Эйра сомневалась, что ей стоит так долго находиться в опасной близости от него. Это будило в ней фантазии, волю которым она давала лишь по вечерам, засыпая в своей постели. Бывало, что она и просыпалась с ними.
– Я обсужу это с ГГ, – сказала она, по-прежнему подумывая о том, что надо бы уже вставать. – Возможно, эксперты по соцсетям из Сундсвалля тоже это обнаружили – честно говоря, не знаю.
– Выходит, факт клеветы налицо?
– Нужно, чтобы Улоф Хагстрём вышел из комы, поднялся с больничной койки и сделал заявление в полицию.
– Черт, – выругался Август.
– Спасибо, – сказала Эйра.
– За что?
– За то, что ты этим занимаешься. Пусть даже это несколько сомнительно, с полицейской точки зрения.
– А что не так?
– Аккаунт твоей девушки?
Она позволила себе лишь совсем крохотную улыбку в ответ на его.
Тем же вечером полицейские обнаружили мусорный мешок. Без одиннадцати минут десять, когда облака на небе начали окрашиваться в розовые тона. Закопанный на глубину десять сантиметров, рядом с несколькими каменными глыбами, чем-то напоминающими детей лесного гнома из сказки Эльзы Бесков.
Плоский камень покоился на круглом камне, почти как шляпа. Оба заросли серым мхом. Рядом резво бегали муравьи, воздух звенел от мошкары.
Черника почти поспела.
– Вы даже не представляете, какой хлам здешний народ закапывает в этих лесах, – произнес парень по имени Юнас, входивший в группу поиска.
Он был одним из двух полицейских-стажеров, которые прибыли сюда из Сундсвалля. Кроме них в прочесывании местности принимала участие еще одна уроженка этих краев, женщина-следователь, с которой Эйра была поверхностно знакома. Также они воспользовались помощью нескольких добровольцев из охраны поселка, которых, однако, сейчас попросили покинуть место.
Полицейским не хотелось, чтобы лишние люди ходили вокруг и затаптывали следы.
Стажер показал на полянку рядом с колеей для мопедов, куда народ сбрасывал все что ни попадя. Ржавые запчасти от сельскохозяйственных машин. Колеса велосипедов. Пара сломанных грабель и цепь от бензопилы, гнутая арматура, старая газонокосилка. Еще там валялись череп косули, целая куча пустых бутылок и дырявый футбольный мяч.
Черный мусорный мешок по-прежнему лежал там, где его нашли. Один из сотрудников осторожно приоткрыл его с помощью ветки, так что стало видно содержимое.
Что-то черное или, скорее, темно-синее, из крепкой ткани. Похоже на одежду. Вроде рабочего комбинезона.
И желтая резиновая перчатка.
– Мы не знаем, есть ли здесь вторая, – сказал стажер, – не рискнули копать вокруг слишком сильно.
– Отличная работа, – похвалила Эйра. Из следователей по расследованию убийств она первая прибыла на место. Боссе Ринг, когда ему позвонили, уже успел откупорить бутылку с вином в своем гостиничном номере, но собирался приехать, как только поймает такси.
– Он был прикрыт хворостом и палой листвой, довольно небрежно, но достаточно, чтобы скрыть следы того, что здесь недавно копали, – объяснил стажер.
Эйра присела на корточки и осторожно потыкала веткой в пластиковый мешок, чтобы расширить входное отверстие.
Рукоять из разных пород деревьев. Повислая береза и дуб, подумала она, со вставками из кожи. Лезвие ножа было слегка погнуто, чтобы было сподручнее снимать шкуру с убитого лося.
Эйра встала.
– Хорошо, – сказала она. – Теперь надо огородить этот участок.
Лес в этом месте был довольно густым. Многие ели выглядели мертвыми, нижние их ветви были сухими и покрыты серым лишайником. Эйра сделала пару шагов в сторону и различила среди деревьев красные бревенчатые стены и окно с белым наличником.
Отсюда до пекарни Нюдаленов было, самое большее, метров двадцать.
– Да ведь все ножи похожи друг на друга.
Мейан Нюдален совершенно спокойно сидела в комнате для допросов. Ее взгляд был прикован к лежащему на столе снимку, распечатанному на принтере.
– Он может кому угодно принадлежать.
– Точно такой же нож мы обнаружили в вашем оружейном шкафу. Марки «Хелле», изготовлен в Хольмедале. Вы одновременно их покупали?
– Как я могу помнить такие вещи? У нас было много охотничьих ножей.
– Вы узнаете это? – спросила Эйра и положила рядом вторую распечатку. Одежда, которую они нашли в лесу.
– Рабочий комбинезон, – сказала Мейан.
– У вашего мужа есть такой?
– Я точно не знаю, такой же или нет, но что-то такое он, конечно, надевает, когда строит, красит или делает еще что-нибудь по хозяйству.
– И где он обычно его хранит?
Мейан почесала затылок.
– Кабы я знала… Может, в сарае?
Комбинезон был самый обычный, такой можно купить в магазине строительных материалов или заказать по интернету. Скорее всего, в лавке скобяных товаров «Железо Нюланда» его тоже можно было приобрести – прямо сейчас один из сотрудников проверял такую возможность. Большого размера. Изрядно поношенный. Пятна краски и, возможно, не только краски.
Эйра выложила на стол снимок резиновой перчатки.
– Все вместе мы обнаружили за пекарней. В восемнадцати метрах от домика. Вы сказали, что в то утро находились там. Видели кого-нибудь в лесу поблизости?
– Ох, у меня было столько дел… А вы хотите сказать, что там кто-то был?
Боссе Ринг наклонился вперед. За все время он не проронил ни слова. Он сам предложил, чтобы допрос вела Эйра. Вроде как женщине легче открыться перед другой женщиной, перестать воспринимать всех в штыки. Эйра сомневалась в его правоте. Она нередко замечала, что у мужчин зачастую наивное представление о женщинах, якобы они сделаны из более мягкого материала.
У Мейан Нюдален не дрожал предательски голос, она не колебалась, когда ее попросили еще раз рассказать, каким именно образом они наводили порядок в доме перед приездом внуков. Когда она говорила, в ее голосе сквозило даже что-то упрекающее, как будто она не верила, что полицейские действительно понимают, как много на самом деле нужно было сделать.
Чем-то Мейан напомнила Эйре женщин, с которыми она выросла, бабушек по отцу и матери и многочисленных тетушек, которые твердой рукой вели хозяйство и чей суровый непререкаемый тон полностью исключал всякую возможность усомниться в правильности их знаний.
Нет, она не видела, чтобы кто-то закапывал что-то в лесу.
– Как думаешь, она врет? – спросил Боссе Ринг, когда они поднимались обратно на верхний этаж полицейского участка. Через окно было видно, как Мейан села в свою машину и задом выехала со стоянки.
– Врет, – отозвалась Эйра, – но, возможно, сама не знает где.
– Это сколько же дерьма может вмещать в себя одна семья? – поразился ГГ, когда узнал, кто именно стоял за травлей Улофа Хагстрёма.
– Поезжай в Стокгольм, – сказал он погодя Эйре. – Пусть малышка Софи знает, что мы знаем. Покажи ей руины дома и – почему бы и нет? – снимок, на котором видно торчащую из-под дерева ступню этого бедолаги, чтобы она зарубила себе на носу, если вздумает в следующий раз делиться своими ничтожными мыслишками в «Фейсбуке». Пусть Софи Нюдален знает, что теперь мы следим за ней, даже если ей придет в голову выложить снимок праздничного ужина. И запиши все на диктофон.
Сам ГГ собирался встретиться с прокурором, чтобы обсудить с ним срок окончания слушания о заключении подозреваемых под стражу. Время для этого уже пришло.
– И еще, – добавил он, – будь с ней полюбезнее. Я хочу знать, что еще за секреты таятся в этой семье, о чем они шепчутся в своих спальнях.
Когда поезд отошел от вокзала в Крамфорсе, Эйра закрыла глаза и позволила себе отключиться. Есть что-то особенное в путешествии по железной дороге, в том, как, находясь на полпути от одного пункта к другому, ты не можешь ни на что повлиять. Ей даже не пришлось мотать себе нервы в переговорах со службой по патронажному обслуживанию престарелых или звонить какой-нибудь соседке. Магнус сразу откликнулся на ее сообщение. Он приглядит за матерью, может, даже переночует там.
Пьянящий аромат свободы.
Эйра ехала в пустом купе, с телефоном, поставленным на беззвучный режим, но ощутила вибрацию от входящего сообщения. ГГ писал, что Трюггве Нюдален арестован.
К северу от Гэвле телефон снова завибрировал. Пришло седьмое сообщение от Софи Нюдален.
«Может, будет лучше, если мы встретимся где-нибудь вне дома?» – писала она.
«Разумеется, – ответила Эйра. – Где вы предлагаете?»
Это был уже третий раз, когда Софи хотела поменять место их встречи. Что указывало на тревогу или нервозность. Возможно, на чувство вины.
Сначала они договорились встретиться у нее дома, в районе с частными домами в пригороде столицы. Потом Софи посчитала, что будет лучше, если они пересекутся в известной кондитерской в центре, ведь тогда Эйре не придется пересаживаться на пригородную электричку, и, кроме того, там подают ужасно вкусные бутерброды с креветками. Теперь же она решила, что будет лучше встретиться в летнем кафе на набережной Норр Мэларстранд, «потому что сейчас такая хорошая погода».
«Хорошо, встретимся там».
В ответ пришло изображение поднятого вверх большого пальца и смайлик, словно они были двумя подругами, которые решили попить кофе на солнышке и поболтать.
Поезд прибыл точно по расписанию в 14.38.
Она почти позабыла, каково это оказаться в людской сутолоке. Хаос из звуков, которые, смешиваясь, разносились эхом под сводами огромного стокгольмского Центрального вокзала, запах пота и свежеиспеченных булочек с корицей, азиатской лапши из ларьков, которые повылезали как грибы после дождя, с тех пор как она была здесь в последний раз.
Эйра пешком дошла до плавучего ресторанчика, расположенного на понтоне. Пока ждала, успела услышать речь как минимум на семи иностранных языках. Спокойное покачивание на волнах, расходящихся от лодок в заливе Риддарфьерден, анонимность места, где многие были проездом и никого не знали. Было время, когда Эйре нравилось жить в большом городе, пусть даже квартирка, которую она снимала, находилась довольно далеко от центра.