а властям, не подвергался в силу этого репрессиям, а служил делу свободы и делу культуры только стихами и переводами, только научными исследованиями и редакторскими усилиями или пусть даже только словом поддержки, только неучастием в предписывавшейся сверху фальши и лжи.
Цена геройства и цена неучастия в подлости, что говорить, различны, но вектор движения тут общий, и книга «Мы жили в Москве» прочитывается в этом смысле не как слово разъединяющее и взыскующее, но как слово объединяющее и исцеляющее, как слово благодарной памяти о всех, кто не согнулся под прессом «застоя», о всех, кто мучительно высвобождался и высвободился-таки «из-под Сталина», о всех, без чьего вклада, без чьей воли, без чьих усилий нынешние события, нынешние процессы в стране и мире были бы невозможны.
Раиса Орлова, Лев Копелев действительно вышли рано, до звезды, и в их опыте, в их судьбе много печали. На чужбине, — успев, правда, побывать в родной Москве, — скончалась Раиса Давыдовна Орлова. На чужбине, — окликая былое, взывая к будущему, — живет и Лев Зиновьевич Копелев.
И все-таки…
Воля ваша, но их возвращающиеся сейчас на родину книги несут в себе мощную энергию оптимизма.
В жизни, может быть, и не всегда есть место подвигу. Или, скажу иначе, не в каждой жизни есть место подвигу.
Но в жизни всегда есть место надежде.
И вывод о том, что надежды иногда все-таки сбываются, наверное, в этом случае главный.
Сергей Чупринин