Она нашла свою маму в спальне, на кровати. Черстин спала, не раздеваясь. На тумбочке горела лампа для чтения, очки съехали с носа, книжка, которую она читала, упала на пол. «Любовник» Маргериты Дюрас. Страницы были все в пятнах, корешок уже начал расклеиваться. Взгляд Эйры выхватил несколько строчек, речь в которых шла про любовь. И не только про нее, поняла она, прочитав отрывок – по ходу действия парочка занималась сексом. Для главной героини это был первый раз, и с того момента она поняла, что ей нравится заниматься любовью. Или мужчине так только показалось?
Когда Эйра захлопнула книгу, из нее выпала закладка. Она наугад сунула ее обратно. Она испытывала чисто детский стыд из-за того, что застукала свою маму за чтением чего-то эротического.
И тут ее осенило. Возможно, всему виной было то, что ее тело до сих пор хранило на себе следы одного любовника, так что любой судебный медик с легкостью мог бы их засвидетельствовать. Она же совсем ничего не знала о маминой личной жизни за последние девятнадцать лет. Или даже еще раньше. Родители развелись, придя к вымученному согласию. Едва ли не через год ее отец снова женился, из-за этого Эйра всегда подозревала, что именно он выступил инициатором развода. Но что, если все было наоборот?
Она положила книгу на ночной столик, пообещав себе обязательно прочесть ее на досуге. Будет о чем поговорить с матерью, причем не раз и не два, потому что Черстин, кажется, забывала прочитанное. Эйре было интересно, по-прежнему ли ее мама способна получать наслаждение от красивого языка и сюжета или она укладывается спать с книгой только по привычке, потому что всегда так делала.
После этого она отправилась в душ. Ее тело казалось чужим и близким одновременно, с неприятным раздражением в интересных местах. Эйра три раза почистила зубы, но привкус все равно никуда не делся.
Привкус спиртного. Его. Всего.
Когда она, немного запоздав, явилась в Управление, совещание уже началось. Эйра украдкой сунула жвачку в рот и, здороваясь с коллегами, старалась не дышать.
Она так и не смогла себе уяснить, насколько далеко продвинулось расследование. Прежде сотрудники работали куда более сплоченной командой, теперь же каждый носился сам по себе в зависимости от того, что требовалось на данный момент, то и дело отвлекаясь на другие дела. Все было гибко, в движении. Это очень походило на изменения, произошедшие в обществе в целом, и само понятие «группа» отныне было весьма расплывчатым. Информация распространялась среди большого числа людей, объем знаний вырос, зато связи между сотрудниками ослабли. Эйра не знала, кто из них останется завтра, а кого она никогда больше не увидит.
– Сами посудите, – говорила следователь Силья Андерссон, чей голос Эйра раньше слышала, только когда они выходили на связь с Сундсваллем, – зачем оставаться в доме, в котором ты нашел труп своего зарезанного отца, особенно если ты сам и всадил ему нож в брюхо? Кому такое может понравиться?
– Психопату? – предположил Боссе Ринг. Вот его она встречала пару раз – ветеран с тридцатидвухлетнем стажем и карьерой военного за плечами. Кривой нос, как у старого боксера, очочки в тонкой оправе.
Одни лишь голоса без лиц вводили в заблуждение и могли дать неверное представление о человеке. Обычно во время онлайн-совещаний можно было пользоваться видеосвязью, но на деле мало кто удосуживался включить эту функцию, поэтому, лишь приехав сюда, Эйра впервые увидела всех вживую. Памятуя про глубокий, с легкой хрипотцой голос Сильи Андерссон, она ожидала увидеть женщину средних лет, закрашивающую свои седые пряди и нуждающуюся в очках для чтения, а вовсе не платиновую красотку с грудью, которая заставила бы любого преступника добровольно последовать за ней в тюрьму. Эйру раздражало, что она обращает внимание на такие вещи.
– Ну и что тогда, – спросил Боссе Ринг, – он, значит, не убивал свою мамашу?
– Кто? – спросил ГГ, оторвав взгляд от компьютера.
– Да тот парень из психушки. Он просто спрятал ее труп на чердаке, усадив его в кресло-качалку.
– Я, кстати, нарыла кое-какую информацию по Улофу Хагстрёму, – сообщила Силья. – Он содержался в учреждении, где еще подростком несколько раз избивал других мальчишек, но никаких серьезных увечий зафиксировано не было. Оттуда он, по всей видимости, попал в приют в Уппландс Бру. Аттестат об окончании гимназии отсутствует, случайные подработки то здесь, то там, среди всего прочего работал на складе лесопиломатериалов в той же коммуне, постоянной прописки нигде не имел, в полиции ни разу не засветился.
– Может, ему просто удавалось держаться в тени, – возразил Боссе Ринг.
– Но мне не дает покоя сам способ убийства, – продолжала Силья. – Подобный удар ножом не требует силы, скорее определенной сноровки. В том, как его убили, сквозит уверенность и холодный расчет. Будь преступник человеком нервным, он продолжил бы наносить удары один за другим, чтобы убедиться, что его жертва действительно мертва. Не важно, что было тому причиной – месть или душевная травма, – но будучи лично заинтересованным в смерти старика, убийца должен был выплеснуть на него весь свой гнев.
Эйра поглядела на бледное тело на снимке и сглотнула тошноту.
– Участковый врач звонил, – сообщила она. – Он подтвердил, что у Свена Хагстрёма была травма бедра, полученная им четыре года назад, когда он упал с лестницы. Ему дали на время специальный стул, чтобы было легче принимать душ, но попросить вернуть его обратно никто, кажется, не догадался.
– Друзья мои, застрелите меня, пожалуйста, в тот день, когда я начну принимать душ сидя, – обратился к собравшимся Боссе Ринг.
Эйра глотнула кофе из бумажного стаканчика, который ей удалось ухватить на бегу. В сочетании с мятной жвачкой получилось просто отвратно. ГГ повернулся к ней. Эйре показалось, что он выглядит немного потрепанным, глаза красные, как будто он не выспался.
– Перед этим мы обсуждали сведения, полученные тобой на бегах. Как ты сама их оцениваешь?
– Мало конкретики, – ответила Эйра, устыдившись своего опоздания. – Источники информации кажутся надежными, верить-то им можно, но сведения по большей части основываются на сплетнях, полученных из третьих или четвертых рук.
– Если брать в расчет все возможные предположения, могло быть так, что та женщина опознала в преступнике Свена Хагстрёма? Которого раньше звали… Как его звали?
– Адам Виде.
– В биографии Свена Хагстрёма ничего не указывает на то, что он менял свое имя, – заметила Силья Андерссон.
– Может, он называл себя так, когда встречался с женщинами, – заметил Боссе Ринг. – За пределами своей родной округи народ как хочешь может себя именовать. Один приятель спрашивал меня, какие приемы мы используем, чтобы выяснить личность человека, – его в «Фейсбуке»[7] поздравила одна тетка, которая называла себя Большие Сиськи.
– Приятель? – нежным голоском проворковала Силья. – Ты же знаешь, что рассказывать о своей жизни в соцсетях – все равно что откровенничать на кушетке у психолога. Здесь никто ничего не спрашивает у приятелей.
– Силья, поедешь с Эйрой, – распорядился ГГ, – поговорите с женщиной, может, будут какие-нибудь зацепки. Если надо, опросите всех, кто распространял эти сплетни.
Сам он собирался взять с собой Боссе Ринга, чтобы слегка надавить на строительную компанию. Рабочие-латыши утверждали, что они ежедневно приступают к работе в шесть утра – ремонтируют старую школу, которую собираются переделать в мини-отель.
– Мы проверим, так ли это на самом деле. У нас на руках есть кое-какие данные о неуплаченных налогах, заниженных зарплатах и прочих мелких нарушениях, которые должны помочь нам развязать языки сотрудников стройфирмы.
Также, согласно списку, который раздобыла Эйра, они собирались вызвать на допрос всех местных нарушителей закона из тех, что попадались на кражах и драках.
– Эти парни-латыши были судимы или привлекались к уголовной ответственности за драки, – пояснила она, – но ни разу ни один из них не подозревался в убийстве, случайном или умышленном.
– Все когда-то бывает в первый раз, – философски заметил ГГ. – А если даже они действительно здесь ни при чем, то все равно могли что-нибудь увидеть или услышать. Кто мешает им шататься в ночную смену по округе и вынюхивать, что народ прячет у себя в домах или кто сейчас в отъезде.
– Свен Хагстрём редко бывал в отъезде, – возразила Силья, – а его последний выезд за границу состоялся в конце прошлого столетия.
– Ну, может, они по ходу признаются еще в каких-нибудь других преступлениях, – не желал так просто сдаваться ГГ.
Мы ходим по кругу, подумала Эйра, никто не верит, что каждая из версий сможет к чему-то привести. Пытаемся изображать надежду, потому что больше ничего другого не остается.
– А кто-нибудь думал про деньги, которые оставил после себя покойный? – И Силья монотонным голосом пробубнила несколько фактов, касающихся финансового аспекта жизни Свена Хагстрёма. Скудная пенсия после сезонной жизни рабочим в лесу, дом с налогооблагаемой стоимостью в девяносто тысяч крон, сбережения размером в тринадцать тысяч семьсот крон. – Должно быть, на свои похороны откладывал. Сразу видно старое поколение, которое не хочет становиться обузой для других.
– Мы проверим все, – резковато произнес ГГ. – Что означает, что ни одна версия не может быть отвергнута, пока у нас не будет стопроцентной уверенности в том, что ее можно отвергнуть. Потому что с каждым днем беспокойство среди пожилых людей нарастает. Кое-кто начинает запирать двери в дом, а кто-то вопит, что полиция ничего не делает.
Сегодня минуло ровно две недели, почти час в час, с того самого дня, когда кто-то воткнул нож в брюхо Свену Хагстрёму и мощным рывком перерезал ему аорту.
И по-прежнему ни орудия убийства, ни свидетелей, чьи показания могли бы иметь решающее значение.
Стоит ли ему напоминать им об этом?
Эйра отхлебнула из горлышка колы, которую она купила, чтобы ее перестало тошнить, и тихонько покатила через Болльстабрук, мимо унылых заколоченных магазинчиков в поселке для рабочих с лесопилки. Для Эйры было загадкой, почему конкретно здесь недавно снизили ограничение по скорости до сор