Во главе процессии несли открытый гроб красного цвета. Тело покойного было покрыто знаменем из дорогого алого бархата, на фоне красной материи четко выделялся белый безжизненный профиль, черные пряди волос были разбросаны по подушечке, прикрывая на правом виске след от пули. Спокойный лик медленно проплывал мимо серых стен. Падавшие снежные хлопья не таяли на холодном бледном лбу.
Честь нести на своих плечах гроб выпала четырем самым близким соратникам Андрея Таганова. Их преклоненные головы были обнажены. Светлые волосы Павла Серова и черные кудри Виктора Дунаева еще больше подчеркивали красный цвет обивки гроба.
Процессию сопровождал военный оркестр. На больших медных трубах были повязаны ленты из черного крепа. Музыканты играли «Вы жертвою пали».
Много лет назад в укромных подвалах, спрятанных от глаз царских жандармов, на заснеженных дорогах, ведущих в сибирские лагеря, родилась эта песня в память павших в борьбе за свободу. Ее исполняли приглушенным шепотом под звон цепей в честь безвестных героев. Она путешествовала по глухим тропам, не имея ни автора, ни опубликованного варианта. Революция сделала ее популярной, ноты появились в каждом магазине, и каждый оркестр, провожающий в последний путь коммуниста, непременно играл ее. Революция создала «Интернационал» в честь живых, а мертвым оставила «Вы жертвою пали». Эта песня превратилась в официальный похоронный марш новой республики.
Шествуя позади открытого гроба, жители Ленинграда мрачно напевали:
Вы жертвою пали в борьбе роковой
Любви беззаветной к народу.
Вы отдали все, что могли, за него.
За жизнь его, честь и свободу.
Музыка, звучавшая с величественной безнадежностью, вскоре переросла в исступленный крик, не выражающий ни радости, ни горя, а затем сорвалась на безжалостную нежность, с какой, без лишних слез, отдают последние почести славному воину. В мелодии сквозила улыбка скорби.
Скрипел под сапогами снег, гремели трубы; медные тарелки отбивали шаги; серые ряды накатывались друг на друга и алые знамена реяли в величественном ритме песни, звучащей в торжественном прощании.
Настанет пора, и проснется народ,
Великий, могучий, свободный!
Прощайте же, братья, вы честно прошли
Свой доблестный путь благородный.
Где-то в глубине, очень далеко от головы процессии, за колоннами солдат, студентов и рабочих, в шеренге безымянных отставших одиноко брела девушка, которая, не моргая, пристально вглядывалась вперед. Ее руки безвольно висели; плотные шерстяные варежки не защищали от холода ее уже обмороженные запястья. Лицо ее ничего не выражало; но в глазах застыло изумление.
Шествующие рядом с девушкой не обращали на нее никакого внимания. Однако в самом начале демонстрации Товарищ Соня, возглавлявшая группу работниц женотдела, пробегая мимо, спеша занять свое место в голове процессии, где она должна была нести знамя, внезапно остановилась и гаркнула:
– Ба! Товарищ Аргунова, ты здесь? А вот тебе-то как раз приходить и не следовало бы.
Кира Аргунова ничего не ответила.
Какие-то женщины в красных косынках прошли мимо нее. Одна из них, указывая пальцем на Киру, что-то язвительно прошептала своим подружкам, кто-то из них хихикнул.
Кира медленно шла, глядя вперед. Окружавшие ее пели «Вы жертвою пали». Кира молчала.
На одном из знамен было написано:
ПРОЛЕТАРИИ ВСЕХ СТРАН, СОЕДИНЯЙТЕСЬ!
Веснушчатая женщина в мужской фуражке, из-под которой торчали пряди рыжих волос, тихо сказала своей соседке:
– Машка, ты получала на этой неделе гречку в кооперативе?
– Нет. А что, давали?
– Да. Два фунта на карточку. Лучше получи, пока она не кончилась.
Проплыло знамя, на котором был начертан лозунг:
ВПЕРЕД К СОЦИАЛИСТИЧЕСКОМУ БУДУЩЕМУ ПОД РУКОВОДСТВОМ ЛЕНИНСКОЙ ПАРТИИ!
– Вот черт! – прошипела какая-то женщина сквозь почерневшие остатки зубов. – Ну и выбирают они деньки для своих парадов – холод собачий!
Вы жертвою па-а-а-ли
В борьбе роковой
Любви безза-а-ветной к наро-о-оду…
– …два часа простояла вчера в очереди, а самый хороший лук…
– Дунька, не прозевай, когда будут давать подсолнечное масло в кооперативе…
– Если в них никто не стреляет, так они сами пускают себе пулю в лоб – просто чтобы мы здесь помаршировали…
Вы о-отдали все, что мо-о-огли, за него…
Появился еще один стяг:
КРЕПИТЕ УЗЫ КЛАССОВОЙ СОЛИДАРНОСТИ ПОД ЗНАМЕНЕМ КОММУНИСТИЧЕСКОЙ ПАРТИИ!
– Вот черт! Я оставила суп на примусе. Растечется по всей комнате.
– Товарищ, перестаньте чесаться.
За жи-и-изнь его, че-е-есть и сво-о-ободу…
– Товарищ, перестаньте щелкать семечки. Это неприлично.
– Делается это так, Прасковья: чистишь лук и добавляешь щепотку любой муки, какой сможешь достать, после чего вливаешь немного льняного масла и…
– А этим-то с какой стати стреляться?
Пронесли еще одно знамя:
КОММУНИСТИЧЕСКАЯ ПАРТИЯ ИДЕТ НА ЛЮБЫЕ ЖЕРТВЫ В БОРЬБЕ ЗА СВОБОДУ ЧЕЛОВЕЧЕСТВА
– Там у черного хода есть небольшая кладовая, а в ней немного соломы, и никто нас не услышит.
– А как же мой муж?
– Этот олух никогда не поумнеет.
– Перед тем как готовить, замочи просо на пару часов…
– Господи, уже седьмой месяц! Не могу же я выглядеть как спичка. А еще приходится торчать здесь… это мой пятый…
Наста-а-а-нет пора, и просне-е-ется народ,
Великий, могучий, свобо-о-о-дный!..
– Вот черт! Газета прямо-таки прилипла к пятке. Вы когда-нибудь пробовали класть под носки газетную бумагу, чтобы ноги не мерзли?
– От этого они так неприятно пахнут.
– Прикрывайте же рот рукой, когда зеваете, товарищ.
– Будь прокляты эти демонстрации! Кем он все-таки был, этот покойник?
Вы о-о-отдали все, что-о-о могли, за него…
Поле Жертв Революции представляло собой огромную площадь в самом центре Ленинграда на берегу Невы. Это была безбрежная, протянувшаяся километра на полтора пустошь, своего рода плешина на черепе города. С одной стороны поля просматривались железные пики ограды Летнего сада, заснеженного пустынного парка, голые деревья которого были как бы выкованы из темного металла.
До революции это место называлось Марсовым полем и использовалось как плац для строевого обучения. Затем здесь был воздвигнут мемориал, представлявший собой небольшой квадратный участок, по периметру которого располагались плиты из розового гранита. Под ними покоились жертвы уличных боев февраля 1917 года. С тех пор число гранитных плит возросло. Высеченные на них имена принадлежали тем, чья смерть послужила поводом для подобных демонстраций, а последней наградой которых стало почетное звание «жертвы революции».
Павел Серов взошел на возвышающуюся над красным гробом гранитную глыбу. Его стройная фигура, облаченная в новую, тщательно подогнанную кожаную куртку, бриджи и высокие военные сапоги, гордо очерчивалась на фоне серого неба; развевались на ветру белокурые волосы; руки его величественно взлетали над застывшим морем голов и знамен, как бы благословляя и призывая.
– Товарищи! – нарушая торжественную тишину среди тысяч собравшихся, зазвучал громкий голос. – Мы собрались здесь, движимые общей скорбью, общим долгом отдать последнюю дань павшему герою. Мы потеряли великого человека. Мы потеряли великого борца. Осмелюсь сказать, что, возможно, я чувствую эту потерю острее, чем многие из тех, кто не знали его живым, но собрались здесь для того, чтобы почтить память покойного. Я же был одним из его самых близких друзей – и сегодня я хочу разделить с вами эту честь.
Андрей Таганов не был известным человеком, но он гордо и достойно нес звание коммуниста. Он вышел родом из трудящихся масс, и детство его прошло за верстаком. Мы с ним выросли и многие годы работали бок о бок на Путиловском заводе. Мы вместе вступили в партию еще задолго до революции, в те мрачные дни, когда за партбилет приговаривали к смертной казни или ссылали в Сибирь. Плечом к плечу мы с товарищем Тагановым сражались на улицах этого города в те славные дни октября 1917 года. Рука об руку мы воевали в рядах Красной армии. В последовавшие за нашей победой годы мира и реконструкции, в это тяжелое и, возможно, более героическое, чем военный период, время он добровольно вносил свой вклад в работу, которую самоотверженно проводит наша партия во имя трудящихся СССР. Он пал жертвою в беззаветном служении вам. Но, скорбя о его кончине, мы должны также испытывать чувство радости за его подвиг. Он умер, однако его дело, наше дело, живет. Человек может пасть, но коллектив живет вечно. Под руководством Советов и Всесоюзной коммунистической партии мы шагаем в светлое завтра, когда миром будет править честный труд свободных тружеников! Труд перестанет быть рабством, как в капиталистических странах, и превратится в свободную и счастливую обязанность перед тем, что стоит превыше наших мелочных забот и печалей, превыше самой нашей жизни, – перед вечным коллективом пролетарского общества! Наш славный подвиг запомнится навсегда. Но мы неуклонно движемся вперед. Андрей Таганов ушел из жизни, но мы остаемся. Жизнь и победа в наших руках. Нам принадлежит будущее!
Разразившиеся аплодисменты отзвуком грома докатились до Летнего сада и расположенных вдалеке домов; взвились красные стяги. Когда грохот хлопающих ладош стих и взоры устремились на гранитную глыбу, товарища Серова уже не было – на фоне серого неба теперь появилась гордая, непоколебимая фигура Виктора Дунаева, ветер трепал его черные кудри, глаза сверкали, из широко открытого рта, демонстрирующего блестящие белые зубы, вылетали ясные, звонкие ноты молодого сильного голоса: