– Фу, как от тебя несет. Где это ты была?
Эйра рассказала матери о пожаре и увидела во взгляде Черстин знакомую неуверенность, словно та пыталась нащупать какую-то опору под ногами и не могла.
– Тебе не следует шляться по ночам.
– Мама, я полицейская. И мне не пятнадцать лет.
– Да-да, я знаю.
Эйра запихала хлеб в тостер, спрашивая себя – действительно ли ее мама знает, что она уже не девочка. Черстин между тем погрузилась в чтение газетных некрологов, негромко бормоча себе при этом под нос:
– Надо же, и ее не стало, и его. Как же это все-таки печально.
Почту она тоже забрала. Очевидно, вчера этого никто не сделал. Еще было что-то, что Черстин Шьёдин могла делать самостоятельно, и потому Эйра воздержалась от комментариев – нельзя отбирать у матери эту малость. Там были какие-то счета, уведомление от банка, письмо из Пенсионного фонда. Пока Эйра вскрывала конверты и откладывала важные письма в надежное место, ее посетила одна мысль.
Возможно, для того, чтобы что-то узнать, человеку вовсе не требуется компьютер или мобильный телефон. Ему даже не обязательно знать значение слова «гуглить».
– Свен Хагстрём мог просматривать почту своих соседей, – сообщила Эйра свою догадку Боссе Рингу, когда несколько часов спустя они сидели в машине, направляясь обратно в Кунгсгорден.
Когда часы показали семь, она позвонила ГГ и поделилась с ним тем, что ей удалось узнать о Трюггве Нюдалене. Рассказала о судебном приговоре за сексуальную эксплуатацию, которую скорее следовало рассматривать как групповое изнасилование, и его попытке скрыть свою личность.
– Мы заберем его на допрос, – сказал ГГ и по прибытии в Крамфорс сейчас же отправился с патрульной машиной в Кунгсгорден.
На долю Эйре и присоединившемуся к ней Боссе Рингу выпали Нюдалены. Туда они и направились, к семье, вконец убитой утренним приездом полиции, которая забрала Трюггве на допрос. Витавший вокруг запах гари от потушенного ночью пожара вселял ощущение неминуемой катастрофы.
Эйра свернула и зашагала окольным путем, предполагавшим небольшой подъем по пересеченной местности, потому что пожарная команда перекрыла все остальные дороги.
– Почтовые ящики повешены в ряд, – продолжала она, – Свену достаточно было вытащить какой-нибудь счет из ящика Нюдаленов или официальное письмо, на котором значится полное имя адресата, и он бы уже знал, что Трюггве Нюдален также зовется Адамом. Он мог даже вскрыть один конверт и увидеть персональный идентификационный номер.
– Да здесь же в округе домов двадцать, не меньше, – возразил Боссе Ринг, когда они нашли подходящую тропку и начали карабкаться по ней наверх. – Старик, что, заглядывал во все ящики?
– А может, он уже знал, кого подозревать, едва до него дошли слухи на скачках. Некий мужчина подходящего возраста, родом из краев в долине реки Пите…
Сама Эйра не заметила никакого северного диалекта, когда разговаривала с Трюггве Нюдаленом, но, может, он просто следил за собой и не давал ему прорваться наружу. Вероятно, когда он переехал сюда тридцать лет тому назад, его родная речь звучала куда отчетливее, и, очевидно, отдельные слова до сих пор иногда проскальзывали, как это случилось в лавке скобяных товаров.
– Ну да! – с жаром поддержал Боссе. – А потом он мог столкнуться с Нюдаленом и напомнить тому о былом. Сразу напрашивается вопрос, что предпримет в этом случае человек, которому почти сорок лет удавалось скрывать, кто он есть на самом деле.
Они добрались до вершины поросшего лесом холма, на котором в обманчивом спокойствии раскинулся хутор. Вокруг не было ни души.
Эйра заметила несколько пластмассовых игрушек, которые плавали в детском надувном бассейне. Одна из двух машин на подъездной дорожке отсутствовала.
– Интересно, его жена знает? – задумчиво проговорила она.
– Скорее всего, – отозвался ее коллега, – даже если и не догадывается об этом.
Мейан Нюдален выглядела усталой, одна пуговица посередине ее рубашки была расстегнута. Она нанесла на ресницы тушь и накрасила брови, но вот пуговки не заметила.
Женщина, которая пытается держаться из последних сил, подумала Эйра и закрыла за собой дверь на кухню. Снаружи слабо доносился возмущенный голос сына. Патрик Нюдален остался в гостиной вместе с Боссе Рингом. Они решили допрашивать мать и сына порознь, чтобы те не сумели согласовать свои показания или как-то повлиять друг на друга, вынудив промолчать или передумать. Достаточно было одного взгляда, вздоха, случайного жеста. Когда речь идет о семье, самое главное – это разрушить внутрисемейную преданность. Внутрисемейные отношения могут быть крайне глубокими и непредсказуемыми. Здесь способны одновременно уживаться любовь и ненависть, желание защитить и готовность к предательству.
Софи Нюдален дома не оказалось. Забрав детей, она уехала этим же утром, сразу после приезда полиции.
– Куда она направилась? – спросила Эйра.
– Домой. В их с сыном квартиру в Стокгольме.
Мейан отвернулась – казалось, она старательно разглядывает дверку кухонного шкафчика, сделанного из сосны и вручную украшенного резьбой. Они сидели за столом, на котором стоял термос с кофе, но женщина не предприняла ни малейшей попытки достать еще одну чашку.
– И, наверное, это даже хорошо, – медленно проговорила она. – Ничего не объясняя, ваши люди прямо на глазах у внуков посадили их дедушку в полицейскую машину.
– Что вам известно о прошлом вашего мужа? – задала вопрос Эйра. – О его жизни в северных краях, до того как он переехал сюда?
– Мы с Трюггве никогда не держали секретов друг от друга.
– Вам о чем-нибудь говорит название Йевредал?
– Так вот вы о чем.
– А о чем вы сейчас подумали?
– Так вы же о той истории с девушкой, – не стала юлить Мейан. – Это произошло почти сорок лет назад, но, раз попав в вашу картотеку, человек уже никогда не сможет отмыться. Вы смотрите, где он провинился, и вам кажется, что вы уже все про него знаете.
– Для Трюггве было важно держать это в тайне? – спросила Эйра.
Тот факт, что супруга действительно знала о сексуальной эксплуатации, еще больше разжег ее любопытство. Жить рядом, зная такое. Любить. Это ж каким человеком надо быть?
– Это что же получается, тот тип со сломанным носом сейчас рассказывает об этом Патрику? – Мейан встала, сделала несколько шагов по направлению к двери и вернулась обратно, словно прикидывая в уме возможность отсюда выйти. – Вы уж меня простите, но он выглядит как самый настоящий бандит.
– Так, выходит, Патрик не знал об этом?
– А вы как думаете?
– Я вас спросила.
Мейан продолжила мерить шагами кухню – пять шагов туда, пять шагов обратно, в тесном домишке с просевшей крышей, где особо не развернешься.
– Патрик любит своих детей больше всего на свете, и сейчас его жена уехала с ними. Сама Софи руководствуется чем-то другим, я уж не знаю чем. У них там в первую очередь волнуются не о семье, а о самих себе и об удобствах. Патрик же выбрал остаться, потому что не хочет оставлять меня одну. Он предан мне и своему отцу.
– А вы сами давно об этом знаете?
– Не понимаю, зачем вы взялись ворошить старое. Трюггве уже отсидел свой срок.
– Было бы неплохо, если бы вы все же отвечали на мои вопросы.
Мейан осталась стоять. Отвернувшись, она неподвижно смотрела на стену, на которой висела картина с вышитыми анютиными глазками, распространенными в этих краях цветами. Ее волосы были совсем седыми, на тот элегантный манер, который удается сохранить далеко не всем женщинам.
– Он пригласил меня на пикник, – проговорила она наконец. – Это случилось спустя полгода после нашего знакомства, у крепости Акерхус в Осло, откуда видно море. Я уж было поверила, что он собрался сделать мне предложение, он был напряжен и хотел, чтобы все было красиво – вино и прочее. Но вместо этого он объявил, что нам придется расстаться. Он собирался работать на нефтяной платформе в море и все эти долгие недели вне дома… В общем, он решил, что у нас ничего не получится. Еще как получится, возразила я ему, вот увидишь, я буду тебя ждать. Вы даже не представляете, каким шикарным мужчиной он был тогда и в то же время таким по-своему нерешительным.
Мейан обернулась и, наткнувшись на взгляд Эйры, выдержала его и не отвела глаз.
– У нас не было секретов друг от друга. Я примерно представляла, что он за человек.
У всех есть свои секреты, подумала Эйра, в особенности у тех, кто постоянно твердит, что им скрывать нечего.
– Я, конечно, подумала, что я просто ему не подхожу, – продолжила Мейан, – я ведь никогда всерьез не верила, что заполучу себе такого красавца, но он твердил, что дело не во мне. «Так в чем же тогда?» – упорно спрашивала его я, и в конце концов он поведал мне эту историю. Думал, что после такого я оттолкну его и больше не пожелаю иметь с ним никаких дел. Вот как все было, вот почему он хотел сбежать подальше в Северное море.
– Но вы все же его не оттолкнули?
– Я была беременна, – просто ответила Мейан. – Сначала я боялась ему это сказать, думала, что он не захочет иметь детей, но в тот момент я была вынуждена это сделать. «Я не смогу стать ему хорошим отцом», – сказал Трюггве, и я расплакалась, а ведь я не их тех, кто плачет по пустякам. «Нет, сможешь, – твердо сказала я ему, – ты станешь самым замечательным папой на свете». После чего предложила нам пожениться, чтобы он больше не питал сомнений на этот счет.
– И что же он вам рассказал?
– Очевидно, вы и сами все знаете.
– Я читала версию, изложенную в судебном приговоре.
Версия Мейан была несколько иной. Эйра спрашивала себя, было ли это видением Трюггве или жена сама, на свой лад, видоизменила факты, чтобы ей было легче с этим жить.
– Однажды он крайне нехорошо обошелся с одной девушкой, – сказала она, – но в тот момент Трюггве даже в голову не пришло, что он поступает с ней плохо. Он думал, что девушка была согласна, хотя, конечно, он был пьян и ничего не соображал.