– Какие могут быть разговоры, – отозвался Серов, открывая бумажник, – с удовольствием.
– Ты никогда не отказываешь друзьям, Павлуша. И такое впечатление, что у тебя всегда достаточно…
– Я просто-напросто экономно расходую зарплату, – пояснил Павел.
Товарищ Соня, размахивая короткими руками, пыталась пробиться сквозь группу не отстающей ни на шаг, желающей пообщаться с ней молодежи.
– К сожалению, товарищ, об этом не может быть и речи, – раздраженно огрызалась она. – Хорошо, товарищ, я назначу вам встречу. Позвоните моему секретарю в Женотдел… Вам, товарищ, нужно последовать моему совету… Я бы с удовольствием выступила с речью на заседании вашего кружка, товарищ, но, к сожалению, в это время у меня лекция на рабфаке…
Виктор отвел в сторону бородатого докладчика.
– Две недели назад я получил диплом о высшем образовании, – обратился Виктор к нему. – Вы, конечно, понимаете, что моя сегодняшняя работа не соответствует рангу профессионального инженера и…
– Я понимаю, товарищ Дунаев, у меня на примете есть как раз то, что вам нужно. И откровенно говоря, вы, как никто другой, подойдете на эту должность. Для мужа моей хорошей знакомой Мариши Лавровой я постараюсь сделать все, что в моих силах. Однако… – Тут собеседник Виктора с осторожностью осмотрелся по сторонам, глядя поверх своего пенсне, и затем вплотную придвинулся к Виктору. – Между нами говоря, – продолжал он, понизив голос, – серьезное препятствие стоит на вашем пути. Вы, конечно, понимаете, что план ГОЭЛРО является самым грандиозным замыслом, осуществляемым сегодня у нас в стране, и подбор кадров для этого проекта производится с особой тщательностью. – Тут собеседник Виктора перешел на шепот: – Конечно, ваш партийный послужной список заслуживает уважения, но вы знаете, как это бывает, всегда находятся люди, которые склонны подвергать все сомнению… Если быть до конца откровенным, то я должен признаться, что слышал, товарищ Дунаев, разговоры насчет вашего социального прошлого… вашего отца и всей семьи, в общем, вы понимаете, о чем идет речь… Однако не теряйте надежду. Я сделаю для вас все возможное.
Андрей Таганов одиноко стоял в проходе среди пустеющих кресел. Он не спеша застегивал пуговицы на своей кожаной куртке. Взгляд его был прикован к висящему над аналоем багровому знамени.
Когда Андрей спускался по лестнице, направляясь к выходу, его окликнула Товарищ Соня.
– Товарищ Таганов, а что вы думаете о выступлении? – задала она свой вопрос так громко, что находящиеся рядом обернулись.
– Оно было содержательным, – ответил Андрей с расстановкой, чеканя каждый слог.
– Ты не согласен с докладчиком?
– Мне бы не хотелось обсуждать это сейчас.
– Впрочем, тебя никто и не заставляет, – мило улыбаясь, заметила Соня. – В этом нет никакой необходимости. Я знаю – мы все знаем, – о чем ты думаешь. Но я хотела бы получить ответ на один-единственный вопрос: почему ты считаешь, что имеешь право на свое собственное суждение, идущее вразрез с мнением большинства? Значит ли для тебя что-нибудь мнение коллектива? А может быть, товарищ Таганов становится индивидуалистом?
– Извини меня, Товарищ Соня, но я тороплюсь.
– Не беспокойся, товарищ Таганов. Мне тебе нечего больше сказать. Только позволь дать тебе один дружеский совет: не забывай о том, что, согласно сегодняшнему выступлению, может ожидать тех, кто считает себя умнее партии.
Андрей медленным шагом спустился к выходу. На улице было темно. Голубоватый отблеск освещал мрамор парадного подъезда. Свет от расположенного за толстым стеклом уличного фонаря проецировал на стену фасада клетки своих решетчатых рам, высвечивая блики сползающих дождевых капель. Уверенной поступью Андрей зашагал вниз по улице. Его хорошо слаженной фигуре с гордой осанкой впору были бы доспехи римского воина или крестоносца; однако сейчас эти атрибуты прошлого заменяла кожаная куртка. Вытянутая тень Андрея скользнула по освещенной части фасада и растворилась в темноте.
Придя домой, Виктор снял куртку и швырнул ее на стул в прихожей. Небрежно брошенные в угол калоши задели стоявший там зонтик, который с шумом упал. Виктор не потрудился его поднять.
Он прошел в гостиную. Мариша сидела за столом, зарывшись в груде открытых книг. Склонив голову набок, она что-то старательно писала, время от времени в раздумье кусая карандаш. Василий Иванович, пристроившись у окна, увлеченно вырезал деревянную шкатулку. Ася возилась на полу с осколком разбитой вазы, в который были собраны опилки, картофельные очистки и шелуха от семечек.
– Ужин готов? – резким тоном поинтересовался Виктор. Мариша выпорхнула из-за стола навстречу Виктору и заключила его в свои объятия.
– Нет… не совсем, дорогой, – извиняясь, проговорила она. – Ирина была занята, а мне к завтрашнему дню необходимо подготовить этот доклад, поэтому…
Виктор раздраженно отбросил руки Мариши и вышел из комнаты, хлопнув дверью. По слабо освещенному коридору он направился к Ирине в комнату. Открыв дверь без стука, Виктор увидел Ирину, стоявшую у окна в объятиях Саши; они целовались. Отпрянув от Саши, Ирина вскрикнула, задыхаясь от негодования:
– Виктор!
Не говоря ни слова, Виктор повернулся и захлопнул за собой дверь.
Он вернулся в гостиную и принялся орать на Маришу:
– Почему, черт возьми, кровать в нашей комнате не заправлена? В конце концов, мы живем не в свинарнике. Чем ты занималась весь день?
– Но, дорогой, – залепетала Мариша. – У меня… у меня были занятия на рабфаке, затем я ходила на собрание в Ленинскую библиотеку и на заседание редколлегии нашей стенгазеты. К тому же еще этот доклад по электрификации, который я должна прочесть завтра на собрании кружка. А поскольку я ничего не знаю по этому вопросу, мне пришлось перерыть гору литературы…
– Ладно, тогда сходи посмотри, можно ли что-нибудь быстро разогреть на примусе. Я хочу, чтобы меня кормили, когда я прихожу домой.
– Хорошо, дорогой.
Собрав поспешно книги, Мариша понеслась на кухню, прижимая к груди стопку тяжелых томов. В дверях две книги выпали у нее из рук. Мариша с трудом наклонилась, подняла их и выскочила из комнаты.
– Почему ты не устроишься на работу? – обратился Виктор к отцу.
– А в чем, собственно, дело, Виктор? – спросил он.
– Ни в чем. Абсолютно ни в чем. Просто глупо повесить на себя ярлык неработающего буржуа и находиться постоянно под подозрением.
– Виктор, мы давно с тобой не спорили о наших политических взглядах. Но если ты так настаиваешь, то тогда слушай: я никогда в жизни не стану работать на твое правительство.
– Но ты, отец, конечно, уже не надеешься на то, что…
– Я не желаю говорить о своих надеждах с членом партии. А если тебя обременяют расходы…
– Нет, отец, дело не в этом.
В гостиной появился Саша, собравшийся уже уходить и направляющийся в прихожую. Он попрощался за руку с Василием Ивановичем и, погладив по голове Асю, вышел из комнаты, не обращая никакого внимания на Виктора.
– Ирина, мне нужно поговорить с тобой, – окликнул Виктор сестру.
– Я слушаю, – отозвалась Ирина.
– Мне бы не хотелось, чтобы нас кто-нибудь слышал.
– Ничего страшного, пусть отец тоже послушает то, что ты хочешь мне сказать.
– Хорошо, так и быть. Меня беспокоит этот человек, – пояснил Виктор, указывая на только что закрывшуюся за Сашей дверь.
– Что так?
– Я надеюсь, ты оцениваешь всю сложность ситуации.
– Нет. О чем это ты?
– Ты понимаешь, с каким человеком ты находишься в любовной связи?
– Это не просто любовная связь. Мы с Сашей помолвлены.
Виктора передернуло, он открыл было рот, но не нашелся что сказать. Затем, стараясь не терять самообладания, он произнес:
– Ирина, это совершенно невозможно.
Ирина смотрела прямо в глаза Виктору; ее взгляд выражал угрозу и презрение.
– Неужели? Это почему же?
Виктор склонился к Ирине, уголки его рта подергивались.
– Послушай, – сказал он, – не пытайся что-либо отрицать – это бесполезно. Я прекрасно знаю, что представляет собой этот твой Саша Чернов. Он напрямую задействован во всевозможных контрреволюционных заговорах. Это, конечно, меня не касается, и я буду держать язык за зубами. Но скоро об этом узнают мои товарищи по партии. Ты же понимаешь, что грозит таким парням, как он. Неужели ты думаешь, что я буду спокойно смотреть, как моя сестра выходит замуж за контрреволюционера? Ты представляешь, каким образом это может сказаться на моей партийной репутации?
– Ты и твоя так называемая партийная репутация мне столь же безразличны, как дерьмо кошачье, – заявила Ирина.
– Ирина! – вмешался изумленный словами дочери Василий Иванович. Виктор обернулся в его сторону.
– Объясни же хоть ты ей! – взревел Виктор. – Эта семья тяжелым бременем ложится на мои плечи и мешает мне жить. Можете провалиться ко всем чертям, если вам так этого хочется, но вам ни за что не удастся потащить меня за собой!
– Успокойся, Виктор, – тихо произнес Василий Иванович, – ни ты, ни я не можем здесь ничего поделать. Твоя сестра любит этого человека. Она имеет право на личное счастье. Бог свидетель, за последние годы Ирина видела не очень-то много хорошего.
– Если ты так боишься за свою партийную шкуру, – заявила Ирина, – то я могу покинуть этот дом. Мне хватит того, что я зарабатываю. Голодать, получая то, что твои красные кружки называют прожиточным минимумом, я могу и одна! Если бы не отец с Асей, я давно бы уже ушла!
– Ирина! – взмолился Василий Иванович. – Только не это!
– Другими словами, – обратился Виктор к сестре, – ты не собираешься бросать этого глупого мальчишку?
– И к тому же, – выпалила Ирина, – я не собираюсь говорить о нем с тобой!
– Ну и хорошо, – рассудил вслух Виктор. – Мое дело – предупредить.
– Виктор! – взмолился Василий Иванович. – Ты же не причинишь Саше никакого вреда, правда?
– Не беспокойся, – съязвила Ирина, – он ничего ему не сделает. Это бы слишком скомпрометировало его партийную репутацию.