборот кусок не шел в горло и все вертелись в голове слова приятеля о том, что отснятый нами на позициях ополченцев материал никуда не годится.
Улучив момент, когда расправившись с первой порцией шашлыка Фима отвалился от стола сыто отдуваясь и прихлебывая большими глотками налитое из полуторалитрового графина вино, я все же спросил:
— Так почему мы зря съездили? Я обратил внимание, что ты снимал совсем мало, но ведь хоть какой-то материал уже есть.
— Какой-то есть, — добродушный и ленивый после обильного обеда Фима, покровительственно кивнул мне, хитро щуря глаза. — Но очень мало. Может быть общий план грузинского укрепленного пункта, может быть село… Ну, пожалуй, еще пулемет, на фоне гор… вот собственно и все.
— Как все? А сами ополченцы? Аршак, его ребята? — удивлению моему просто не было предела.
— Чистый брак, — решительно отмахнул ладонью Фима. — Абсолютно никуда не годные снимки, и я с самого начала это понял. Фотографировал только чтобы их не обидеть, и не выходить из образа. Опять же для тренировки полезно…
— Но почему? Почему брак? — я все никак не мог сообразить, что же его не устраивало, и мне почему-то стало даже обидно в тот момент за так хорошо принявших нас ополченцев.
— Объясняю, — терпеливо вздохнул Фима. — Любой фотограф, если он, конечно, профессионал, а не тупой безголовый любитель, всегда снимает не просто окружающую натуру, а делает из нее некий сюжет. Если хочешь, он в этот момент подобен актеру на сцене — выполняет свою сверхзадачу, сам своими руками творит, создает, на базе имеющегося вокруг, новую реальность. Улавливаешь суть? Просто нажать на кнопку и запечатлеть раскинувшийся вокруг пейзаж может любой дебил. Если бы все было так легко, то и профессии бы такой не было — фотограф, при современном-то уровне развития техники…
— Но ополченцы-то здесь при чем?! — нетерпеливо перебил я его разглагольствования.
— Терпение, Знаменский, сейчас я к этому как раз подхожу! — строго осадил меня Фима став на мгновение вдруг неуловимо похож на классную руководительницу из нашего с ним далекого детства.
— Продолжайте, продолжайте, Элла Григорьевна, я больше не буду, — нарочито детским голоском сказал я потупив глаза.
До Фимы не сразу дошло, несколько секунд он просто удивленно таращился на меня, а потом догнав тему шутки искренне расхохотался.
— Точно подсек, зараза! Я и впрямь говорю, как наша старая клюшка! Ладно, буду проще. Короче, объясняю на пальцах. Есть некая сверхзадача нашей поездки. Мы здесь должны не просто набрать элементарный объективно существующий фотоматериал, а подобрать его с соответствующими акцентами, такими, как выгодно заказчику. Это доступно?
— Доступно, — кивнул я головой. — А что это за акценты?
— Видишь ли, — он задумчиво ковырнул вторую порцию шашлыка, как бы решая влезет она в его и так уже перевалившийся через ремень штанов живот, или нет. — Наш заказчик, одно крупное европейское информагентство. Британское, если тебя интересуют подробности. Так вот. Бритты всю эту ситуацию с непризнанными республиками, постоянными грузинскими жалобами во все международные организации и прочими телодвижениями товарища Саакашвили, видят в совершенно определенном свете. Они считают, что Грузия, эта маленькая прекрасная страна, семимильными шагами несущаяся по ведущему к процветанию пути демократических преобразований, искренне отринув все прошлое наследие недавно наконец развалившейся Империи Зла. А вся ее антироссийская истерия последних лет как раз и есть верный тому показатель. Ну а Осетия с Абхазией в этом ключе выглядят, как злобные сепаратисты, маленькие осколки той самой Империи Зла, что никак не хотят цивилизовываться и вливаться в мировое сообщество, а потому постоянно мутящие воду, пытаясь отделиться от Грузии и пристыковаться к вновь скатывающейся в тоталитаризм России. Вот такая вот генеральная линия.
— Но ведь это вранье! Ты же сам прекрасно понимаешь, что все обстоит совсем не так…
— Как знать, брат, как знать, — он все же подцепил на вилку очередной кусок прожаренного мяса и теперь сосредоточенно его пережевывал. — Мы ведь тоже не ведаем правды в последней инстанции. Грузины говорят, что здесь их земля, часть их независимого и суверенного государства. Осетины говорят, что они не голосовали за отделение от Союза и теперь не желают оставаться в составе Грузии. У каждого своя правда, а истина, как обычно где-то посередине… И кто к ней реально ближе, ты, или бритиши, покажет только время, а может и время не покажет…
— Так ты что же, приехал сюда снимать сюжеты про злобных осетинов вовсю угрожающих «маленькой прекрасной демократии»? Что-нибудь типа здоровенных, до зубов вооруженных штурмовиков под транспарантом с надписью «Смерть грузинам!»? — я попытался вложить в вопрос весь отпущенный мне природой сарказм, но толстокожего Фиму это ничуть не проняло.
— Было бы неплохо, конечно, — лениво кивнул он в ответ. — Не так прямолинейно, но в целом верно. Сепаратисты, должны выглядеть грозно. Понимаешь теперь, почему никуда не годятся эти жалкие ополченцы? Глядя на них никто не поверит, что они могут представлять какую-то серьезную угрозу, для оснащенной и тренированной американцами армии. Тут нужны совсем другие типажи, такие, знаешь, рембообразные мальчики с кавказским колоритом. Камуфляж, автомат, самого грозного вида…
— И кинжал в зубах, — добавил я. — Ну для придания пущего колорита…
— Зря смеешься, — миролюбиво улыбнулся мне Фима. — Вояки и полиция должны выглядеть внушительно, прямо-таки излучать угрозу одним своим видом, а простой народ должен смотреться как можно более забито и жалко, это аксиома для съемок из жизни любого тоталитарного диктаторского режима.
— Да где ты нашел здесь диктаторский режим? — уже закипая повысил я голос. — У них нормальный, избранный большинством президент. Нормальный парламент.
— Это ты так говоришь, — спокойно прервал меня Фима. — А бритиши считают за